Кристина Джонс - Волшебный пирог

Глядя сквозь букет всклокоченных хризантем, подаренный ей по случаю увольнения, Митци размышляла, не стоит ли ей убить Троя Хейли, пусть за это и дадут десять лет тюрьмы.

Правда, ни время, ни место нельзя было считать подходящими: среди бела дня, в вестибюле банка, когда кругом толпятся, не выпуская из рук бокалы шардоне, коллеги и клиенты, не говоря уже об официальных лицах второго ряда и нескольких представителях местной прессы, – обстановка не идеальная для убийства. Пусть преступница пользуется уважением, пусть ей уже немало лет, но все равно это будет убийство – хотя финансовым кругам она, несомненно, оказала бы добрую услугу.

Трой Хейли, которому на вид можно было дать лет восемнадцать – намазанные гелем волосы торчат ежиком, лицо украшают шрамики от прыщей, – вышагивал, как павлин, под восторженным взглядом всех сотрудниц в возрасте до тридцати по сводчатому зданию постройки девятнадцатого века, будто филиал банка в Уинтербруке принадлежал лично ему. Что было, как мрачно подумала Митци, не так уж далеко от истины. В конце концов, он был новым менеджером.

Митци недоверчиво покачала головой, глядя на него, – уверенный в себе, он смеялся, шутил и пожимал руки. Трой Хейли был катастрофически и недопустимо молод. Ах, конечно же, она ничего не имела против молодежи вообще. Она всегда гордилась тем, что молодо выглядит и придерживается современных взглядов, и с удовольствием общалась с теми, кто был моложе ее; она восхищалась их оптимизмом и в то же время сочувствовала им – ведь так непросто становиться взрослыми в нынешней обстановке, когда никто ни в чем не может быть уверен.

Она всегда считала, что ей посчастливилось вдвойне – и намного больше, чем нынешнему поколению, – поскольку детство ее пришлось на спокойные, уютные пятидесятые, а подростком она успела насладиться неслыханной свободой, возможной только в шестидесятые. Сейчас жизнь обходится с молодыми сурово, она неумолима и даже жутковата. Но при всем своем сочувствии молодежи в целом Митци все же была уверена, что Трой Хейли слишком неопытен, чтобы брать на себя хоть какую-то ответственность. Лет ему небось столько же, сколько ее дочерям.

При этой мысли Митци поморщилась. Ее дочки, Лулу и Долл, едва ли могут решить свои личные проблемы, не то что управлять финансовыми операциями крупного банка. Но ведь кто-то, несомненно обладавший деловой хваткой, дал этому мальчишке возможность всецело распоряжаться жизнями и счетами сотен клиентов.

При этом Троя Хейли, как отлично знала Митци, «продвигали ускоренными темпами». Она постоянно слышала это выражение с тех пор, как месяц тому назад нежданно-негаданно объявили о его назначении, а также о том, что ей предстоит досрочно выйти на пенсию. Как она понимала, на сленге деловых кругов это означало «выпускник школы бизнеса, имеющий горы дипломов и сертификатов, но при этом совершенно неопытный».

А ведь когда-то все медленно, шаг за шагом поднимались по служебной лестнице. Ступенька за ступенькой осваивая профессию. Неужели повышение больше не требуется заслужить? Неужели не нужно накапливать знания, расти, наполняясь чувством собственного достоинства, стать уважаемым человеком, – да и разве может работать банковским менеджером человек по имени Трой?

Митци прикусила губу и чуть было не засмеялась над самой собой. Да она серьезно рискует превратиться в настоящего Виктора Мэлдрю,[1] и это она-то, которая всегда гордилась своим «хипповским» отношением к жизни и своей невозмутимостью. Уравновешенность хороша только к месту, решила она, но все меняется, когда под угрозу поставлено твое выживание.

Она глянула на свое отражение в стеклах – за окнами банка уже становилось темно, а от света хрустальных люстр падали маленькие тени, льстившие самолюбию. Элегантная и аккуратная, с модной стрижкой, переливающейся десятками разных оттенков темно-красного, да что вы, конечно же, она не похожа на человека, которому предстоит выйти на пенсию. Ведь пенсионеры, кажется, это развалины, закутанные в разные шарфики и шаркающие ногами?

И что, вот так все и кончилось? Жизнь прошла? И теперь ей осталось только смотреть дневные телепередачи и посещать клубы, где пенсионеры встречаются за ланчем?

– Великолепно! Улыбочку! – В нескольких дюймах от лица Митци внезапно щелкнула камера; это была девушка из газеты «Уинтербрук адвертайзер». – А теперь не хотели бы вы сняться вместе с Троем?

– Спасибо, но, думаю, не стоит, – Митци переложила букет хризантем в другую руку. – Я ведь отсюда ухожу. Вашим читателям, как мне кажется, будет гораздо интереснее «новый порядок». Возможно, больше подойдет фотография Троя, э-э, с сотрудником, который занял мое место.

– Да, конечно, спасибо.

Явно не заметив иронии, девушка направила камеру в сторону Троя и Тайлера – так звали только что назначенного помощника Троя, столь же прыщавого и напомаженного. Предположительно, ему предстояло работать на должности Митци, к тому же взяв на себя и обслуживание частных клиентов, а ведь, как она догадывалась, ему никогда в жизни не случалось стенографировать, варить кофе или организовывать конференции.

