ГЛАВА 53

Роза открыла глаза и при свете светильника посмотрела на часы. Был уже двенадцатый час ночи. Она отправила Томасу в свою комнату, убедив ее, что ей ничего не нужно. Физически Роза чувствовала себя сильнее, чем несколько дней назад. Доктор говорил, что ей можно уже потихоньку вставать. Но Роза постоянно ощущала на сердце какую-то гнетущую тяжесть, которая, казалось, пригибала ее к земле и не давала распрямиться. Днем и ночью, во сне и наяву образы и картины из прошлой и настоящей жизни сменяли друг друга перед мысленным взором Розы. И хотя в жизни ее было много светлых дней, они почему-то не вспоминались, а вместо этого каждая ошибка, своя или чужая, каждая обида и боль увеличивались многократно и заполняли собой все пространство. Из этого черного облака не найти было выхода.

Временами Роза старалась взять себя в руки и разговаривать разумно с Лаурой, Лус или Томасой. Лаура сообщала ей некоторые городские новости. Оказалась, что та непреодолимая стена враждебности, которая так потрясла Розу на балу, охватывала только очень небольшую часть Розиных знакомых. Аселия просила передать, что они делают все возможное, чтобы работа в цветочном салоне шла, как обычно, и просила Розу не волноваться. Многие знакомые прислали письма и цветы. Эрнандо звонил каждый день, и в последний раз Роза даже поговорила с ним по телефону. Через общих знакомых стало известно, что Эрнандо приказал своей секретарше не соединять его с Каролиной и отказался принять ее, когда она явилась к нему в фирму. Наконец, сегодня Лаура принесла Розе колье, подаренное Паулеттой, которое она считала безвозвратно для себя потерянным. Роза была ошеломлена и еще не знала, как отнестись к такому поступку Феликса, но Лаура ее успокоила.

— Не тревожь себя понапрасну. Колье твое и должно принадлежать тебе. А если тебя так беспокоит финансовый вопрос, ты можешь, когда поправишься, написать Феликсу расписку и выплачивать ему стоимость колье в рассрочку.

Роза согласилась, что этот вопрос придется отложить до ее выздоровления.

Но несмотря на эти проявления доброты, Розу страшило будущее. Ей казалось, что она уже не сможет вернуться к прежней жизни и делать вид, что ничего не случилось. А главное, все равно придется решать вопрос с Рикардо. При мысли о муже последние силы покидали ее, и ей казалось, что она находится в тупике, из которого нет выхода.

Ночь была темная и безлунная, через раскрытое окно Роза ощущала влажный ветерок, доносившийся из сада. Внезапно ей послышались в коридоре голоса. Неужели это Лус не спит так поздно? А с кем она разговаривает? С Томасой? Но Томаса, кажется, отправилась спать. Нет, это явно детский смех, а потом шепот. Но не может же Лус разговаривать сама с собой? Знакомые шаги остановились у двери Розы.

— Лус, это ты? — позвала Роза тихим голосом. Поскольку ответа не было, Роза попыталась позвать погромче: — Лус, зайди сюда.

— Мамочка, тебе что-нибудь нужно? — отозвалась Лус и вошла в комнату. И сразу за ней вторая Лус вошла и подбежала к кровати и сказала: «Мамочка, милая, как ты себя чувствуешь?»

«Я больна, и у меня двоится в глазах, — подумала Роза. — Ведь не могут в комнате находиться сразу две Лус, которые обе держат меня за руки и говорят «мамочка». Не может быть сразу двух одинаковых Лус. Если только…» Роза закрыла глаза. Потом открыла. Две одинаковых девочки слегка встревоженно смотрели на нее. Роза широко открыла глаза и прошептала: «Лус! Дульсе! Дульсе и Лус. Лус и Дульсе».

— Мамочка! — закричали в полный голос одинаковые девочки и бросились к ней с двух сторон. Хорошо, что их не видел доктор Родригес, прописавший Розе щадящий режим. Нет, Роза, конечно, заплакала, после чего заплакали две одинаковые девочки. Надо сказать, что Роза довольно быстро различила, кто из них Лус, а кто Дульсе. Но поскольку с одной она жила всю жизнь, а со второй последние несколько недель, но очень важных в их жизни, обе они оказались для Розы совершенно родными, и она не могла обойтись ни без одной из них.

— Девочки мои родные, — сказала Роза голосом, уже совсем похожим на голос прежней Розы. — Как хорошо, что вы со мной.

— Мамочка, я так без тебя скучала, — сказала девочка, которую звали Лус и которая сегодня вечером приехала из Мехико.

— Мамочка, а я всю жизнь без тебя скучала! — отозвалась вторая девочка. — А теперь я скучаю без нашего папы…

— Да, между прочим, папа оказался очень хороший, — перебила Лус, и тут Роза вспомнила, что, кроме этих двух замечательных девочек, есть еще и папа. К этой мысли ей надо было привыкать заново.

