Другим вопросом, который бесконечно крутился в посвежевшей голове Натальи, было её отношение к отцу ребёнка. После просьбы отвезти её они с Владом не произнесли ни слова – ни по дороге, ни на прощание. Это можно было понять – они поссорились. Но! Их ссора выглядела столкновением из разряда «нашла коса на камень» – она ведь не сказала, что ребёнок уже есть. А он не звонил! Ни на следующий день, ни несколько дней спустя… Он даже смс не удосужился написать…

«Неужели он не хочет увидеть меня? – недоумевала Наталья. – Загладить недоразумение, помириться… поговорить, наконец!» Да, он не хочет детей. Да, если бы выяснилось, что она беременна, он сам бы предложил расстаться. Но сейчас, когда он ничего не знает, – почему он не пытается наладить отношения?.. Чувство оскорблённого самолюбия мешало ей сосредоточиться. Оно не было таким уж сильным, нет. В новой ситуации Натальино «оскорблённое самолюбие» было больше похоже на удивление, на желание понять, что стоит за поведением Влада.

…Если бы ребёнок не был таким желанным и долгожданным, если бы у Натальи не было любимой и хорошо оплачиваемой работы, если бы всему этому не предшествовали годы мучительных сомнений и отчаянья, – то, конечно, в эти дни она чувствовала бы себя слабой и беспомощной. Но теперь, когда у неё было так много сбывшегося, своего, она испытывала только растерянность и замешательство. Ко всему этому примешивалось удивившее её чувство презрения к бывшему любовнику: яркий и талантливый умница оказался обычным эгоцентристом…

Её любовь теперь казалась наваждением, очарованием момента; нет, она не могла по-настоящему любить человека, который не любил детей и так поступал с ней. «Должно быть, высшие силы послали мне его для того, чтобы я могла получить желаемое, – размышляла Наталья. – Работу мечты. Ребёнка… это ведь так много! Не зря же я ездила к святым местам и молилась… Пусть не сразу, спустя время, разве чудо от этого перестаёт быть чудом?»

Вспомнила она и о предсказании гадалки. Вспомнила – и подивилась: надо же, действительно, ребёнок «не с мужем»… Вспомнила и убеждение своих подруг по несчастью с интернет-форумов о том, что в бездетной паре муж обязательно пойдёт «налево», в «налеве» родится дитя, и всё – браку конец… «Я – исключение из правил, – грустно улыбалась Наталья. – Не Иван, а я нашла в «налеве» малыша… Впрочем, финал тот же».

И на фоне всего этого на неё всё больше и больше наваливались воспоминания об их счастливой жизни с Иваном. «Собака на сене, – ругала себя Наталья, – сначала всё разрушила, потом давай жалеть…» Ругала не слишком серьёзно, понимая, что, не будь этой ситуации, не было бы и зреющего зёрнышка внутри неё, и суеверно боясь сглазить…

Меж тем график её выступлений в ресторане остался прежним. Три вечера в неделю Наталья пела на сцене банкетного зала, улыбалась, интонировала, играла звуками, а сама в это время всматривалась в зал. Ей аплодировали, кричали «Браво!», ей дарили цветы… А Влад не звонил и не появлялся в «Старом городе». Будто сгинул. «Не только эгоцентрист, но и трус, даже не попытался достойно расстаться! Любитель красивого, изящного, не смог закончить отношения, превратил всё в дешёвенькую мелодраму с очень слабым финалом…» – язвила про себя Наталья.

Язвила, а на душе у неё тем временем становилось всё тяжелее. Желание правды и ясности томили Наталью, в то время как она не понимала своего отношения к мужу, их общему прошлому, не понимала поведения бывшего любовника… Но успех поддерживал, вдохновлял, успех вселял уверенность в то, что она сможет и выстоит, что бы ни произошло.

…Любимым занятием Натальи в эти дни стало хождение по магазинам детских товаров. Она неторопливо расхаживала между полками, заваленными ползунками-распашонками, чепчиками, пинетками и прочей детской одёжкой, рассматривала посуду, бутылочки и пустышки, приспособления для кроватки и коляски. Яркие расцветки, нежнейшая ткань, она перебирала, перетряхивала – чтобы понести в итоге к кассе, одну или две вещи. Наталья не спешила покупать – зачем? Она хотела продлить удовольствие. Складывала свои сокровища в стопочку в шкафу с величайшей бережностью.

Она снова стала вести дом. Это случилось естественно, само собой. Наталья прибиралась и готовила, закупала продукты и стирала просто потому, что квартира была её жильём, и, не отдавая себе в этом отчёта, Наталья чувствовала себя здесь хозяйкой. Переходя с тряпкой или пылесосом с места на место, трогая привычные, такие родные, связанные с ней тысячами воспоминаний, предметы и вещи, она ощущала себя человеком, вернувшимся домой из долгого, трудного путешествия. Иногда, забывшись, она ловила себя на том, что планирует, как можно переставить мебель, заменить гардины или купить, скажем, новое кресло, – и чувствует себя при этом безмятежно счастливой.