Трой и Тайлер! С такими именами им стоило стать ведущими какой-нибудь детской передачи. А у всех девиц с гнусавыми голосами, принятых недавно на работу в справочную службу, имена были вроде Шанталь-Линн или Лорен-Сторм, а еще… Митци сердито фыркнула, спрятав лицо за букетом, так что папиросная бумага громко зашуршала.

– Вы в порядке, моя дорогая? – мистер Дикинсон, уволенный одновременно с ней, легко дотронулся до ее руки. – Не слишком огорчаетесь?

– Огорчена не особенно, а вот сердита не на шутку. – Митци снова поворошила хризантемы в букете и щелкнула пальцем по обертке. – Я просто призадумалась, не стоит ли удушить этого ужасного паренька моим стильным шарфиком из рафии. Вы только посмотрите на это. Букет даже не перевязан приличной лентой.

– Вам, по крайней мере, не подарили какие-нибудь дурацкие часы, – вздохнул мистер Дикинсон. – Почему часы, черт бы их побрал, всегда дарят именно тогда, когда меньше всего тянет наблюдать за тем, как улетает время?

Они посмотрели друг на друга, и на их лицах синхронно отобразилось сочувствие.

– Приветствую. – Трой Хейли, судя по всему, успел уже избавиться от прессы, подлизывающихся клиентов и отряда поклонниц в мини-юбках. – Как отдыхается?

– Вы ведь не особенно хотите услышать ответ на ваш вопрос, – свирепо зыркнула на него сквозь букет Митци, – правда? Да нет, лучше скажу по-другому. Что именно мы, с вашей точки зрения, должны сейчас чувствовать – мы, посвятившие этому банку последние тридцать пять лет своей трудовой жизни? Те, кого в полном расцвете сил отправили перебиваться на подножных кормах? Выгнали на пенсию, хотя мы еще много лет могли бы приносить пользу?

Трой Хейли пожал плечами.

– Это нелегко. Да, я, конечно, понимаю, что вы сейчас чувствуете по поводу всего происходящего, но настала пора новых игр. Все решают молодые. Технология – вот наш новый рок-н-ролл. Времена меняются. Сейчас, когда повсюду действуют телефонные информационно-справочные службы, а банковские операции можно совершать с домашнего компьютера, никто уже не хочет приходить в банк лично и общаться с менеджером лицом к лицу, э-э… ну, вы понимаете, о чем я. – Он по-приятельски похлопал Дикинсона но плечу. – Да что там, Нев, у вас теперь будет масса времени и с садом повозиться, и в гольф поиграть, а?

Нев? Нев? Митци чуть не задохнулась от возмущения. Ни разу за все те годы, что она была правой рукой мистера Дикинсона, она не назвала его Невилем – и уж тем более Невом. Даже совсем молодыми, когда она поступила в банк кассиром-стажером, а мистер Дикинсон стал старшим служащим, они всегда называли друг друга мистер Дикинсон и миссис Блессинг. Как только этот нахальный, самодовольный сопляк может позволять себе такую фамильярность!

– Меня совершенно не интересует ни садоводство, ни гольф, – холодно проговорил мистер Дикинсон. – Возможно, у меня теперь окажется чуть побольше времени, чтобы разгадывать кроссворды в «Таймс», но даже это, как мне кажется, не особенно компенсирует мой вынужденный уход на пенсию.

Трой Хейли усмехнулся.

– Попробуйте увидеть в этом и хорошую сторону, Нев. В конце концов, пока здесь все пашут, вы получите свою пенсию и единовременную выплату – и мир, так сказать, у ваших ног. Сам я с радостью ожидаю того дня, когда выйду на пенсию. Надеюсь разобраться с делами до сорока. Совершенно не хочу сидеть за рабочим столом до… э-э…

– Мне пятьдесят пять, а мистер Дикинсон не намного меня старше, – уточнила Митци зловеще спокойным голосом. – Нам, вероятно, столько же лет, сколько вашим родителям. Как бы они, по-вашему, реагировали, если бы их в нашем возрасте выгнали с работы?

– Вообще-то мои родители моложе вас, и они уже скоро перестанут вкалывать за зарплату, поскольку удачно вложили средства в индивидуальные сберегательные счета, – довольным тоном отозвался Трой. – К вам по возрасту ближе мои дедушка с бабушкой – а они сейчас развлекаются на Коста Дорада. Почему бы вам не подыскать себе симпатичный пансионат в более солнечном климате, Митци? В конце концов, теперь вы можете заниматься только собой, да? Разве есть какой-то смысл впустую потратить остаток своих дней в такой бесперспективной дыре, как Уинтербрук, если уже не нужно здесь торчать, а? Митци сделала глубокий вдох.

– Мистер Хейли, обо мне вы не знаете ничего. Вы ничего не знаете ни о моих надеждах и мечтах, ни о моей личной жизни, ни о моей семье, ни о моих обязанностях, ни о моем доме. Вы ничего не знаете, и точка. А если вы сами считаете Уинтербрук таким непривлекательным местом, то почему же, позвольте спросить, вы находитесь здесь, у нас, в Беркшире?

Мистер Дикинсон хихикнул, глядя на подаренные часы.

Трой, судя по всему, ничуть не обидевшись, улыбнулся.