Татьяна Щербанова aka Пиранья

Ветер середины ноября

Когда бы мыслью плоть была, - тогда

Ничто не стало б на моем пути.

Стремясь к тебе, я мог бы без труда

Любое расстояние пройти.

И что с того, что где-то далеко,

За тридевять земель скитаюсь я, -

Чрез земли и моря к тебе легко

Домчит меня живая мысль моя.

Но я не мысль, и тщетны все труды -

Пространство мне преодолеть невмочь.

Я из земли составлен и воды,

И только время сможет мне помочь.

Смогли стихии низшие мне дать

Лишь тяжесть слез - покорности печать.

Уильям Шекспир

Часть 1

Она закружила меня в своей страсти, словно в каком-то горячем латиноамериканском танце. В бешеном перестуке наших сердец мне слышался треск кастаньет и звон золотых браслетов. Ах, как целовалась она! Как срывала с меня одежду, не обращая внимания на такие мелочи, как пуговицы, крючки и молнии! «Бойтесь своих желаний, ибо они могут осуществиться...» - предупреждая нас, вещал какой-то приморский факир. Мы смеялись.

Я назвала ее Лейла. Неважно, какое имя ей дали при рождении – наверняка ничего оригинального. Машакатясветарита – бесконечный список неподходящих для нее имен. Я назвала ее Лейла. И всякий раз, глядя на нее, перекатывала во рту это сладкое и какое-то восточное слово, напоминающее о персидских сказках и восхитительных с непонятными названиями лакомствах, вот так: лей-ла. Она вышла из пены морской. Уместнее ли было назвать ее Афродитой? Она не богиня. Она совершенна и порочна. В ней царственно выгибал шею лебедь Сен-Санса, и бушевала холодной страстью зима Вивальди. Она любила ветер и ванильное мороженое. Я любила ее.

...

Крым. Море. Горы. Мой загоревший до шоколадности, белобрысый благодаря южному солнцу и абсолютно счастливый бой-френд:

- Говорят, дальше по побережью есть потрясный дикий пляж, страдающий гордым одиночеством! Как ты на это смотришь?

В то время мы были гораздо более мобильны и менее ленивы. Мир был необъятен и интересен, как всё новое. Дикие пляжи, горные ущелья, пещеры со сталактитами и летучими мышами притягивали магнитом. Фрукты, бутылка вина, и мы отправились на поиски «потрясного» пляжа.

...

Она вышла из пены морской. Я назвала ее Лейла.

- Что? – переспросил мой бой-френд, не открывая глаз.

Мы загорали на большом плоском валуне, на самом лучшем пляже в мире. Там я встретила Ее.

- Лейла... – я заворожено наблюдала, как по Ее обнаженному телу стекают капли морской воды – быстро с узких точеных плеч вниз, словно губы хорошего любовника, нежно пробегая ложбинку между грудей, чуть замирают, подрагивая, на животе и дальше-дальше вниз по стройным бедрам, коленям, щиколоткам, чтобы умереть в раскаленном песке под ее ногами...

Можно ли влюбиться с первого взгляда?

Улыбнись она тогда, помани меня жестом, взглядом, я, не раздумывая, пошла бы за ней. Не оглядываясь. Так уходит из леса счастливчик, нашедший цветок папоротника. Прижимая его к груди и зная, что все тайны мира теперь в его руках. Главное не оглянуться.

Она не улыбнулась, не поманила. Я оглянулась. Папоротник выпал из рук, превратился в пыль. Лейла оделась и ушла, оставив после себя ветер, который развеял папоротниковую пыль.

- Так что ты говорила? – мой друг наконец-то открыл глаза и уставился на море, - красотища-то, какая!!!

...

Странное состояние – ощущение ущербности собственного сердца – вот оно было целым, ровно стучало, исправно исполняло возложенные на него обязанности. Билось. И в какой-то момент ему дали любовь. Боль, страх и тоску в нагрузку. В попытке справиться со свалившимися невесть откуда проблемами, сердце вдруг срывается с обычного ритма и переходит на бешеный галоп, который также вдруг сменяется апатичным постукиванием и тихим поскуливанием. Аритмия. Бессонница. Кофе ночью. Изможденный вид и лихорадочный блеск в глазах.

- Что с тобой?

- Это избыток солнца, милый.

- Давай уедем. Сегодня. Завтра.

- Дай мне еще неделю.

Дай мне еще неделю. Мне нужно найти Ее. Мне нужно сказать Ей, что я люблю Ее, мне нужно прошептать Ей это на ухо, прокричать в лицо. Меня душат эти слова, они не дают мне спокойно жить, они ищут выхода, они согласны оставить меня в покое только при условии непременного воспроизведения их при Ней. Нет, не так. Они должны быть сказаны мной для Нее. И если они и вернутся, то, только отразившись от Нее, возвращенные мне Ее голосом. Они вернутся и будут уже не камнями, не могильными плитами, не удавками. Они оживут. Дай мне еще неделю.

...

Пятница. Последний день нашего затянувшегося отпуска. Мартини в уютном баре. Тихая музыка. Золотая рыбка в настенном аквариуме. Рыбка, исполни мое желание. Всего одно маленькое желание. Всего одно очень большое и уже неподвластное мне желание. Исполни мою страсть. Верни мне возможность дышать. Смотреть на мир не сквозь призму постоянной тоски. Она преломляет действительность. Рыбка не золотая – подделка с местами облетевшей позолотой. Что ты можешь, неудавшаяся золотая рыбка? Разве в твоей власти исполнить единственное мое желание?

- Хватит гипнотизировать рыбу.

- Я хочу стать русалкой.

- Чтобы топить корабли?

