— Ну и что? — недоуменно спросил Чава. — Кто такой этот Пиявка? Ты его знаешь, что ли?

— Это же и есть мой шеф, который эту дамочку нам поручил прикончить. Понимаешь?

— Ну и ну, — присвистнул Чава. — Вот бы мы с тобой влипли. Ведь если шефа твоего нет в живых, то и оплаты за работу тоже не будет.

— То-то и оно, — глубокомысленно произнес Херувим, намеренно не вдаваясь в детали своих финансовых взаиморасчетов с шефом.

— Ну что ж, нет оплаты, не будет и работы, — заключил Чава. — Нашей дамочке, считай, повезло. Теперь от Всевышнего зависит, оклемается она или нет. Ну ты молодец, Херувимчик, вовремя газетку разглядел. Уж если рисковать своей шкурой, так знать, за что.

— Такое дело надо как следует отпраздновать! — радостно воскликнул Херувим, который уже успел подсчитать в уме, какие барыши ему принесла смерть Пиявки, не говоря об избавлении от многих хлопот. — Пошли, Чава, сегодня я угощаю.


Доктор Родригес, который только что вышел из Розиной комнаты, тихо разговаривал с Лаурой и Томасой.

— Прошу вас, не терзайте так себя, — обратился он к Томасе. — Сеньора Дюруа сегодня уже выглядит лучше. Постепенно время возьмет свое, и ее нервная система справится с последствиями перенесенного стресса.

— Скажите, доктор Родригес, может быть, можно еще что-то для нее сделать. Может быть, нужны какие-нибудь лекарства.

— Вы понимаете, сеньорита Каналес, — ответил врач, — проблема здесь не столько медицинская, сколько психологическая. Наверняка вы слышали, что у больного должна быть воля к выздоровлению. Без этого никакие лекарства не могут дать полного эффекта. А у Розы сейчас воля подавлена. Наверно, вы, как близкая подруга, лучше меня знаете причины этого.

— Мне кажется, знаю, — сказала Лаура. — Роза рассказывала мне, что десять лет назад она перенесла очень большую моральную травму, связанную с семейной жизнью, и именно тогда потеряла дочь. Она тогда сумела справиться со своим горем, приехала сюда и устроила свою жизнь заново. И вот теперь…

— Да, — подтвердил доктор. — Теперь ей кажется, что ее привычный образ жизни, который она создавала в течение стольких лет, рухнул. И это для ее души слишком большое напряжение.

Никто из взрослых не заметил, что во время этого разговора Дульсе притаилась в соседней комнате за полуоткрытой дверью и слушала, что говорит врач. То, что она услышала, вконец расстроило ее.

Дульсе толком не знала, что произошло на этом злосчастном балу, к которому все так долго готовились. Поздно ночью, когда Дульсе уже давно спала, позвонила тетя Лаура и сообщила, что мама в больнице. Правда, на следующий день ее привезли домой, но с тех пор она практически не вставала и все время проводила в своей комнате. Дульсе пыталась выспросить у тети Лауры, что случилось, но та ограничилась загадочным сообщением: «Нехорошие люди сильно обидели твою маму» и строго-настрого запретила задавать какие-либо вопросы самой Розе.

Когда Дульсе приходила к маме в комнату, Роза улыбалась и тихим голосом спрашивала ее про успехи в школе и про то, не начала ли она петь. Дульсе на всякий случай говорила, что ей кажется, что она сможет петь уже совсем скоро. Дульсе с готовностью кидалась выполнять любое поручение Лауры или Томасы, когда нужно было что-нибудь принести или помочь. Ей очень хотелось рассказать маме про сестру, но после строгих наставлений Лауры она боялась еще больше огорчить маму и тем самым сделать ей хуже. Томаса, когда не занята была по хозяйству, ходила в церковь и ставила свечки Пресвятой Деве Гвадалупе, чтобы Роза поскорее поправилась.

Но теперь, услышав разговор Лауры с доктором, Дульсе вконец расстроилась. Получается, что с мамой случилось что-то плохое, какие-то злые люди ее обидели, а ее любимая дочка Лус далеко отсюда, да вдобавок мама считает, что ее второй дочери нет в живых. Этого Дульсе не могла выдержать. Она почувствовала, что одной ей не справиться, и, дождавшись, когда в комнате никого не было, начала звонить сестре.

ГЛАВА 50

Раньше, когда Рикардо мечтал о том, как получит повышение, открывающее ему путь на самый верх в руководство компании, он совершенно иначе представлял себе этот день. Он думал, что будет всепоглощающая радость, что все вокруг будут поздравлять его, а он устроит в агентстве после работы банкет и купит своим женщинам подарки.

Каким же печальным оказался этот день в реальности! Как можно думать о банкете, когда накануне ночью убито два сотрудника агентства! О каком празднике дома может идти речь, когда Рохелио лежит в больнице, все еще находясь на волосок от смерти. И с Исабель что-то стряслось. Рикардо несколько раз пытался позвонить ей по телефону, но ее номер упорно молчал.

Во время перерыва он отправился в полицию. Он твердо решил найти убийцу, покушавшегося на жизнь его брата. Когда он подал комиссару Хименесу письмо, которое взял у Эрлинды, полицейский только с сомнением покачал головой. Это письмо могло быть и очень искусной подделкой.

