Внутри у Брену все бушевало, но он нашел в себе мужество улыбнуться и подошел к своей жене. Мимо шли люди, кое-кто разглядывал афишу и шел себе мирно дальше. Никто не смеялся, никто не тыкал пальцем ни в Веру, ни в Брену.

Вера поцеловала Брену, а потом потащила на скамейку в тень.

— Ты стыдился вместо меня, да, Брену? — заговорила она.

Брену сидел сжавшись, потупившись.

— Напрасно. Я не стыжусь своего прошлого, — спокойно сказала Вера. — Это была трудная и не слишком приятная работа. Она забирала много сил и приносила довольно скудное пропитание. Но ничего постыдного я не сделала, можешь мне поверить.

И Брену вдруг с невыразимым облегчением посмотрел на Веру. Неужели? Неужели все его муки, все кошмары остались в прошлом? Похоже, что так. Свершилось то, чего он боялся больше всего на свете. Свершилось — и ничего не рухнуло. Не провалилось. Не изменилось. Все осталось на своих местах. Светит солнце. Идут мимо люди. Ему улыбается Вера. Она стала еще красивее.

— Ты больше не боишься, а, Брену? — спросила Вера, заглядывая ему в глаза.

— Кажется, нет, — неуверенно ответил Брену.

— Привыкай, привыкай, Брену, что тебе нечего бояться. Ты не имеешь права бояться, Брену! Потому что у нас будет сын! Слышишь? У нас будет сын!.

Брену смотрел в смеющиеся черные бездонные глаза Веры, и утреннее его счастье казалось ему жалким пламенем свечки в сравнении с ослепительно-щедрым солнцем.

Глава 28


И все-таки был на свете один человек, который искренне и всерьез жалел о Виржилиу. Этим человеком был Сесар. Смерть патрона, сообщника, союзника сделала его еще более одиноким и неприкаянным. Теперь его лишили и дела. И в этой его беде была тоже виновата Ракел. Виржилиу позвонил ему перед своим отъездом в Понтал-де-Арейа и рассказал о беспримерной наглости Ракел, прося найти на нее управу.

Что ж, Сесар, кажется, был готов найти управу на эту ведьму.

Сочувственное слово Виржилиу прошептала про себя и добрая душа Рут. Она пожалела Виржилиу, который умер такой жалкой, одинокой смертью. В ушах у нее звучали слова Клариты:

— Маркус ждет тебя. Он любит тебя. Без тебя ему так плохо, так одиноко.

«Сейчас, когда у Маркуса умер отец, ему стало еще более одиноко», — подумала она, хоть и знала, что особой близости между отцом и сыном не было. Но ведь мы не вольны в своих чувствах, и потеря отца, каков бы он ни был, всегда боль.

Днем Рут съездила к матери и еще раз убедилась, какой несчастной и потерянной чувствует себя Изаура в подаренном ей Ракел доме. Бесцельно слонялась она по комнатам, не зная, чем себя занять, привыкнув за долгую жизнь к нескончаемой череде хлопот, к заботам о семье, о муже. Теперь ей не о ком стало хлопотать, не о ком заботиться. Настал отдых. Но Изаура чувствовала себя узницей в украшенной цветами тюрьме.

Ночью Рут спала плохо, все думала об отце, о матери, о Маркусе и на рассвете решила поехать в Рио. Маркус называл ее «солнышко», вот она и заглянет к нему в спальню как солнышко, а завтра они поедут вместе на похороны. Вряд ли имеет смысл жить в разлуке и чего-то ждать. А если Рут уедет, соединятся и отец с матерью. Мать не бросит отца одного, она непременно к нему вернется.

Кларита дала ей ключ от новой квартиры Маркуса, и Рут тихонько открыла дверь своим ключом.

«Какая милая, светлая квартира, — одобрила она, войдя, — о такой мы с Маркусом и мечтали. И как тихо. Хорошо, что он еще спит…»

Рут приоткрыла дверь в спальню. Маркус действительно крепко спал. Но спал он не один. На соседней подушке столь же крепко спала Ракел.

Рут опоздала. Маркус сделал свой выбор.

Она и сама не знала, как добралась до Понтал-де-Арейа. На этот раз у нее не было даже слез.

Жужу, услышав о смерти Виржилиу, пристально посмотрела на Сампайу: долго ли ее-то муженек протянет? Она уже не торопилась с разводом, потому что Жакомини, верный ее поклонник, вдруг взял да и сделал предложение Андреа. Вот и бери с собой взрослых дочек в театр да в рестораны! Для Жужу такой поворот событий был большой неожиданностью. И надо сказать, что для Андреа тоже. В растерянности она попросила несколько дней на размышление. Жакомини казался ей слишком старым. Он ей совсем не нравился. Однако она слышала голос Жакомини:

— Я осыплю вас драгоценностями! Буду носить на руках! Умоляю, будьте моей женой!

И голос этот звучал все как-то теплее, навевая смутные, радужные грезы о чудесной, праздничной жизни, ничуть не похожей на скучную обыденность родительского дома.

— Что ж, — стала мало-помалу думать Андреа, — конечно, Жакомини не молод, но именно поэтому ему и захочется превратить остаток своей жизни в феерию счастья. За жизнь он, наверное, накопил опыт любви. Меня он будет баловать, угождать, исполнять малейшие мои желания, и я привяжусь к нему. Мне не будет трудно платить благодарностью за его готовность служить мне. Он возведет меня на трон любви, сделает своей королевой, и я буду одаривать его своими милостями.

