- Хм... А если мне нужно уезжать уже сегодня?

Я беззаботно помахала головой:

- Неа.

- Откуда такая уверенность? Если я не собираю вещи, это еще ничего не значит.

- Ты можешь собрать сто миллионов вещей и сложить их в сто миллионов чемоданов, засесть на вокзале с билетом в кулаке и все равно я тебе не поверю! Потому что, - я наклонилась и поцеловала Ее, - потому что ты это я, твое сердце бьется во мне. И сегодня оно не готово меня покинуть... Я это чувствую.

...

Мы бежали по полоске мокрого песка, по самой границе моря и суши. И волны послушно слизывали наши следы, заботливо оберегая нас от охотников с факелами и начиненными серебром ружьями. Мы смеялись. Ветер относил наш смех дальше от берега, кидал его дельфинам, будто яркий глянцевый мячик. Охотники останавливались и, улыбаясь, смотрели, как играют дельфины нашим смехом. А мы бежали дальше. На рубеже моря и суши.

- И все-таки меня нет в твоих ладонях, - остановившись, сказала Она, - нет той любви, о которой ты говоришь.

Она помолчала, задумчиво глядя на воду, потом посмотрела на меня:

- Думаешь, ерунда? Твои руки не любят меня.

- Мои руки любят тебя каждую ночь.

- Я не о том...

Я подняла одну из ракушек, которыми был усеян весь пляж – сухие ребристые пластинки, высушенные солнцем и ветром, маленькие острые лезвия, заточенные самой природой – и с силой вонзила в ладонь. Тогда я была готова на любые безумства. Ради Нее...

- Смотри, - ладонь пересекала ярко-алая линия от большого пальца до мизинца, - смотри, это - ты. Ты – кровь моя. Ты – одна-единственная линия ладоней моих. Видишь, ты перечеркнула все остальные.

Лейла изумленно смотрела на мою руку:

- Ты... Ты безумна...

Любые безумства в нашей жизни оставляют следы видимые или незаметные. Тонкая ниточка шрама на моей ладони навсегда осталась воспоминанием о том безумстве. Шрам, перечеркнувший линии руки... После я никому не давала разглядывать свои ладони. Там был тайный код, шифровка, предназначенная лишь Ей. Линия моей любви. Ни один хиромант не разгадает скрытого смысла ее. Лейла...

Двадцать один день безумного счастья.

Первый – Ее губы на моих губах.

Второй – Ее руки в моих руках.

Третий – Ее бедра на бедрах моих.

Четвертый – Ее глаза на расстоянии поцелуя.

Пятый – Ее дыхание на коже моей.

Шестой – плавные волны голоса Ее.

Седьмой – запах Ее пьянящий.

Восьмой – нежный жар грудей Ее.

Девятый – стаккато Ее сердца под щекой моей.

Десятый – влага Ее на пальцах моих.

Одиннадцатый, двенадцатый, тринадцатый...

Я могу придумать название каждому дню, часу, каждой минуте, проведенной с Ней. Это была Ее эра. Эра Лейлы...

...

А потом появилась Полина – рыхлое безликое существо с рваной челкой и взглядом брошенного щенка. Я еще не знала, но это было знамение начала новой эпохи. И как следствие – конца эры.

- Девушку с глазами дикой серны полюбил угрюмый капитан, - пела Лейла, дразня меня.

Жарким сентябрьским полднем на песке нашего пляжа появились новые следы.

- Знакомьтесь, - сказала Лейла.

Знакомить кого-то с кем-то в словаре живого великорусского языка определяется, как дать случай узнать друг друга по имени и знаться вперед. Не хотела я знаться вперед. И имени ее не надо было мне – Машакатясветарита – бесконечный список подходящих для нее имен. Любое славянское имя смотрелось бы на ней, как влитое.

Она смотрела на Лейлу своим наивным щенячьим взглядом и иногда на меня – как на человека с палкой – подозрительно, но с надеждой, что палка может оказаться для игры, а не для битья. «Зря надеешься», - зло думала я, вздрагивая вместе с нею каждый раз, когда Лейла брала ее за руку.

- Понимаешь, - Лейла взялась оправдывать ее, себя, меня, песок под нашими ногами и небо над головой, когда «девушка с глазами дикой серны» решила искупаться – ее поселили в соседний номер, она здесь совершенно одна, никого не знает, ни с кем не общается. Они познакомились, когда Лейла, забежав в пансионат переодеться, столкнулась с этим печальным созданием в коридоре.

- Меня остановил ее взгляд, ты видела, КАКИЕ у нее глаза? Кофе со сливками. И черточки в них такие золотистые, - Она провела пальцем по песку, видимо изображая одну из золотистых черточек в кофейных глазах.

У Лейлы глаза рысьи – светлые, зеленовато-серые. У меня – абсолютно серые, без золотистых черточек и щенячьей наивности. Цвета северного моря – так определил их мой бой-френд. Но разве дело в глазах?!

...Много позже, скучая в метро, я лениво листала газету и наткнулась на статью, вернувшую меня на какой-то миг в тот жаркий сентябрьский полдень: «...особая роль в общении уделяется первому взгляду. То мгновение, когда партнеры встречаются и приветствуют друг друга, сопровождается первым взглядом глаза в глаза. Наше сознательное восприятие другого человека всегда происходит с помощью непосредственного зрительного контакта. Если ритуальный взгляд не соблюден, человек обычно чувствует себя проигнорированным. Вряд ли он может противодействовать оскорбленному чувству: «Ты меня не принимаешь во внимание...»

