– Я помню ваш рассказ, – Элизабетта сменила положение ног, но не рук и продолжила. – Я открою тайну незнакомца. Его зовут Эдвард, и он преданно служит моей бабушке, и если именно ему поручили принять вас в Золотом Дворце, то вы для бабушки особый гость.

– Очень признателен ей. А вы…? – Анри сделал еще глоток и умолк.

У него не хватило духу переспросить, кто ее бабушка, действительно ли портрет на стене принадлежит ее матери или она искусно пошутила. Он внимательно присмотрелся к лицу девушки. Оно показалось ему знакомым, он точно встречался с ней ранее, но не мог вспомнить где.

– Вы хотите узнать, что я делаю в этой комнате?.. – спросила Элизабетта. От удивления бокал с шампанским задрожал у нее в руке и перевернулся, брызги заляпали платье и ковер. Она, не меняя положение и не интересуясь пятнами, смотрела на него.

– Простите, – Анри неуверенно сунул руку в карман брюк и протянул ей платок, осознавая полную безрассудность своего поступка.

Элизабетта вытянула руку вперед, коснулась его ладони, взглянула на него и взяла платок, который затем смяла.

– Спасибо за помощь, – невнятным голосом пробормотала она. – Я пойду, нужно платье сменить, моей бабушке не нравится, если я что-то делаю не по правилам Золотого Дворца, а сейчас я их нарушила.

– На мой взгляд жить по правилам скучно и не интересно…, – вставил Анри, наблюдая, как брызги шампанского впитываются в ткань.

– Знаю, – согласилась она. – Поверьте, в Золотом Дворце царит особый распорядок, которому вынуждены подчиняться все, и я жила в этом мире почти всю сознательную жизнь, не задумываясь, а что там, за высокими стенами? Покинув Золотой Дворец, я получила свободу и возможность жить без соблюдения правил и условностей, и рада этому. Только память о маме возвращает меня к той действительности, о которой я хочу забыть навсегда.

– Что случилось с вашей мамой? – спросил Анри и услышал, как внутренний голос твердил – сначала думай, а потом говори; смутился и покраснел.

– Она умерла, очень давно, – ответила она

– Простите, я не хотел волновать…

Анри не знал, каким образом наказать себя, за то, что растерялся и нес откровенную чушь.

– Ничего, я уже свыклась со всеми печалями в моей жизни. Я единственная в семье, кто хочет помнить, что мама существовала. Бабушка тоже помнит, я уверена, но никогда не говорит об этом вслух. Теперь все разговоры о моем дяде, вы, наверное, и сами газеты читаете, и в курсе последних новостей…

– Нет, я не читаю газет, нет времени, семь лет моей жизни пролетели как один год – запись в студии, гастроли, вечеринки, я думал, надеялся, что обрету то, о чем мечтал, но пока не смог прочувствовать настоящего полноценного удовлетворения от того, чем занимаюсь. Впереди меня ждет пустота и я не знаю, что делать дальше.

– Вы музыкант, из Группы! – внезапно воскликнула Элизабетта и от удовольствия захлопала в ладоши.

Она задумалась и присмотрелась к нему. Анри выпрямился, чувствуя, как уверенность и гордость наполняет его существо изнутри. Ему было приятно, что она узнала его.

– Мне приходилось слушать пластинки Группы, по работе, – сказала она и вспомнила, как с нетерпением открывала коробку с новым релизом, включала проигрыватель и с наслаждением прислушивалась к каждому звуку. Затем она делала черновые записи, а в редакции оформляла окончательный вариант статьи, в которой не скупилась на лестные отзывы, когда описывала теплоту и душевность интонаций вокала, благозвучность гармоний, удачный, не отвлекающий от целостности ритм, и маленькие хитрости в гитарных рифах, которые не всегда удавалось расслушать с первого раза.

– Да, вы угадали, – подтвердил ее догадку Анри. – Я имею прямое отношение к Группе и неплохо справляюсь с ролью вокалиста на сцене… Иногда, под влиянием чувств к полету и фантазии, в моей голове рождаются инструментальные композиции. Я записываю их и издаю под собственным именем.

– Например?

– Когда вы вошли, я играл мелодические зарисовки из сольного творчества. Пробная пластинка с этими записями существует в единственном экземпляре и хранится в коробке из-под обуви в моей квартире.

– Как интересно! – воскликнула Элизабетта. – Моя мама хорошо играла на рояле! В детстве она пригласила преподавателя из музыкальной школы. Мистер Харт делал все возможное, чтобы я научилась играть и радовала бы выступлениями маму и бабушку. Через два года он отказался заниматься со мной, объявив маме, что у меня нет музыкальных способностей и к обучению я не пригодна. В день, когда мне исполнилось восемь, по радио передавали запись концерта группы Мона, я поняла, что больше люблю слушать музыку, чем ее исполнять.

Он улыбнулся, а Элизабетта поняла, что узнала в нем вокалиста Группы по интонациям и тембру голоса. Ранее она не задумывалась брюнет он, или блондин, какого цвета и формы у него глаза, как он живет вне сцены и публичных мероприятий, и как смотрит на окружающий мир. Она не делала попыток найти его в музыкальной среде, чтобы встретиться и разгадать загадку внешности. Петер мог бы устроить встречу, если бы она попросила об этом. Но она предпочитала оставаться в стороне, не желая разочаровываться в образах, которые он создавал своим творчеством.