Андреа позволила своим мечтам убаюкать себя. Перемен ей хотелось давно, а других возможностей жизнь ей не предоставляла. Надежда на ее брак с Маркусом давно отошла в область преданий. Позади было много тяжелых переживаний, неприятных воспоминаний, смертей и даже убийств.

Поэтому настал день, когда Андреа осчастливила своим согласием Жакомини. И в доме Сампайу стали готовиться к свадьбе. А вернее, сразу к двум свадьбам, потому что Карола и Зе Луис решили обвенчаться.

Сампайу про себя подумал, что решение это наверняка ускорила Малу, у которой они жили на ферме. И был недалек от истины.

Для Сампайу события вновь развернулись неожиданным образом. Он было собирался повременить со своей свадьбой из-за дочерей, чтобы они не почувствовали себя оставленными и вышли замуж из родительского дома. Но дочери одновременно покидали его дом, а в нем оставалась Жужу, жена, которая раздумала с ним разводиться, потому что потеряла возможного жениха и не могла устроить свою судьбу так, как хотела.

Сампайу тяжело вздохнул. Судьба будто все время над ним подшучивала. Отняв у него президентство, она утешила его, подарив любовь Арлет. А вернув президентство, превратила Арлет в мечту, которую он никак не мог превратить в реальность.

Однако, поразмыслив хорошенько, он решил с Жужу особо не церемониться. Арлет была дорога ему. Она была терпелива и во всем полагалась на него, на его решения. Когда он сказал ей о своем беспокойстве за дочерей, она разделила его волнения и ни слова не возразила. Так почему она должна быть во власти прихотей его жены Жужу, вполне самостоятельной и обеспеченной женщины?

Он посоветовался со своим адвокатом и начал бракоразводный процесс одновременно с заключением брачных контрактов своих дочерей.

— Милая, — сказал он Жужу, — наши дочери не нуждаются больше в нашей опеке, и значит, нас с тобой больше ничто не связывает. Поэтому будет только честно, если мы расстанемся. Тем более что у меня есть новая привязанность и есть перед ней обязательства.

Жужу хотела было устроить Сампайу скандал, но раздумала. В конце концов, ей не в чем было упрекнуть Сампайу: первой развода захотела она. Он ничего не скрывал от нее, и вполне возможно, что ей будет даже легче найти себе нового спутника жизни, если у нее будут развязаны руки.

Оставаться с Сампайу она в любом случае не хотела. В ее глазах он был занудой, который хочет неведомо чего и вечно предъявляет к ней какие-то немыслимые требования. К тому же, что бы он ни говорил, но он все-таки был болен, а Жужу терпеть не могла никаких болезней.

— У меня всего-навсего диабет, — сказал он ей. Но и в диабете мало радости — уколы, диеты.

И если нашлась такая дурочка, которая согласна… В общем, Жужу не стала чинить препятствий.

В тот самый день, когда Андреа связала себя узами брака, Жужу и Сампайу обрели свободу.

Правда, Сампайу собирался в ближайшем будущем подарить свою свободу любимой Арлет.

Вторую свадьбу, свадьбу Каролы и Зе Луиса, праздновали на ферме. У Андреа, собственно, не было свадьбы, ее не захотели ни жених, ни невеста. Венчание в церкви, а потом скромный семейный ужин, после которого молодые отправились в загородный дом Жакомини.

Зато на свадьбе Каролы и Зе Луиса все веселились от души. Столы были накрыты на свежем воздухе. Молодежь купалась и скакала на лошадях. Вечером на лужайке, освещенной цветными фонариками, танцевали до упаду.

Зе Луис очень окреп на свежем воздухе и парном молоке от породистых коровок Алоара, так что теперь он отплясывал вместе со своей смуглянкой женой на зависть всем окружающим. Они были парой, которой можно было залюбоваться. Под стать им были и Алоар с Малу, полные сил и живой молодой энергии. Они и ссорились-то от избытка сил, а вовсе не от недостатка взаимной страсти, и это теперь, когда они плясали, было очень заметно.

Не отказало себе в удовольствии потанцевать и старшее поколение. Сампайу танцевал со сдержанной милой Арлет, нежно отводил ей со щеки пушистые волосы и заглядывал в глубокие темные глаза, обещающие ему бездну счастья.

Кларита танцевала со своим стройным блондином Вальтером. Кружась, они уносились в свою беззаботную молодость, и она окутывала их, будто облаком, и тогда, когда они перестали кружиться.

Нашла себе партнера и Жужу, которая, разведясь, не потеряла пышности форм, зато платья стала носить куда короче, показывая, что ножки у нее еще ого-го. Теперь эти ножки лихо отплясывали с фермером-миллионером, соседом Малу и Алоара.

Фермер был просто без ума от Жужу.

— Ну и женщина! Это такая женщина! — твердил он.

И его восхищение ударяло Жужу в голову, будто шампанское, и она становилась еще задорнее и кокетливее.

Словом, свадьба удалась на славу. Про себя Сампайу посочувствовал Андрея. Она с мужем приехала к сестре ненадолго. Чинно посидев за столом, чета Жакомини отправилась дальше, не оставшись на вечерний сельский бал. По всему чувствовалось, что веселья в жизни Андреа будет немного. Она уже была в каком-то длинном закрытом старушечьем платье, а Жакомини ревниво поглядывал по сторонам. Ну да Бог с ним, с весельем, были бы там хотя бы взаимопонимание и покой.