Слышать это от нее — полный облом. Почему она так плохо обо мне думает? Может, я и обращаюсь с людьми, как с дерьмом, время от времени, но это же не чертово преступление, ради всего святого.

— Я кое-что скажу тебе, Сорайя. Я могу быть не самым милым парнем на планете и даже не самым подходящим для тебя. Правда в том, что я не такой. Но ты не можешь отрицать то, что между нами. У этого всего лишь один финал.

— И какой же?

— Я, глубоко в тебе.

— Этого не будет.

— Каждую гребаную ночь я мечтаю о том, как ты кружишь своим проколотым языком вокруг моего члена. В моих мыслях только ты. По правде говоря, я мог думать только о тебе еще до того, как увидел твое прекрасное лицо. Когда это случилось, я понял, что мне конец. — Я погладил ее щеку — Просто проведи со мной время.

— Если я скажу, что не хочу спать с тобой, ты все еще будешь хотеть меня видеть?

На мгновение прикрыв глаза, я снова открыл их и сказал:

— Я буду уважать это.

— Мне делали больно столько раз в моей жизни, что я поклялась не отдавать себя никому, пока не буду уверена в намерениях. Поэтому, если ты хочешь быть со мной, значит, секса не будет. Ты хочешь поговорить со мной? Хочешь узнать меня? Отлично. Но на этом все. Ты действительно этого хочешь?

— Я хочу все это, но возьму то, что смогу… пока что.

— Итак, когда это случится?

— Сегодня. Я заеду за тобой и отведу на настоящее свидание, не включающее в себя чье-то разлагающееся тело в соседней комнате.

— Ты такой романтик.

— Я переживу эту фигню с отсутствием секса, но запомни мои слова. Когда придет время, не я буду умолять о нем.

* * *

До конца дня меня изводила перспектива встретиться с ней. Чтобы скрасить мучительное ожидание, я решил написать в «Спросите Иду».


Дорогая Ида.

Я встречаюсь с женщиной, которая ясно дала понять, что не хочет секса со мной. Дело в том, что она не знает, чего себя лишает. Как думаешь, есть ли что-нибудь, что заставит ее передумать?

Самодовольный мистер Костюм.


Примерно через час во входящих появился ответ.


Дорогой Самодовольный мистер Костюм.

У меня такое ощущение, что ты, возможно, предполагаешь, будто все женщины должны раздвигать свои ноги для тебя. Мне кажется, у этой женщины есть причина чувствовать, что секс с тобой пагубно на нее повлияет. Попробуй пообщаться с ней какое-то время, дай ей повод доверять тебе. Докажи, что стоишь этого. В противном случае, прими холодный душ. Тебе он может понадобиться.

Глава 7

Сорайя


Сорайя: Куда мы пойдем?


Я ушла с работы на час пораньше, чтобы приготовиться. Больше половины моей одежды лежало кучей на кровати. Обычно я одевалась, как мне вздумается. Я не была привередливой. Для меня стиль — выражение собственной индивидуальности, а не следование за последними трендами с подиумов или кого-то из семейки Кардашьян. Поэтому меня выбешивало до чертиков то, что я примеряла уже десятый наряд.


Грэхем: В ресторан, к несчастью. Только если ты не передумала. Я более чем готов, если ты предпочтешь, чтобы я насладился тобой у меня.


Если бы это был кто-то другой, все эти пошлые комментарии вывели бы меня из себя. Но, по какой-то причине, я улыбалась, получая их от Грэхема. Моим ответом на его приглашение потрахаться всегда было желание поизмываться над ним.


Сорайя: Вообще-то, может быть, я передумала.

Грэхем: Скажи свой адрес. Я все еще в офисе, но могу быть у тебя через 10 минут, где бы ты, черт возьми, ни жила.


Я фыркнула. Как я и думала, он был самовлюбленным, но было что-то милое в его честности, когда он говорил, что хочет меня. Обычно для таких парней, как он, показывать свое отчаяние было признаком слабости. Мне почти стало неприятно, что я играла с ним. Почти.


Сорайя: Я имела в виду наш ужин сегодня. Не уверена, что это хорошая идея.

Грэхем: Как же. Если ты не появишься, жди стука в дверь.

Сорайя: Ты даже не знаешь, где я живу.

Грэхем: Я очень находчивый.

Сорайя: Хорошо. Я приду. Но ты дал мне только адрес. Куда мы идем? Мне нужно знать, что надеть.

Грэхем: Иди в том, что на тебе сейчас.


Я посмотрела вниз.


Сорайя: В кружевном ярко-розовом бюстгальтере и трусиках танга?


Прошло, как минимум, пять минут, прежде чем он ответил.