– Хотите, я сыграю для вас? – спросил Анри

– Да, пожалуйста…

Она встала в прежнюю позу у рояля. Анри решил играть сольные инструментовки. Опозориться репертуаром Группы он не хотел, такие девушки, как она, достойны того, чтобы им играли что-то особенное, а не простые мелодии под гитару…

– Бабушка говорила, что сегодня награждает и музыкантов…, – тихо прошептала она. Анри поставил руки на клавиши. Элизабетта, закрыв глаза, слушала волшебной красоты мелодию.

– Красиво и трогательно. Почему эта композиция отправилась на полку?

Анри пожал плечами и ответил:

– Я прячу от корпорации, друзей, поклонников почти все удачные, на мой взгляд демо-записи, потому что они не соответствуют образу, к которому все привыкли. Я не смог обмануть вас… в вашем присутствии мне тяжело играть того, кем я не являюсь… потому что…

Анри не договорил. Он догадался, кто она, едва Элизабетта произнесла»…бабушка будет вручать награды…», испугался и пожалел, что они принадлежат к разным мирам, и вряд ли появится шанс встретиться в будущем.

– Я не живу в Золотом Дворце около года, – сказала она, – и приехала на церемонию по заданию шеф – редактора. Петер поручил сделать развернутый репортаж о церемонии, рассчитывая на мое проворство и ловкость. Признаюсь, что не удержалась и воспользовалась личными связями… Я могу сделать снимки не только в зале приемов, но и в других местах, куда доступ обычным журналистам воспрещен…

Элизабетта вспомнила молящий взгляд шефа. Накануне церемонии он признался, что приглашения в Золотой Дворец получили только избранные издания.

– Мы не вошли в этот список! – воскликнул он, сложив руки в кулаки. – Но ты поедешь туда и привезешь мне снимки. Пусть это будет силуэт из-за ограды или фотография с размытым фоном и нечетким лицом лауреата. Самое главное для меня – получить удачные снимки для первой полосы. Иначе на следующей неделе мы выпустим журнал ограниченным тиражом, постоянные читатели, не найдя материала у нас, переметнутся к конкурентам и будут читать о церемонии в других изданиях. Запомни, премия королевы вручается раз в три года и только за особые заслуги. Журнал Петера не может остаться в стороне…

Шеф-редактор упал в кресло, вытирая платком влажный лоб, а Элизабетта в растерянных чувствах стояла, как провинившийся школьник по центру его кабинета. Она была признательна Петеру за то, что год назад он негласно помог ей выбраться из дворцового ада и согласилась поехать на церемонию:

– Снимки будут, не сомневайтесь, – пообещала она, наблюдая за лицом шеф-редактора, которое засияло от удовольствия и предвкушения горячего материала.

– Я знал, что ты не откажешь. Повышенный процент премии в конце квартала в качестве бонуса тебе обеспечен.

– Я не подведу вас, – пообещала Элизабетта и вернулась к работе. Вечером она позвонила Эдварду, который и организовал визит в Золотой Дворец…

Анри вспомнил, где видел ее лицо. По совету Билли он никогда не читал рецензии на свои пластинки, статус Группы не позволял ведущим музыкальным критикам «опускать» их, но в прессе все чаще появлялись заметки малоизвестных журналистов, которые не стеснялись открыто доводить до читателей мысли и рассуждения, не полагаясь на мнение большинства. Анри стало интересно, что независимые журналисты думают о Группе и купил первый приглянувшийся журнал на лотке у печатника. Он наткнулся в нем на статью Элизабетты, в которой она рецензировала четвертую пластинку Группы. Анри прекрасно понимал, что музыка Группы не всегда получалась гениальной, он знал, что у них есть, и почитатели, и завистники, и ненавидящие их творчество до фанатизма, и был готов узнать о Группе все, что угодно. Содержание статьи Элизабетты удивило его. Она не писала по шаблону. Читая написанные ей строки, он понимал, что Элизабетте удалось найти в музыке Группы самое сокровенное, то, что он намеренно прятал от широкого взгляда массового слушателя. Анри не волновало смешают пластинку с грязью завистники или Группу обвинят в продажности. Ему казалось, что его песни могут развеселить любого, но доступа во внутренний мир нет никому. Его удивила проницательность Элизабетты, и он обозлился на нее. Она без разрешения вторглась в его сущность и каждым словом пыталась донести до читателей то, что он хотел скрыть.


Анри догадывался, что Элизабетта давно забыла о его обещании сыграть.

Звонок в дверь прервал их. Она резко поднялась с колен и скрутила волосы в хвост.

– Ужин доставили с опозданием на час, – капризно заявила она и сделала один оборот на правой ноге. – Жду тебя внизу, – и, ругая узкие ступеньки лестницы, спустилась вниз.

Звонить в дверь не переставали. Анри выбрался из-за рояля, захлопнул крышку и спустился с чердака на первый этаж. Когда он распахнул обтянутую черной кожей дверь и увидел перед собой большой пакет и козырек кепки курьера из ресторана, полностью скрывавшей лицо высокого молодого человека, то пожалел, что затеял ужин в квартире с доставкой и не предложил Элизабетте поехать в ресторан в центре Города, чтобы насладиться романтической обстановкой. Анри забрал у курьера пакет и поставил на пол, чувствуя приятный аромат свежеприготовленной еды. Из сумки, висевшей через плечо, молодой человек достал планшет с белым листом и попросил расписаться в пустой клетке, что и сделал Анри. Курьер потоптался на черном коврике и спрятал планшет в сумку, пожелав от ресторана приятного аппетита. Анри поблагодарил его и вручил пару бумажек «на чай». Затем с шумом захлопнул дверь.