- Перчатку? Я не вызывал вас на дуэль... Дуэли – удел мужчин, - я старательно играл роль, предписанную мне обществом. Не мог же я, как невротик, забиться в истерике: «Отдай Ее мне!!!». Она пила кофе, а я в очередной раз поразился хрупкости ее рук. С какой легкостью эти тонкие прозрачные руки разбили, казалось бы, нерушимый монолит моей жизни. Нашей жизни...

- Вы говорили о какой-то сделке? – она поставила пустую чашку на блюдце и достала сигареты.

- О сделке? Да... Позвольте, я провожу вас домой. Вы устали.

- Да, конечно. Мой мимолетный галантный кавалер.

... И снова шли мы по пустынным улицам. Мерцали в темноте холодные безучастные воды Невы. Город спал и видел теплые летние сны. Мы шли молча. Она ждала, а я думал. Думал о той женщине, которой зримо не было с нами, но чье присутствие ощущалось так явственно, так реально, что казалось – поверни голову, и вот она – прямая, строгая, невероятно красивая и безумно желанная. Мы миновали темную арку, узкий мощеный дворик и остановились у подъезда.

- Так что о сделке?

- О сделке... Послушайте, - у меня разбегались мысли, - я... Наверно это неправильно...

Она внимательно смотрела на меня. На мои жалкие потуги быть мужчиной. А я чувствовал себя малолетним мальчишкой, у которого хулиганы отобрали воздушного змея и развлекались с ним на вершине зеленого холма. Я не мог ничего сделать... «Ты бессилен. Я люблю ее».

- Давайте поднимемся ко мне. На улице холодно. И закончим, наконец, этот тягостный разговор.

Я послушно зашел за ней в подъезд, поднялся по лестнице. Она открыла дверь в квартиру и пригласила меня войти. Внутри было тепло и пахло чем-то новым. Наверно здесь недавно был ремонт.

Мы прошли в комнату, она показала рукой на диван, сама привычно села в большое кресло-качалку, откинулась на спинку и, чуть покачиваясь, стала смотреть на меня из-под опущенных ресниц. Ну что, монсеньор? – говорил этот взгляд, - вы так и будете молча сидеть, искать и не находить подходящие слова? Зачем вы здесь?

Я разозлился на себя, на ее взгляд, на эту квартиру, которая ждала, всегда ждала вместе с ней мою жену; на напольные часы, безучастно дробящие пространство на минуты... Разозлился и заговорил.

Я говорил долго и жарко. Она молча слушала, не двигаясь, не перебивая меня. Легко и равномерно раскачиваясь в старом кресле. А я словно читал молитву, обращенную ко вселенной, ко всему миру, к женщине, сидевшей передо мной в кресле-качалке. Я видел в ней силу и склонность к роковой любви. В большинстве своем люди не очень-то стремятся прыгать в пропасть. Некоторые рискованно ходят по краю, осторожно поглядывая вниз, но свойственное им чувство самосохранения не дает сделать шаг, один-единственный шаг вперед – в пустоту, в ревущий навстречу ветер, в неизвестность. Остальным ближе блестящие елочные шарики своих стандартных мирков, в которых вся жизнь проста и понятна, словно нарисованная карандашом линия. Она не превратится никогда в ленту Мебиуса, и слава Богу.

- Мы с вами падаем. Поздравляю, - я даже пытался шутить, но она не улыбнулась. – Послушайте, я знаю... Я вижу, что вы любите ее. Более того, я, как это ни печально, знаю, что она любит вас. Я, в общем-то, проиграл. И готов уйти. Да мне больше ничего не остается... Но знайте, я просто отойду в сторону, но никогда не уйду навсегда. Я буду где-то рядом. И буду ждать ошибки. Вашей ошибки. А потом я верну Ее себе. Слышите?! Я верну Ее. Как и субботние вечера. Наши вечера...

Она перестала раскачиваться и, закрыв лицо руками, глухо сказала:

- Господи, как я от вас устала... Как я устала от себя. И от того, что мой мир не нарисованная карандашом линия...

Больше мы не разговаривали. Я стоял у окна и смотрел, как в город вплывает промозглый ноябрьский рассвет. Она, не двигаясь, сидела в кресле.

- Ну вот и все. Утро, – я повернулся. Она спала.

Я накрыл ее большим клетчатым пледом, который нашел в шкафу. Надев пальто, я сунул руку в карман и наткнулся на лежащий там предмет. Забытый презент для хозяйки Субботнего бума... Я развернул яркую бумажную упаковку, встряхнул подарок и несколько секунд смотрел, как осыпаются на белую дорожку лепестки цветущих апельсиновых деревьев, укрывая, словно снегом, алые розы и легко ложась на хрустальную гладь маленького пруда...

Я тихо вернулся в комнату, положил шар на столик около телефона и ушел, неслышно притворив за собой дверь.

...

- Боль и горечь в твоих глазах. Ты любишь Ее?

- Я без Нее не умею жить...

...

Сухопарый мужчина в черном пальто, белом вязаном свитере сидел на скамье в парке и смотрел в небо, нависшее над ним по-осеннему прозрачным флером.

- .... и ушел, неслышно притворив за собой дверь... Вот... Спасибо, что выслушали меня. Наверно мне пора...

Мужчина поднялся, взъерошил волосы и неспешно побрел по поддернутой первым ледком тропинке.

Седой старик долго смотрел ему вслед, улыбаясь каким-то своим мыслям. Затем достал из кармана цветной глянцевый квадратик, пробежал глазами по синей надписи на обороте снимка, перевернул, и ни к кому не обращаясь, а может, говоря со светловолосой женщиной на фото, прошептал:

- Лилит... Рано люди забыли о тебе... Рано... Сколько еще сердец? Сколько душ?

Он положил фотографию на край скамьи и ее тут же унес ветер, бережно прижимая к невидимой груди. Старик сложил перед собой сухие ладони, похожие на два древних пергамента. Сложил письменами внутрь, чтоб никто не смог прочитать их...

А питерский ветер середины ноября неожиданно отчетливо пах морем, знойным песком золотистых пляжей, нагретым камнем и высушенными ребристыми ракушками.

Часть 6

...Если отпить вина из ее бокала,

Вы заболеете ее любовью,

И долго еще целуя женщин,

Вы будете чувствовать

На их губах едва уловимый

Аромат ее дыхания и печали....

Елизавета Величутина

- Не включай свет.

- Но я ничего не вижу...

- А разве нужно что-то видеть? Чувствуй...

- Я хочу видеть тебя. Я так соскучилась.

Она не ответила. Ее пальцы скользнули по моей щеке, я дернулась, как от удара. Она стояла рядом и у меня кружилась голова от Ее запаха. От желания. Она положила руки мне на плечи и... да! ворвалась языком в мой рот, словно победитель в павший город. И несся к царю стольник с сеунчем, что город взят... И праздник был...

... и приятная тяжесть тела Ее...

... и влага на пальцах моих...

... и снова и снова как море...

... и встречные движения бедер Ее...

Я назвала Ее Лейла.

Я отпила из Ее бокала.

Я прыгнула ради Нее в пропасть.

The End.