Она выключила трубку, чтобы не дать Вив еще больше испортить ей настроение. Церковные цветы, встречи «Для тех, кому за…», боулинг и посиделки после крикета – всем этим занимались и распоряжались пожилые дамы. По-настоящему пожилые. Вроде Лобелии и Лаванды. Все они носили вязаные жилетки, а заходя в помещение, снимали пальто, но оставались в головных уборах, а в «Уинтербрук адвертайзер» в первую очередь читали колонку с некрологами.

Ну конечно, конечно же, до этого еще не дошло. Она совсем не такая. Ведь она все еще начинала танцевать на кухне, услышав по «Радио-2» «Роллинг стоунз», и помнила, как она так же танцевала босиком в Гайд-парке в шестьдесят девятом году; она чувствовала, что с тех пор не стала ни на один день старше.

Она схватила в охапку Ричарда и Джуди и обоих поцеловала.

– Похоже, меня официально внесли в список сморщенных старушек Хейзи Хассокса. Ура… Так что, если вы когда-нибудь увидите, что вместо шляпы я надела чехольчик для чайника, или в полночь я стану ходить по саду и обрезать ветки, или буду начинать каждую фразу со слов «в наши дни все было по-другому», вы получаете полное право подыскать себе новых хозяев, договорились?

– Тебе надо за собой последить, голубушка, – проворковала Фло Спрэггс, распахнув дверь на кухню. – Разговаривать с самой собой – это же один из первых признаков. Я-то просто пришла взять несколько бокалов для бузины с ревенем, которую нам сделал Клайд. А то малышка Лулу пьет прямо из бутылки. Говорит, что у нее эмоциональное потрясение.

– Когда у нее только нет этого самого потрясения? – вздохнула Митци, потянувшись к шкафчику над плитой, в котором стояло множество разносортных бокалов. – У них с Найэллом всегда были бурные отношения. Не то, что у Долл и Брета.

Фло взяла бокалы.

– Ах, а может, лучше все же, когда иногда летят искры. Бывает, смотрю на твою Долл с ее Бретом, и мне их жалко.

– Неужели? Я всегда думала, что они…

– До слез наскучили друг другу, – кивнула Фло. – Помяни мое слово. Они же вместе с самого детства, со школы, – сколько же это уже, пятнадцать лет? Пусть они и не женаты, но все равно – пятнадцать лет одного и того же. От чего будет трепетать сердце при такой жизни?

– Может, им и не нужны никакие переживания. Возможно, они нашли для себя то, что искали, довольны своими теплыми отношениями и ничего не хотят менять. Может, они и так счастливы вместе.

– А может, и нет, – Фло брякнула бокалами друг об друга. – Как бы то ни было, у тебя теперь будет достаточно времени, чтобы разобраться с проблемами обеих дочек, да?

– Да, думаю, будет. – Бросив напоследок невеселый взгляд на Ричарда и Джуди, Митци взяла оставшиеся бокалы и вышла из кухни вслед за Фло.

В гостиной все так же грелись у огня тощие сестры Бендинг – они стояли бок о бок, спиной к мерцающим огонькам камина, приподняв свои длинные юбки, чтобы дать теплу добраться до костлявых ног в фильдекосовых чулках.

На диване сливового цвета Клайд убежденно что-то втолковывал Лулу, которая, судя по ее расфокусированному взгляду, приняла уже далеко не один стакан бузины с ревенем. Митци надеялась, что скоро приедет Долл и принесет пакеты с рыбой и картошкой, – Лулу определенно потребуется принять побольше насыщенных жиров и углеводов, которые впитают в себя алкоголь. Крепость домашнего напитка, приготовленного Клайдом, составляла почти пятьдесят градусов. Поговаривали, что Фло заправляла этой смесью мопед, и каждый год настойка непременно шла в ход пятого ноября,[2] обеспечивая праздничное настроение перед фейерверками в Хейзи Хассоксе.

Пока Фло деловито наполняла бокалы, Митци с нежностью улыбалась разнородной компании, собравшейся в гостиной. Пришли они – не считая, конечно, Лулу, – из-за того, что беспокоились о ней и не хотели оставлять ее одну. Может, все сложится и неплохо. Может, она и привыкнет к занятиям в духе «Женского института» и к дешевым ланчам, которые устраивались для пенсионеров в «Волшебной долине», единственном пабе Хейзи Хассокса, к тому, что ей не придется постоянно напоминать себе выщипывать брови, брить ноги и следить за тем, чтобы обувь была чистой…

– Мы как раз говорили, дорогуша Митци, – Лаванда схватила бокал вина, ни на миллиметр не отодвинувшись от камина, – что тебе придется найти себе какие-нибудь занятия, чтобы не дать себе, ну, тронуться. Так, Лобелия?

– Да-да, вот именно, – Лобелия залпом осушила свой бокал, и это отнюдь не заставило ее кашлянуть или сморгнуть слезу. – Большое горе остаться одной и понять, что никому не нужна. В этом смысле нам с Лавандой очень повезло, пусть мы и старые девы. Мы можем остаться вообще без денег, и никаких надежд на чудеса у нас тоже не будет, но нас-то двое. Есть кому позаботиться о тебе в такие дни, когда с самого утра кажется, что лучше всего будет засунуть голову в духовку и включить газ.

– А, да-да, я понимаю, здесь есть свои преимущества… – Митци уставилась в пол.

Лаванда шумно допила последние капли из бокала и протянула его, чтобы ей налили еще.