Лус и Дульсе так обрадовались, что мама перестала плакать, заулыбалась, потом встала с постели и обняла их, что они начали наперебой рассказывать ей свои приключения. Поскольку приключений было много, а высказаться хотелось им обеим, они стали перекрикивать друг друга и очень скоро разбудили Томасу, которая в панике прибежала на шум. Тут Лус и Дульсе обе поняли, как славно иметь сестру, потому что, если бы Лус (или Дульсе) была одна, Томаса устроила бы ей строжайший нагоняй за шум у постели больной матери. А поскольку их оказалось двое, на Томасу это произвело такое сильное впечатление, что вместо нагоняя все закончилось пиршеством на кухне в два часа ночи, где старшие женщины пили кофе, а Лус, голодная после автобусного путешествия, и Дульсе, которая вечером съела нормальный ужин, активно поглощали виноград, бананы, йогурт, соленые орешки, воздушную кукурузу, шоколадки, кексы и некоторые другие вкусные вещи, которые они выудили из холодильника. При этом у Розы Дюруа, по мужу Линарес, был такой вид, как будто она никогда в жизни не болела.


Каролина сидела в своем недавно отделанном будуаре в новом доме и проклинала жизнь. Так блистательно затеянная интрига вопреки ее ожиданиям обернулась полным провалом. Каролине даже сейчас трудно было понять, в чем она просчиталась. Ей казалось, что, устроив скандал на балу, она навсегда пригвоздила соперницу к позорному столбу. Поначалу эффект был именно такой, какого она желала. Когда Роза стояла бледная под шквалом разоблачений, а Эрнандо и Феликс в шоке отступили от нее, Каролина почувствовала себя триумфатором. Она с досадой подумала, что, не упади Роза в обморок, все прошло бы по ее плану. Но даже когда Розу отправили в больницу, Каролина надеялась, что желанный для нее результат будет достигнут. К своему разочарованию, она увидела, что Эрнандо практически сразу же стал прощаться с хозяевами, чтобы ехать в больницу. Как он мог поступать так, зная из уст самой Розы, что она замужем, Каролина не могла понять. Ее несколько утешило то, что Феликс Наварро остался на балу и даже некоторое время развлекал Каролину танцами и беседой. Но это знакомство не продолжилось, и с тех пор она не имела никаких известий от Феликса.

На следующий день после бала Каролина позвонила Эрнандо, но не смогла его застать. Постепенно стали выясняться факты, которые очень не понравились Каролине.

Она узнала, что Эрнандо каждый день заходит в дом Розы справиться о ее здоровье и постоянно звонит ей. При этом Эрнандо намеренно избегал Каролину, и, когда наконец она проникла в его кабинет, Эрнандо заявил ей, что между ними все кончено.

Услышав такое, Каролина побелела от злости. Она отправилась к своей подруге Консепсьон пожаловаться на жизнь. Консепсьон пребывала тоже в мрачном настроении. Она сказала, что со дня бала ее муж Хасинто ходит недовольный и свирепый и с ней почти не разговаривает. Все же через него и других общих знакомых Консепсьон получала некоторую информацию о том, как развивалась история Розы.

— Ты представляешь, милочка, что устроил этот Феликс? Поднял всю полицию на ноги, у него там какой-то знакомый есть, и они отловили этого шантажиста. Он, говорят, отмечая успешный шантаж, пустился в загул и проводил время в ресторанах и барах со своим дружком, тоже уголовником. Тут их и сцапали. И ты знаешь что?

— Что? — спросила Каролина.

— Этот Феликс так устроил, что твои фотографии, где Роза с шантажистом, послужили главной уликой для обвинения. Ну этот парень и раскололся. Признался в шантаже, назвал сообщников, ну и так далее.

— Да, — вздохнула Каролина. — Чувствовала я, что этому Феликсу нельзя доверять.

— Вот именно. Я это поняла еще после той истории с колье. Ведь он нас тогда подслушал и перешел нам дорогу.

— О боже, ну и тип.

— Одно хорошо, — сказала Консепсьон, — что мой Хасинто его наконец раскусил и больше в наш дом не зовет. Я его как-то спросила, а он говорит: «Я считал Наварро солидным бизнесменом, а он просто бабник. Заводит тут шашни с нашими бабами и даже по ресторанам с ними таскается».

— Забавно от Хасинто такое слышать, — сказала Каролина. — А сам он разве не бабник?

— Все они одинаковы, — согласилась донья Консепсьон. — Я другое тебе сказать хотела. Эрнандо Тампа через знакомых в Мехико выяснил: действительно в столице живет ее муж, Рикардо Линарес.

— Вот как? Небось Эрнандо теперь страдает?

— Вполне возможно. И еще выяснилось. Оказывается, вторая дочка Розы жива. Она все это время жила с отцом, а сейчас приехала к матери.

— Ты смотри, — ахнула Каролина. — Так говоришь, мужа зовут Рикардо Линарес? И что он столько лет не женился?

— Тут как-то непонятно, но Аселия из цветочного салона говорила моей заказчице, что вроде бы он все это время жил с дочерью и сестрой.

— Ну, не может быть, чтобы у нормального мужчины не было каких-то шашней. И что, эта Дюруа собирается теперь с ним счастливо соединиться?

— Этого как раз никто не знает.

— А знаешь, не мешает собрать сведения об этом Линаресе, — задумчиво произнесла Каролина, чей деятельный ум инстинктивно замышлял новую интригу. — Я найду, через кого узнать, чем он там и с кем занимается.