— Но откуда преступники могли знать детские прозвища Эрлинды и ее брата? — сказал Рикардо.

— Люди, которые сидят в одной камере, подчас знают друг о друге куда больше, чем сотрудники одного учреждения, — ответил комиссар. — А подделка это или нет, мы выясним без труда. Направим это письмо на экспертизу. Что же касается того, мог ли быть замешан в этом деле Густаво Гуатьерес, мы узнаем через пару часов, запросив тюрьму, где он отбывает наказание. Зайдите в конце дня.

Вернувшись в агентство, Рикардо едва находил себе место от беспокойства. К нему приходили коллеги, поздравляли с повышением, но он принимал их поздравления рассеянно, почти безучастно, все время думая о своем.

Наконец рабочий день, который показался ему невероятно длинным, закончился, и Рикардо снова отправился в полицию.

Комиссар Хименес уже получил ответ из тюрьмы, где содержался брат Эрлинды. Оказалось, что Густаво Гуатьерес в ночь, когда было совершено покушение на Рохелио, находился в тюрьме и у него бесспорное алиби.

— Кстати, через пару дней его должны выпустить. Ему когда-то прибавили срок за побег, — сказал комиссар, — но судя по всему, он исправился. Ему сократили срок за хорошее поведение.

— А как же письмо? — спросил Рикардо.

— Это оказалась очень удачная подделка. Выполнил ее бесспорно мастер своего дела, возможно, женщина — им подделка почерка удается лучше. Скорее всего, — продолжал комиссар Хименес, — Гуатьерес действительно передал на свободу письмо через кого-то из освобождавшихся арестантов. Письмо несколько другого содержания. Преступники воспользовались им, чтобы вытягивать у несчастной сестры Гуатьереса все новые и новые суммы денег. Ведь сначала она могла им и не поверить. Поэтому на основе имевшегося у них письма было составлено новое — похожее на первое, но измененное так, чтобы сестра поверила, что брат совершил побег, находится в Мехико и нуждается в помощи. Сколько денег они вытянули из сестры Гуатьереса?

— Около пятисот тысяч, по ее словам, — ответил Рикардо. — Думаю, что она рассказала мне правду.

— Что ж, для кого-то это сумма небольшая, а для кого-то непомерная. Мы в полиции таких денег не получаем. Но, — комиссар указал рукой на письмо, — все это совершенно не объясняет нападения на мужа сестры Гуатьереса. Его смерть была вымогателям совершенно не нужна.

— Значит, следствие в тупике? — спросил Рикардо.

— Тех, кто вымогал деньги у сеньоры Линарес, я думаю, мы найдем без труда, а вот с покушавшимся на вашего брата будет сложнее. Возможно, он сам, когда ему станет лучше, сможет дать нам какие-то сведения.

Из полиции Рикардо поехал в больницу. Рохелио стало немного лучше, но он по-прежнему находился в реанимации, и врачи считали, что он еще слишком слаб, чтобы давать показания. Рикардо зашел в палату. Он хотел сказать брату только одно, самое важное.

— Рохелио, — сказал он, — я хотел сказать тебе, что Эрлинда не виновата. Подлые люди выманивали у нее деньги, играя на ее любви к младшему брату. Я был в полиции — Густаво еще в тюрьме, но его вот-вот должны выпустить. Комиссар Хименес считает, что твоя жена не имеет никакого отношения к этому нападению.

В ответ Рохелио закрыл глаза. Он еще не мог говорить, но выражение его лица изменилось — в нем появилось спокойствие и уверенность. Теперь за его жизнь можно было не опасаться.

Из больницы Рикардо поехал прямиком к Милашке. Его очень беспокоило ее отсутствие на работе, но еще больше то, что она не подходила к телефону. Неужели и с ней что-то случилось? Так много неприятных событий произошло за последние сутки, что Рикардо уже начинал бояться за каждого из своих друзей и родственников.

Он поднялся по лестнице многоквартирного дома, где жила его подруга, остановился у ее двери и позвонил. Ответа не было. Он постоял немного, затем позвонил еще — долго и настойчиво. На этот раз за дверью послышались легкие шаги, и Исабель открыла. Рикардо хотел было что-то сказать ей, но язык присох к горлу — так она изменилась. Нечесаные волосы неровными прядями падали на бледное, лишенное косметики лицо. Это придавало Милашке вид тяжело больного человека. Под заплаканными глазами были темные круги. Она, ни слова не говоря, смотрела на Рикардо.

— Исабель? Что с тобой? — спросил потрясенный Рикардо. — Тебе плохо? Ты больна?

В ответ Милашка только отрицательно покачала головой.

— Мне можно войти? — спросил Рикардо.

— Входи, — сказала она глухим голосом, — но лучше оставь меня в покое. Мне сейчас не до тебя.

— Но мы ведь… Я хотел сказать, что получил наконец… — Рикардо замолчал, понимая, как глупо сейчас хвалиться перед ней своим повышением по службе.

И все же он вошел. С удивлением увидел на столе початую бутылку виски, догоравшую сигарету в пепельнице. Сесть Милашка ему не предложила.