— Простите меня. Я искал вас, чтобы поговорить, и донья Томаса сказала мне, что вы в саду. Вы, наверно, хотели отдохнуть, а я вас потревожил?

— Нет, ничего. Садитесь, пожалуйста, — сказала Лаура, указывая на второй шезлонг. — Вам, наверно, хочется выпить чего-нибудь холодного?

— Нет-нет, не беспокойтесь. Я пришел, во-первых, узнать о самочувствии Розы. Мне объяснили, что она пока никого не принимает. А во-вторых, я очень прошу передать ей, что я глубоко сожалею и раскаиваюсь в том, что своим поведением в тот день оскорбил ее, и приношу ей мои величайшие извинения.

— Все это хорошо, извинения я передам, — сказала Лаура. — Но этого недостаточно, чтобы исправить зло, нанесенное Розе.

— Я это хорошо понимаю. Я вижу теперь, что против госпожи Дюруа был сплетен искусный заговор. Я положу все силы на то, чтобы разоблачить этот заговор, но мне нужна ваша помощь. Дело в том, что я тоже видел Розу с человеком, который изображен на фотографии. Мне он сразу показался подозрительным. Я полагаю, что он шантажировал Розу. Вы можете довериться мне, ведь Роза сама призналась, что у нее есть муж, который живет в Мехико. Я полагаю, шантаж был связан с этим?

— Да, ее шантажировали, хотя она не сделала ничего плохого. Наоборот, она была оскорблена мужем и решила с ним расстаться. Она просто опасалась, что у нее могут забрать ребенка.

— Я знаю еще одно обстоятельство, связанное с шантажом. Посмотрите. — С этими словами Феликс достал из кармана футляр и открыл его.

— Колье Розы! — ахнула Лаура.

— Да, это именно оно. Я выкупил его у ювелира, чтобы вернуть законной владелице. Прошу вас передать ей это колье и объяснить, почему я так поступил.

— Это очень благородный жест с вашей стороны, сеньор Наварро, но я сомневаюсь, что Роза согласится принять его.

— Именно потому я оставляю колье у вас и надеюсь на вашу помощь. Вы знаете, Лаура, я долго вспоминал те слова, которые вы сказали мне тогда на балу, и мне было стыдно. Вы, хрупкая женщина, не побоялись защитить свою подругу, невзирая на эту расфуфыренную толпу филантропов, а я, мужчина, заколебался. Наверно, в тот момент меня ослепляло чувство ревности. Потому что, скажу вам правду, для меня Роза… — и он замолчал.

— Я все понимаю, Феликс. Роза доверилась мне только несколько дней назад, до того я сама не знала о ее муже. Но мне кажется, что Роза очень его любила. И, разумеется, она не сможет быть спокойна, пока не разберется в своих чувствах и не завершит счеты с прошлым.

— Спасибо вам за ваше понимание и сочувствие, — тихо сказал Феликс. — Это для меня сейчас очень важно.

— Я рада вам помочь, — ответила Лаура. — К сожалению, я тоже знаю, что такое разбитые надежды, и мне тоже приходилось прибегать за поддержкой к дружескому участию. Так что, если вам понадобится излить душу, я в вашем распоряжении, — несколько шутливым тоном закончила Лаура.

Некоторое время они молчали, глядя друг на друга, оба углубленные в свои мысли. Наконец Феликс встал.

— Большое вам спасибо за то, что вы меня выслушали. Я буду держать вас в курсе дела, если мне удастся что-нибудь узнать о шантажисте. А вы мне сообщайте, как дела у Розы.

Он поклонился, а потом поднес руку Лауры к губам и поцеловал ее. Это был привычный для него жест, но на этот раз в нем сквозила дружеская признательность и какая-то робкая нежность. Лаура почувствовала, что у нее на душе стало теплее, и уже не так хотелось плакать.

ГЛАВА 52

Эрлинда понемногу начала успокаиваться. Рохелио поправлялся, и они с Тино ежедневно навещали его. Жаль, конечно, денег, которые она по легковерности своими же руками отдала вымогателям, но Рикардо обещал помочь заплатить первый взнос в лицей. Все приходило в норму.

Она кормила сына, когда раздался звонок в дверь. Эрлинда поспешила в прихожую.

— Кто там? — спросила она. Теперь она всего боялась и никогда не открывала дверь, предварительно не спросив, кто и зачем пришел.

— Эрлинда, это я, — услышала она вдруг так хорошо знакомый и так давно не слышанный голос.

— Густаво! — воскликнула Эрлинда, открыв дверь и бросившись к брату. — Густаво, ты вернулся!

Эрлинда уткнулась носом в широкую грудь младшего брата. Трудно было поверить, что эта хрупкая женщина когда-то воспитывала, ругала, даже шлепала этого сильного, большого человека. Тино с изумлением смотрел, как его маму обнимает какой-то бородатый мужчина.

— Тино, это же твой родной дядя. Он вернулся! — воскликнула Эрлинда.

— Откуда? — спросил мальчик.

— Из дальних странствий! — приветливо ответил Густаво и, протянув малышу руку, сказал: — Ну, будем знакомы, племянник! Я младший брат твоей мамочки.

Эрлинда, смотря на них, не знала, смеяться ей или плакать.