Противодействовать оскорбленному чувству не пришлось – Лейла приняла ее во внимание. Приняла во внимание все ее проблемы и обстоятельства. И несуразное, совсем не спортивное тело, и челку ее рваную, и даже ее идиотское «чё?», от которого у меня сводило челюсти, как от зубной боли. Она приняла ее. Запив водой, как таблетку от спазмов. Таблетку от меня...

- Что ты делаешь?! – я пыталась докричаться до Нее. Но здесь необходимо было срочное врачебное вмешательство, противоядие и промывание желудка. Все мои слова воспринимались не как руководство к действию, и даже не как слова, сказанные мной – пустые звуки, фантиками кружившиеся вокруг. Она со смехом ловила их, словно снежинки, и они, словно снежинки, таяли в Ее ладонях. Она стряхивала мелкие серебристые капельки на знойный песок и... все.

Пришел день, когда Она ее поцеловала. Черный день. И название у него не очень-то приятное – среда. Середина. Посреди крайностей. Оглянуться – виден день моей встречи с Ней, вперед всмотреться – океан безвременья, сивый морок, в котором я – одинокий и скучный солдатик, уставший от всего.

Она поцеловала ее. Не зная, что я рядом, не чувствуя вонзившегося в меня кинжала. И ветер – Ее преданный слуга – швырнул мне под ноги последним даром запах Ее...

Она поцеловала ее... Мягко, едва касаясь, словно боясь спугнуть. Не так, как целовала меня – с бешенством и напором, врываясь языком в мой рот, будто победитель в павший город. И несся к царю стольник с сеунчем, что город взят. И праздник был...

Глядя на их поцелуй, я вспомнила Ее полушутливые размышления днем раньше. Я не поняла, а Она попрощалась со мной:

- Она называет меня по имени, понимаешь? А мне нравится! Нет, русалкой, богиней и женщиной на пересечении вселенных быть, несомненно, почетно. И, думаю, любой польстят подобные сравнения. Но, детка, ты придумала сказку и отвела в ней для меня определенную роль, не зависящую от реальности... А ведь реальность есть. И она вокруг нас, она в нас! Вот что ты знаешь обо мне? Ты знаешь, откуда я? Как я жила все эти годы до нашей встречи? Ты закрывала мой рот поцелуями при любой попытке открыть тебе истину. А она знает... Да, она не целует мне руки, не дарит звезды, не посвящает стихи. Она просто рядом. Ближе и понятнее.

- Но ведь я люблю тебя... – по-моему, Она говорила страшные глупости, и я пыталась мягко поправить Ее, - я очень сильно люблю тебя.

Она тряхнула волосами и заговорила уже более серьезным тоном:

- Слишком любишь. Ты горишь сама, и сжигаешь меня. Погибнем...

Она поцеловала ее. Просто решила остаться в живых. Глядела в широко распахнутые кофейные глаза в золотистых черточках и видела там свое отражение. Все правильно.

Той ночью я уехала домой.

Часть 2

- ...метод экстракции фактически является разновидностью метода соотнесения и также предусматривает выделение вклада улучшений из общей цены продажи недвижимости. Однако он применяется обычно для...

О, Господи! Я повернулась к Юсе – новому приятелю, уговорившему меня пойти на курсы какой-то экономической религии.

- Юсь, а Юсь, объясни мне, пожалуйста, что есть экстракция?

Он отмахнулся и с удвоенным вниманием уставился на маленького лысеющего дядечку, размахивающего указкой.

Юся – хороший парень. Таких в пору моей школьной и студенческой юности называли ботаниками. Очки, обязательный галстук не всегда в тон костюму, аккуратная стрижка и чистые ботинки. Юся – не имя, кем-то придуманное детсадовское прозвище, приклеившееся к нему намертво. На все вопросы о происхождении этого загадочного прозвища Юся уклончиво отвечает:

- Так сложилось.

Вообще у него всегда все «так складывается». Так сложилось, когда он не поступил в институт и работал в каком-то магазинчике на подхвате. Так сложилось, когда его женила на себе беспринципная девица с большими амбициями. Так сложилось, когда она же бросила и Юсю и их маленького сына, укатив с каким-то бородатым геологом.

Юся оптимист. И отлично бьет чечетку. Воспитывает мелкого и пишет диссертацию. У него в холодильнике всегда есть банка зеленого горошка, которая спасает в дни прихода незапланированных гостей. Как можно кормить гостей консервированным горошком? Понятия не имею. Но Юся умудряется делать это с такой неподкупной искренностью и какой-то английской элегантностью! В итоге – гости остаются исключительно довольны и обещают непременно заглянуть еще. Заглядывают.

Что мне понравилось в Юсе? Горошек, да. И абсолютная противоположность моему бой-френду. Мой бывший был словарем Брокгауза и Эфрона в кожаном тисненом переплете, Юся – Кафка в нелепой обложке. Он появился маячком в кромешной мгле, окружившей меня. Таскал меня по театрам и выставкам, кормил молочным шоколадом и зеленым горошком, на ходу выдумывал какие-то нелепые истории и ничего не спрашивал.