Интернет, где она, конечно же, перечитала всё-всё, что только могла найти по любимой теме, утверждал, что беременность может вытворять с женщиной чудеса… Так, например, беременные могут полдня заниматься чем-нибудь, а потом не вспомнить, что делали… у них открывается сумасшедший инстинкт гнездования, гастрономические причуды и капризы приводят в отчаяние их родных. «Дур каких-то из нас делают, – усмехалась Наталья. – Разжижение мозгов у нас, видите ли! Гормональный выброс… А вот я, представьте себе, не хочу ананасов с помидорами и пирожных с хреном! И вообще ничего такого особенного не чувствую… Всё помню и много работаю!» Ей быстро надоело сидеть у монитора. Реальные дела были интереснее.

* * *

Иван вёл свою обычную жизнь, курсируя между Русско-немецким центром и университетом. Теперь эта жизнь приобрела новый смысл: каждый вечер он возвращался домой, где была Наталья. Пусть она не ждёт его, пусть занимается своими планами и своей жизнью, главное, что Наталья ночевала дома; засыпая, он чувствовал её присутствие, представлял, как уютно она свернулась под одеялом. И хотя они почти не разговаривали, Наталья выполняла женскую работу по дому. Не бытовой комфорт, нет, – его квартира вновь обрела хозяйку, стала живой и уютной. От пустоты, которая так напугала его, не осталось и следа, и Иван, не признаваясь себе в этом, снова чувствовал себя чьим-то. Натальиным. Он понимал, что обманывается, что его душевный покой скоро разобьётся о действительность. Тем острее ощущались им дни, когда Наталья жила с ним рядом, – дни, которым, как он думал, суждено было скоро закончиться.

Он ждал, что она будет уходить на ночь. Но нет, Наталья ночевала дома. Она вставала, когда он уходил на работу, и занималась домашними делами. Делала ли она ещё что-нибудь кроме этого – он не знал, но предполагал, что она, конечно же, ходит к врачу и, скорее всего, по магазинам детских товаров.

Скоро он догадался, что она ушла с работы. Позвонив в салон красоты, он узнал, что Наталья уволилась два месяца назад. «Она ушла, – думал Иван, – но куда? Как она жила всё это время? Неужели её содержал любовник?» Раньше этот вопрос не приходил ему в голову, а теперь он жалел, что не оставлял жене денег в эти прошедшие месяцы… Хотя, конечно, это было нелепо… Да и вряд ли Наталья приняла бы его помощь…

Он пристально наблюдал, пытаясь угадать, что Наталья собирается предпринять дальше. Первые дни их совместного проживания он ждал, что она объявит день, когда они пойдут писать заявление о разводе. Но Наталья молчала. Должно быть, ей было пока не до этого.

Три вечера в неделю, вернувшись с работы, он не заставал жену дома. Дни недели были всегда одни и те же: вторник, пятница, суббота. И каждый раз по разложенным на кровати нарядам, косметике, оставленной на трюмо в спальне, по невысохшим каплям на стенках ванной он понимал, что, прежде чем уйти, Наталья долго и тщательно собиралась. Должно быть, в эти дни у Зуммера были свободные вечера… Он отгонял невесёлые мысли и сосредотачивался на ожидании, гадая: вернётся?..

Поздно, после одиннадцати вечера, открывалась входная дверь, в прихожей загорался свет. Наталья, стараясь не шуметь, снимала обувь. Потом она проходила в ванную. Слышался шум воды, затем Наталья мимо кабинета шла в спальню. Ещё минут десять, и в квартире наступала тишина. «Она встречается с Ним, – думал Иван, – но ночевать почему-то идёт домой… Значит, в их отношениях что-то изменилось… Что?»

Наталья спала, а он лежал, буравя глазами темноту и силясь разгадать её тайну. Почему она не торопит с разводом? Почему живёт дома и даже после встреч с отцом ребёнка возвращается домой? В один из дней ему пришло в голову простое бытовое объяснение: любовник Натальи делает ремонт… Конечно! Они ждут ребёнка, собираются пожениться, и он делает ремонт. Поэтому Наталья живёт дома…

Если бы год, полгода назад кто-то сказал Ивану, что он окажется в такой ситуации, Иван был бы оскорблён самим предположением, что такое возможно в его жизни. Теперь же, думая, что Наталья вернулась к нему всего лишь переждать ремонтный период, он был безмерно счастлив, что видит жену, слышит её голос, чувствует запах её духов, ест еду, которую она приготовила. В те вечера, когда её не было дома, он, как и раньше, прокрадывался в спальню и трогал её вещи, лежал на её подушке, зарывался лицом в складки её халата – и едва сдерживал слёзы. Он не хотел, он не мог потерять её!

Тем временем срок, отведённый ректором учебного Центра под ожидание известий о проекте, подошёл к концу. Наступила середина июля. Иван и ректор, как планировали, занялись подготовкой к ремонтным работам. О проекте не говорили. И без разговоров было ясно, что проект реформирования Центра лёг под стекло в каком-то из министерств, и даже узнать, в каком именно, они смогут, скорее всего, только в сентябре, когда закончится сезон отпусков.

Ректор хмурился, вздыхал; Иван догадывался, что он не заводит разговор о проекте потому, что боится ранить его. Руководитель то и дело бросал на него обеспокоенные взгляды, а один раз даже заметил сочувственно:

– Потемнел ты весь, Иван Николаевич, похудел…