Грэхем: Не говори мне такого.

Сорайя: Не нравится ярко-розовый?

Грэхем: О, нет, этот оттенок будет прекрасно смотреться в виде отпечатка руки на твоей заднице, если ты не перестанешь надо мной издеваться.


Мне никогда особо не нравилось шлепанье. Не нравилось — ключевое слово. Но когда я представила, как Грэхем шлепает меня, все тело начало гудеть. Я возбудилась от одного сообщения. Господи. Этот мужчина опасен. Нуждаясь в перерыве, я отбросила телефон на кровать и вернулась обратно к шкафу. И вдруг краем глаза увидела черное платье. Я купила его для похорон. Я расхохоталась при мысли, что должна была надеть его на то свидание с Аспеном. Когда я стянула его с вешалки, мой телефон завибрировал, извещая о входящем сообщении.


Грэхем: Ты перестала отвечать. Буду считать, что ты занята, представляя мою руку, шлепающую эту прелестную задницу.


У него была изумительная способность превратить простой вопрос в нечто пошлое.


Сорайя: Я занята. Пытаюсь выбрать, что надеть. Что возвращает меня к изначальному вопросу: куда мы идем?

Грэхем: Я забронировал столик в Zenkichi.

Сорайя: В Бруклине?

Грэхем: Да, в Бруклине. Он только один такой. Ты сказала, что живешь там, и так как ты не разрешаешь мне заехать за тобой, я выбрал место недалеко от тебя.

Сорайя: Вау. Хорошо, круто. Я хотела туда сходить. Хотя для тебя путь туда из офиса будет той еще занозой в заднице.

Грэхем: Логично. Так как ты заноза в моей заднице. Увидимся в 7.


Станция метро находилась в полутора кварталах от ресторана. Когда я повернула за угол, на улицу въехал черный лимузин. По непонятной причине я нырнула в арку, чтобы посмотреть, кто это. Чутье подсказывало, что это Грэхем.

И чутье не ошиблось. Водитель в форме вышел, открыл заднюю дверь, и Грэхем ступил на тротуар. Боже, этот мужчина источал власть. Он был одет в другой дорогой костюм, не в тот, что утром. То, как костюмы сидели на нем, не оставляло сомнений, что они были изготовлены на заказ. Но не дорогой костюм придавал ему превосходства, а то, как именно он носил костюм. Он стоял перед рестораном, такой высокий и уверенный в себе. Грудь широкая, плечи отведены назад, ноги уверенно расставлены. Он смотрел прямо перед собой, не залипнув в телефоне или уставившись на ноги в попытке избежать зрительного контакта. Одна рука была в кармане брюк, большой палец торчал снаружи. Мне нравился этот торчащий большой палец.

Я подождала несколько минут, и когда он, в конце концов, посмотрел в другую сторону, выскользнула из арки. Когда он повернулся и заметил меня, я усомнилась в своей походке. От того, как он наблюдал за каждым моим шагом, часть меня хотела сбежать прочь, но другой части нравилась сила его взгляда. Очень. Поэтому я подавила свою нервозность, добавила бедрам немного покачивания и решила не быть мышкой для кошки. Я буду собакой.

— Грэхем. — Я кивнула и остановилась перед ним.

— Сорайя. — Он скопировал мой деловой тон и кивнул.

Мы стояли на тротуаре на безопасном расстоянии, глядя друг на друга в течение самых долгих минут в истории. Затем он прорычал «к черту» и, шагнув ко мне, намотал мои волосы на руку, подняв тем самым голову туда, куда ему было нужно, и набросился на мои губы.

Долю секунды я пыталась сопротивляться. Но я будто была кубиком льда, пытающимся бороться с жаром солнца. Это было невозможно. Вместо этого я растворилась в ослепляющем свете. Если бы рукой он не держал так крепко мою талию, с большой вероятностью я бы упала на асфальт. Мой разум хотел сражаться с ним на каждом повороте, но тело не могло ему сопротивляться. Предательское тело.

Наконец, отстранившись, он произнес, почти касаясь моих губ:

— Борись, сколько хочешь, но настанет день, когда ты будешь умолять. Запомни мои слова.

Его самоуверенность вернула меня в чувства.

— Ты переполнен самодовольством.

— Я бы лучше наполнил тебя.

— Свинья.

— Что же это говорит о тебе? Ты уже мокрая для свиньи.

Я пыталась выбраться из его твердой хватки, но он только сильнее сжал меня.

— Я не мокрая.

Он выгнул бровь.

— Есть только один способ проверить.

— Отвали, Морган.

Грэхем отошел назад и поднял обе руки вверх. В его глазах был отражалось веселье.