Чтобы топить корабли... Мой корабль получил пробоину и идет ко дну. Матросы мечутся по палубе, капитан задумчиво курит трубку. А что еще делать ему – капитану, корабль которого получил пробоину и идет ко дну? Радисты кричат SOS. На море шторм. Если рыбка не может исполнить мое желание, я исполняю желание ее. Наверняка ей надоело торчать в мутном настенном аквариуме и разглядывать посетителей, пьющих, танцующих, болтающих о каких-то всем известных истинах. Сейчас она разглядывает меня. Одним глазом. И открывает рот. Она загадывает свое желание. Я понимаю – она мечтает о море. И может быть хочет стать русалкой. Чтобы топить корабли.

Я зову официанта и покупаю рыбку.

- Пойдем!

- Куда?

- На море. Нужно выпустить рыбку.

- Ты с ума сошла! Там же шторм. Да и рыба погибнет, она декоративная.

Что ты знаешь, милый мой, о мечтах этой рыбки? Ей нужно море. Пусть она погибнет из-за собственной декоративности, но желание ее исполнится. И, может быть, тогда исполнится мое собственное. Исполни мою страсть.

На море шторм. Ветер рвет одежду и уносит слова. Ветер уносит слова! Я люблю тебя! Избавь меня от этих слов. Унеси их. Я дарю слова ветру и свободу рыбке. Никто ни от чего не отказывается. Дар принят. Мой шоколадно-белобрысый мальчик боится подойти к воде. Что-то кричит мне. Но ветер равнодушен к смыслу слов, он уносит и эти. Вперемешку с солеными каплями, листьями и песком.

...

Утром у меня жар. Мы никуда не едем. Ты бесишься, тебе на работу и вообще надоело это солнце, море и мои причуды. Я предлагаю оставить меня здесь на попечении квартирной хозяйки. Мне нужно поправиться, я не могу ехать в таком состоянии. А тебе надо. Ты всегда был поклонником логики. С рождения. А, может, с самого зачатия твоя жизнь была неразрывна с логикой. В ее железных объятиях ты довольно быстро соглашаешься с моими доводами.

- Ну, ты же понимаешь. У меня проект.

- Да-да, конечно. Я буду звонить. Счастливо защититься.

- Милая, я люблю тебя.

Ну, зачем? Зачем ты это сделал? Зачем ты вернул обратно слова, отданные ветру? Они предназначались ей. Он не донес их. Он вложил их в твои уста. Я закрываю глаза. У меня жар.

Квартирная хозяйка – милая женщина. Она любит рассказывать мне про свою молодость. Ей нравится поить меня чаем с малиновым вареньем, поправлять одеяло и проверять мой лоб на наличие повышенной температуры. Ей нравится ухаживать. И рассказывать про свою молодость. Она никогда не была русалкой. Для этого у нее слишком конкретный взгляд на мир. В нем нет полутонов. Нет русалок. Нет Лейлы. Она так и сказала:

- Лейлы нет.

У меня жар и я со всем соглашаюсь. Нет, так нет. Сон, так сон. Лейла, они называют тебя сном. Они называют сном русалку, которая утопила мой корабль. А я не могу противостоять им. Но я слышу твою песню. Ее принес оставленный тобой ветер. Он нашел меня, слышишь? Я улыбаюсь. Мой корабль тонет, а я курю трубку и улыбаюсь. У меня жар.

...

- Кушайте, деточка, вам силы восстанавливать надо, - квартирная хозяйка принесла огромное блюдо черешни. Из-под горы ярко-алых ягод выглядывал соблазнительно-спелый бок крымского персика. У меня наконец-то появился аппетит. Зверский. Хозяйка, улыбаясь, смотрела на исчезающую черешню и на мои пальцы, тщательно выискивающие среди яркого изобилия самые крупные и спелые ягоды. Нервный взмах левой рукой – я повернула голову:

- Что-то случилось?

Хозяйка отвела взгляд и, обращаясь не то к стоящей в углу кадке с фикусом, не то к моему рюкзаку, мирно валяющемуся под этим самым фикусом, сказала:

- Договаривались на месяц, новые жильцы скоро заезжают. Извините, но...

Я выудила освобожденный из черешневого плена персик:

- Не волнуйтесь, я завтра уезжаю.

Хозяйка настороженно поинтересовалась:

- А как же Лейла?

Я удивилась:

- Лейла?

Нет, я не отказалась от тебя. Не забыла. Жар, испепелявший меня целую неделю, не выжег твой образ из сердца моего. Лейла. Мой организм, следуя извечному закону самосохранения, уничтожая терроризирующие его микробы и бактерии, в попытке исцеления попытался избавиться от самой глобальной болезни. Рацио, делающее мою жизнь устаканенной, раскидывающее все по полкам и ящичкам, не справилось с твоим присутствием и определило его, как «неустановленное оружие душевного поражения». Оно прицельно расстреливало тебя словами моего бой-френда: «Ты с ума сошла! Влюбиться в женщину – это нечто»; причитаниями квартирной хозяйки: «Деточка, у тебя жар! Лейлы нет...»; беспокойно бьющимися в окно ветками вишни: «Откажись от нее, откажись...» и врывающимся в открытую форточку немым легким морским бризом. Я не отказалась. Разве можно отказаться от себя самой? Стереть, словно ластиком, информационно-контактную карту своей души. Выкинуть из бесконечной ленты кодов зашифрованное имя твое. Лейла. Забыть тебя, предать себя. Предать собственное сердце. Я не герой и не предатель. Я – плюшево-колючий циник. Словно кактус с мягкими иголками. Я не отказалась от тебя, Лейла. Помнишь, Песнь Песней Соломоновых: большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее... Мед и молоко под языком твоим, Суламита моя...