Вечером, когда малыш Тино уже лежал в постели, Эрлинда и Густаво сели в кресла в гостиной, и Эрлинда стала рассказывать брату о своих злоключениях. Брат слушал ее, стиснув зубы, но не прерывал. Когда она закончила свой рассказ, он воскликнул:

— Мерзавец!

— Тише, разбудишь Тино, — предупредила Эрлинда.

— Мерзавец, — повторил Густаво шепотом. — Я говорю о Ченте. Когда он выходил, я попросил его передать весточку сестре. Никак не думал, что он воспользуется моим письмом тебе во вред, Линда. Если бы я считал это возможным, я никогда бы этого не сделал.

— Слава Богу, теперь все позади, — вздохнула Эрлинда. — Ведь этот Ченте убит. Он получил по заслугам.

— Все равно я этого так не оставлю, — ответил Густаво. — Он был не один. Ты ведь встречалась и с другим мерзавцем из его банды. И кто-то писал письмо. Я найду этих людей. Но, — он помедлил, — во вторую очередь. На первом месте в моем списке значится другой человек.

— Тот, который… — прошептала Эрлинда.

— Да. Тот, из-за которого я провел все эти годы в тюрьме. Смерть — слишком легкое наказание за то, что он сделал со мной, за потерянное время, за исковерканную жизнь.


Милашка постепенно приходила в себя после убийства Ченте. Для нее это было большим потрясением, хотя Ченте она уже успела разлюбить. В последние дни он стал казаться ей грубым, эгоистичным, высматривающим везде исключительно собственную выгоду. Но его смерть была для Милашки большой утратой, ведь, кроме Ченте, у нее в жизни никого не было. Да, она собиралась выйти замуж за Рикардо Линареса и даже подумывала о том, чтобы выйти замуж всерьез, но это было не то. Ведь Рикардо, по мнению Милашки, любил не ее, а идеальный образ бедной девушки, которой он помог подняться на ноги, — этот образ она сама помогла ему создать и поддерживала потом, и потому она не могла ответить на его чувство — ведь и он любил не ее. Милашка была уверена, что, если бы Рикардо понял, какова она на самом деле, подробнее узнал о ее прошлом и настоящем, например, если бы до него дошло, что это она собственноручно подделала письмо Густаво Гуатьереса, он бы отвернулся от нее, в этом Милашка не сомневалась.

А Ченте по-своему, безусловно, любил ее, и любил такой, какая она есть. Теперь его не было, ее жизнь опустела, но на смену любви пришло новое чувство — жажда мести. Милашка была в курсе большинства дел Пиявки и поэтому догадалась, какое именно дело могло стать для него роковым.

Федерико Саморра — вот кто направил руку наемного убийцы, в этом Милашка была уверена. Он же, по-видимому, убрал и помощника с секретаршей — слишком уж большим было совпадение. И Милашка решила отомстить. Как, когда, где именно — на эти вопросы она еще не придумала ответов, но одно знала точно — она отомстит этому человеку. Она была уверена, месть не за горами.

И вот в один прекрасный день в ее дверь позвонили. На пороге стоял незнакомый молодой человек с бородой. Что-то в его облике подсказало ей, что он совсем недавно вышел из тюрьмы. Его лицо было суровым, но не озлобленным.

— Исабель Торрес? — спросил незнакомец.

— Да, — спокойно ответила Милашка, которая почему-то не испугалась. — Это я. Чем могу служить?

— Я Густаво Гуатьерес, — ответил незнакомец. — Вам что-нибудь говорит мое имя?

— А… — невесело улыбнулась Милашка, — «несчастный кролик»… Ты уже успокоил свою «лисичку»?

— Значит, я не ошибся, — сказал Густаво, скрестив руки на груди. — Это вы подделали мое письмо.

— Проходи, — Милашка жестом пригласила его войти, — нам есть о чем поговорить.

Милашка была рада приходу Густаво. Теперь, разглядывая его сильные руки, решительное лицо, она думала, что его появления она и ждала с того самого дня, когда был убит Ченте. Ибо этот человек тоже горел жаждой отмщения. И также поклялся отомстить ему — Федерико Саморре.

Они долго сидели за столом, медленно потягивая текилу. Милашка честно рассказала Густаво все, что знала. О том, как вернулся из тюрьмы Ченте, которому она на самом деле была многим обязана. Он попросил ее о сущей безделице — переписать похожим почерком письмо какого-то Густаво, обращенное к неизвестной Линде. Она сделала это не задумываясь. И только потом, столкнувшись с человеком, которого звали Федерико Саморра, вспомнила, что это имя ей знакомо — его упоминал в своем письме Густаво. Она обратила внимание Ченте на это интересное совпадение, и тот решил, как он обычно выражался, «пощипать» Саморру.

— Это было неумное решение, — заметил Густаво, — Саморра очень опасный человек, и с ним такие шутки не проходят.

— В этом Ченте убедился, увы, ценой собственной жизни, — сказала Милашка. — Но каким бы он ни был, живым ему не быть. Я дала себе слово. И думаю, — она посмотрела Густаво прямо в глаза, — ты поможешь мне в этом.

— Я пришел не помогать, а осуществлять месть, — сказал Густаво. — Если хочешь, мы можем действовать вместе.

— А ты хороший парень, — вдруг улыбнулась Милашка. — Я всегда мечтала о таком — решительном, бесстрашном, справедливом. Жаль, что ты встретился мне слишком поздно.