Селеста Брэдли - Цена страсти

Но зима должна закончиться. И я должна убедить лорда Эрона, что готова к этому, что зиме пора уходить.

Я просто должна заснуть».

От этих слов сердце самой Электры словно сковало могильным холодом. Она поняла, какой смысл вложила семья несчастной в эти несколько строк…

Однако если читать эти строки, зная, о чем именно беседовали Эрон и Амелия в тот день, то нетрудно понять: страшные слова «я должна заснуть» надо понимать буквально! Потому что это пишет девушка, измученная горем и усталостью, понимая, что слишком изнемогла для принятия разумного решения…

Медленно закрыв дневник, Электра положила его себе на колени.

– Что ж, теперь тебе известна вся правда о твоем любовнике! – В голосе Картера звучала неизбывная горечь и почти звенели слезы. – Пора понять: ты просто очередная Эми и вскоре будешь жестоко, горько разочарована!

Электра даже не взглянула на юношу:

– Мистер Мастерсон, ваша сестра была благовоспитанной барышней?

– Что? А-а-а, понимаю: прочтя ее дневник, ты сочла Эми порочной! Но она не была такой!

Электра прикрыла глаза:

– Я лишь пытаюсь понять, какое значение ваша сестра придавала употреблению по отношению к людям титулов и званий.

Картер разъярился:

– Разумеется, огромное! Эми была в высшей степени вежливой, благородной и благовоспитанной, пока он ее не развратил!

Раскрыв дневник на последней странице, Электра сунула его под нос юноше. Тот поморщился:

– Я уже тысячу раз это прочел! И мне больно читать снова!

Но Электра лишь придвинулась ближе:

– Умоляю, обратите внимание: ваша сестра, упоминая об Эроне в день его визита, именует его «лордом» и «его светлостью». Добавлю, что во время этого визита он предложил ей руку и сердце, а она не удостоила его ответом!

Картер вновь взбеленился:

– Так утверждает он! Да он что угодно скажет, лишь бы оправдаться!

Электра подавила горячее желание шмякнуть юнца дневником по голове.

– Мистер Мастерсон, я лишь хочу сказать, что ваша сестра, даже в самый горестный день своей жизни, не забыла назвать его «лордом Эроном» и «его светлостью». Вы согласны, что это вполне ее характеризует?

– Да! – вскричал Картер, и уже тише прибавил: – Эми была прекрасно воспитана и благонравна…

Присев прямо на пол и скрестив ноги, Электра вновь раскрыла перед юношей дневник:

– Тогда поглядите вот здесь… а еще вот здесь: Амелия ни единого раза не называет таинственного «Его» лордом или «его светлостью».

Заморгав, Картер послушно глядел на те места в дневнике, на которые указывала девушка.

– Я… я прежде никогда не обращал на это внимания…

Электра сочувственно вздохнула:

– Могла ли Эми воздерживаться от подобных аттестаций в течение долгих недель – и вдруг, в последний день жизни, изменить этому правилу? – Не дождавшись от юноши ответа, она продолжила: – Неужели вы не видите, сэр, что кто бы ни был тот, кто соблазнил Амелию и разбил ей сердце, – это не «его светлость»? Но и это не все. Вот здесь Эми пишет: «Он женится через несколько недель на другой». А ведь лорд Эрон никогда не был ни женат, ни даже помолвлен!

Картер уставился на дневник:

– Но… ведь правду все знают!

Электра отрицательно покачала головой:

– Сэр, пару сотен лет назад все тоже знали «правду»: если корабль подплывет к краю земного диска, то низвергнется в пустоту! – Она уже с трудом сдерживалась. – На последней странице дневника Амелия ни в чем не обвиняет лорда Эрона. Эми просто прилежно описывает его визит, упоминает некие «его слова» и собственное желание уснуть, чтобы принять решение на свежую голову.

Картер судорожно сглотнул:

– Будь это правдой, зачем бы ей кончать с жизнью?

Электра коснулась его плеча:

– Я не верю, что Амелия убила себя. Думаю, что слова «зиме пора уходить» означают, что ваша сестра была почти готова оставить все дурное в прошлом и смело взглянуть в будущее. – Закрыв дневник, Электра положила его на пол. – Амелия была слишком измучена, поэтому допустила небрежность в обращении с лауданумом. Вот и все.

Картер глядел на кожаный переплет – и из глаз его катились слезы. Он не мог их отереть, ведь руки у него были крепко связаны.

– Так это несчастный случай… О боже мой! О, Эми… – Вдруг юноша поднял голову и взглянул прямо в глаза Электре: – Так Черный Эрон… Лорд Эрон знает, кем был тот самый таинственный «Он»? Он знает, кто погубил мою сестру? С чего бы ему предлагать ей брак, если не для того, чтобы спасти кого-то, кого он прекрасно знал!

Электра какое-то время безмолвствовала. Ясно было, что Картер все еще не желает расставаться с ролью «карающего ангела», мстящего за гибель своей несчастной сестры.

– Картер, – тихо произнесла она, – если я поклянусь вам своим честным именем и всем святым для меня, что тот, кого любила Амелия, уже давно присоединился к ней в обители скорби, поверите ли вы мне на слово? Отпустите ли вы беднягу? Заживете ли той жизнью, какой Амелия для вас всем сердцем желала?