– Каждый раз после получения пенсии, в четверг днем, мы собираемся в отдельном баре в «Волшебной долине» и играем там в лото, попивая амонтильядо. Тебе там очень понравится. Тебя записать?

Лулу с ужасом посмотрела на мать, но Митци, не заметив ее взгляда, кивнула.

– Это было бы, м-м, очень мило с вашей стороны.

– А может быть, – продолжила Лобелия, когда Клайд долил доверху оба бокала, – ты захочешь связать несколько квадратиков для одеял, которые мы шьем на Рождество. Мы всегда делаем их много-много и дарим одиноким старым людям из нашей деревни.

Митци снова кивнула. Скоро, наверно, и на ее пороге появится сорокалетняя дамочка со свежим лицом и преподнесет ей в подарок лоскутное одеяло из коричневых и зеленых квадратиков.

– А если окажется, что ты не сможешь свести концы с концами, – Лаванда качнулась в сторону камина, – то всегда можно брать жильцов. Мы собираемся сдать свободную комнату, так что нам не придется довольствоваться одними нашими пенсиями, да, Лобелия?

– Да-да, – подтвердила Лобелия. – Мы поместили объявление в кабинете доктора. Мы предлагаем еще и завтрак. Кукурузные хлопья и тост. Мы хотели бы, чтобы у нас поселилась милая молодая леди, хороший специалист. Чтобы она во всем как следует разбиралась, – да только наш ворчун доктор, черт его возьми с его левыми взглядами, сказал, чтобы мы в объявлении не оговаривали, э-э, половые признаки.

– Пол, – с ужасом поправила Лаванда. – Она имеет в виду пол. Как мы поняли, мы не можем ничего такого уточнять, потому что это не будет политкорректно – что за ерунда! – так что нам пришлось написать, что мы сдадим комнату «липу». Просто возмутительно. Ну что ж, по крайней мере, мы сможем найти кого-нибудь, кто разбирается в медицине и сможет нам помочь справиться с нашими хворями.

Про себя Митци подумала, что на объявление, которое Лав и Лоб повесили в кабинете врача, скорее всего откликнется кто-нибудь еще более немощный и болезненный, чем они сами. Еще она подумала, что любой, кто, к своему несчастью, согласится поселиться у них, недельки через две умрет от голода. Она изобразила одобряющую улыбку.

– Славная мысль, но я решила не трогать комнаты девочек – так, на всякий случай, чтобы они всегда могли пожить со мной, – так что жильца мне будет поселить некуда.

Сестры Бендинг дружно щелкнули вставными челюстями, возмутившись такой недальновидностью.

– Да что ты, можно найти себе массу интересных занятий и не заморачиваться всей этой старушечьей чепухой, – тихо сказал Клайд. – Ты можешь посвятить свое время чему-нибудь гораздо более приятному. В Хейзи Хассоксе случается столько скандалов, столько бессовестных обманов, и всего этого ты не замечаешь, если с девяти до пяти сидишь на работе и почти все время проводишь в городе.

– Правда? Так что, Отто и Борис подают в пабе разбавленное пиво? Или миссис Элкинс в «Кондитерской Пэтси» обманом завышает цены на пирожные с глазурью?

Клайд разгладил усы.

– Ой, смейся, если хочешь, моя девочка, но наша деревня – совсем не такая тихая гавань, как кажется на первый взгляд. Здесь творится много дурных делишек. Ты могла бы выставить свою кандидатуру на выборах в приходский совет и разобраться с нехорошими людьми.

– Я? Но я никогда не интересовалась политикой.

– Но ты и безработной никогда не была, – парировал Клайд. – Совету как раз нужны новые люди, которые разделаются со всей тамошней командой взяточников, а ты, скорее всего, будешь рада, что нашла себе серьезное занятие, у тебя же теперь…

– …такая масса свободного времени, – договорила за него Митци, чтобы не дать ему погрузить всех присутствующих в сон своими рассуждениями по поводу сходства Хейзи Хассокса и Уотергейта. – Да, знаю. Ой… кажется, хлопнула входная дверь. Наверняка это Долл, с картошкой. Извините…

Митци почти бегом бросилась из гостиной, пронеслась через прихожую и втащила свою старшую дочь через приоткрытую дверь. Вслед за ней ворвались темный холодный вечер, несколько капель дождя и вихрь опавших листьев.

– Спасительница моя, – Митци, пинком закрыв дверь, жарко расцеловала Долл. – Ты меня как раз выручила, а то мне тут наговорили, что мои угасающие силы нужно потратить на вязание и игру в лото, а еще надо сдавать комнаты жильцам, и умереть со скуки в приходском совете, и избавить от всякой нечисти Хейзи Хассокс, и…

– Ты уже выпила? – Долл внимательно посмотрела на мать и в то же время сняла замшевое пальто и длинный шерстяной шарф и аккуратно повесила их на вешалку. – Не так ли? Боже, надеюсь, не ту бодягу, которую делает Клайд?

– Вообще-то как раз ее, но всего-то маленький бокальчик. И я не пьяная, честно, но вот о Лулу я этого сказать не могу.

– Вот так номер, – улыбнулась Долл. – А она тоже здесь? Она сама все вспомнила?

– Не совсем, – признала Митци, отводя дочь на кухню. – Она ушла от Найэлла. Снова. Ах, как же чудно пахнет картошкой! Сама не заметила, как сильно я проголодалась. Мы разложим все на тарелки или будем есть прямо из обертки?