А снаружи, прильнув ухом к стене, Эрон вслушивался в звенящий голос Электры, полный веры и надежды. И сердце его согревалось с каждым ударом.

«Ах, моя красавица… Ты вновь помогла мне обрести веру!»

Картер прерывисто дышал. Наконец выговорил:

– Я… да, я верю вам, мисс Уортингтон…

Когда Картер Мастерсон, взобравшись в седло, уехал восвояси, Электра смотрела ему вслед, пока он не исчез за горизонтом.

Из этой встречи следовало извлечь добрый урок… Но она просто не знала еще, какой именно.

«Пусть прошлое остается прошлым. Будущее ждет тебя?»

Или, возможно: «Ради спасения чести семьи стоит рискнуть самой жизнью?»

Пока она провожала Картера взглядом, Эрон отлавливал резвящегося на воле счастливого жеребца. Затем гнедой был безжалостно оседлан, а все пожитки привязаны к седлу.

Эрон взглянул на Электру:

– Я должен теперь отвезти тебя домой, но… мой дед… он весьма слаб здоровьем, и опасаюсь, что послание юного Картера может сильно ему навредить…

– Разумеется, – кивнула Электра. – Мы едем немедленно.

Эрон покачал головой:

– Нет. Я довезу тебя до ближайшей деревушки, откуда ты сможешь дать знать семье и попросить тебя забрать.

Электра сложила на груди руки:

– Да что ты говоришь? И что, позволь спросить, ты скажешь деду в ответ на обвинения, изложенные в письме Картера? Ограничишься тем, что это неправда?

– Конечно, – моргнул Эрон.

Электра сощурилась:

– Но все обвинения его правдивы! Все до единого!

Эрон раскрыл было рот, чтобы возразить, но вдруг глаза его расширились:

– Вот ведь, черт подери!

Электра с глубокомысленным видом кивнула:

– Бесспорно.

Эрон в растерянности запустил пальцы в волосы:

– Так, стало быть… я похитил тебя, развратил – и теперь по праву могу называться Черным Эроном?

Электра ухмыльнулась:

– И это имя весьма тебе к лицу!

Эрон покачал головой:

– И все же мне необходимо с ним увидеться… пусть лишь затем, чтобы попросить прощения, чтобы попытаться хоть что-то изменить… – Он вздохнул. – Наследство мне теперь не видать как своих ушей, это ясно как божий день. Но все же я хочу, чтобы дед знал, что я… что я никогда не намеревался…

И тут Электра потеряла терпение:

– О, ради всего святого, милорд! Помогите мне сесть в седло! Мы вместе объясним вашему деду, что к чему…

Баттон откашлялся:

– Ну что ж, парень… во дворце у тебя начнется новая, прекрасная жизнь. И это великолепная возможность для тебя!

Кабо с минуту помолчал, глубоко дыша и ожидая, пока острая боль в сердце не притупится. Загвоздка была в том, что, казалось, этого никогда не произойдет…

Баттон стоял в дверях спальни Кабо. Одной рукой он небрежно опирался на косяк, а в другой держал вешалку с новенькими, только что сшитыми галстуками из первосортного переливающегося шелка – свой прощальный подарок.

Разумеется, он не мог позволить себе переступить порог.

А Кабо продолжал методично собирать свои вещи. После всех этих лет, прожитых с Лементером, он стал обладателем множества великолепных костюмов, которые надлежало упаковать с величайшей аккуратностью. Каждый слой тонкого батиста или шелка следовало переложить слоем льняной ткани… Это была ответственная работа, и Кабо делал ее, по своему обыкновению, тщательно. Такое внимание к мельчайшим деталям помогало отвлечься от изнуряющей душу боли…

Вот только это средство отчего-то совсем не помогало.

Наконец он повернулся к Баттону и спокойно взглянул ему в глаза:

– Я скоро все закончу. Если соблаговолите подождать, то потом я принесу вам чай.

Баттон беспечно махнул рукой и улыбнулся:

– Чепуха! Я прожил долгую жизнь и почти всю жизнь сам себе заваривал чай. Думаю, навыка я не утратил.

Очередной намек на разницу в возрасте… Возможно, Баттон и не осознавал глубинного смысла своих слов, а может быть, они вошли в привычку как средство удерживать Кабо на расстоянии, напоминая ему… и самому себе о пропасти, их разделяющей.

Этого Кабо никогда не понимал, потому что ощущал себя лет на сто старше своего беспечного, игривого и экстравагантного хозяина. Он ощущал это еще много лет назад, когда был много моложе, а Баттон принял на себя роль его учителя. Чувствовал он это и теперь, когда сам стал мастером, равным самому Баттону, возможно, не таким эксцентричным, но все же…

Но все оказалось тщетно. Втуне пропали все его усилия стать блестящим мастером своего дела, тем самым разуверив Баттона в непреодолимости разделявшей их пропасти!

И вот он достиг вершин профессионального успеха. Его призвали на службу к самому принцу-регенту, чтобы посредством его искусства облачить монарха в достойные одеяния и отныне одевать лишь одного-единственного человека.

А Баттон никогда более не позволит ему приготовить для него чай…