Ну почему считается грехом увлечься чем-то еще? Он обвел взором книги и произведения искусства. Нет, он совсем неплохо относится к любым развлечениям, чисто мужским, но и более тонкие ему по вкусу.

Фаннинг, извинившись, отошел, чтобы поговорить с другим гостем, а Джек поднес к губам бокал. Его отец ответил бы на эти вопросы с типичной для воина грубоватой прямотой. Он сказал бы, что война — это благородное занятие, позволяющее мужчине проявить свою ретивость, проверить свою готовность проявить отвагу. Это сила, создающая нации, защищающая традиции, позволяющая цивилизации не пропасть в хаосе.

Вообще-то Джек был не против всего этого. Только он считал, что человека нельзя мерить лишь по количеству металла в его теле. Его губы слегка скривились. По мнению Джека, краска была ничуть не меньшей силой, чем порох, только ее принимали еще и в более изысканном обществе…

— Но почему такое мрачное лицо, лорд Джакомо? Вы не одобряете древнеримское искусство?

Джек узнал голос говорящего. Джованни Марко Мусто делла Гираделли, граф Комо, был потомком одной из самых древних и знатных фамилий Италии. И еще он невыносимый болван.

— Возможно, вы присоединились к нашему обществу только для того, чтобы восхититься военным достижениями моих предков, — продолжал граф. — У нас и в самом деле одна комната посвящена исключительно истории имперских войн.

Язвительное замечание было сделано неспроста. Единственной причиной, заставившей Джека вступить в Общество Юлия Цезаря, была его уверенность в том, что отец поверит, будто здесь обсуждают исключительно военные операции императора. Однако Джек не собирался признаваться в этом миланскому макароннику.

— Странно видеть вас здесь, Гираделли, — отозвался он. — Вы полагаете, что название, имеющее. отношение к Древнему Риму, указывает на то, что в этих стенах проводятся вакханалии и оргии?

Граф, предпочитавший прозвище «Марко», приехал в Лондон недавно, но уже заслужил репутацию повесы. — Однако женщин и вино лучше поискать где-нибудь еще.

— Если это то, что нужно вам, amico[4], то я точно знаю, где их искать, — ответил Марко с двусмысленной ухмылкой. — Но иногда мне просто хочется доставить удовольствие голове, уму, а не иной части моей анатомии.

— Вряд ли ваш мозг ощутимо увеличится от этого, — проворчал Джек.

Марко расхохотался.

— Да уж, мозг у меня функционирует не так хорошо, как остальная часть тела, однако он ничуть не меньше, чем у остальных ученых, собравшихся в этой комнате, — проговорил он.

— Вы?! Ученый?! — Джек тихонько фыркнул. — Не смешите меня.

Проигнорировав его слова, Джек постучал пальцем по стеклянной витрине, где на черном бархате были выложены бронзовые медальоны с портретами.

— Вергилий, Ливии, Гораций, — назвал он имена древних писателей.

А уж когда Марко назвал некоторые известные факты, касающиеся их произведений, уверенность Джека в его неотесанности несколько поколебалась.

— Да, но я слышал, что литературе вы предпочитаете архитектуру, — продолжал Марко. — Итак, скажите мне, какого вы мнения о базилике Порция?

Возможно, граф и надменный болван, но, кажется, он действительно знает кое-что об античности.

У Джека так редко появлялась возможность побеседовать об античной архитектуре с кем-то, кто отличал Троянскую колонну от колонны троянцев, что он решил не упускать этот шанс. Несмотря на то что Марко был ему несимпатичен, он сердито ответил ему.

К его удивлению, вместо своих обычных саркастических замечаний Марко ответил ему вполне серьезным комментарием о симметрии и пропорциях.

— Но стилистическое развитие мозаики и фресок — это, разумеется, вопросы совсем другого исследования, — промолвил Джек, выражая свое мнение по поводу дизайнерских решений в римских термах. — Декоративное искусство — не моя специальность.

— И не моя, — кивнул Марко. — Этими вещами занимается маркиза делла Джаматти, которая считается одним из самых известных экспертов в римской античности, особенно в бронзе. — Он помолчал. — Пожалуй, я предложу ей стать членом общества. Кстати, правила предусматривают членство женщин в обществе?

Мысль о том, что Алессандра делла Джаматти врывается в одно из его укрытий, где он всегда мог спокойно потолковать с кем-нибудь на ученые темы, не обрадовала Джека.

— Вообще-то я ничего об этом не знаю, — проговорил он. — Но не думаю, что это хорошая идея.

— Нет? — с удивлением приподнял брови Марко. — Вы против умных женщин? Я уже успел заметить, что англичане побаиваются женщин не только красивых, но еще и умных.

Джек смущенно молчал несколько мгновений.

— Что за чепуха! — наконец воскликнул он. — Меня беспокоит не то, что у нее в голове, а те слова, которые срываются с ее уст, когда она сердится. Что, в свою очередь, происходит почти постоянно.

— Ах! Ее нрав! — Граф выразительно пожал плечами. — Как и у большинства итальянок, у Алессандры весьма страстная натура.

— Я бы сказал: неуправляемая, — промолвил Джек, вспоминая, как ее глаза напомнили ему остро наточенные клинки кинжалов. Такой взгляд может убить.

Марко слегка побледнел и растерялся, и лишь через несколько мгновений к нему вернулась самоуверенность.

— Ну а теперь вы, amico, немного преувеличиваете. — Марко улыбнулся, но Джеку его улыбка показалась какой-то вымученной. — В молодости Алессандра была страстной, ее обуревали эмоции. Но все меняется. Спросите кого угодно в Лондоне, и вам скажут, что маркиза известна своим холодным нравом. Так что, похоже, только вы способны воспламенить ее.

— Не понимаю даже почему, — удивился Джек. — Я не сделал ничего плохого, просто старался вести себя как истинный джентльмен и предлагал ей помощь, когда считал, что она нуждается в ней.

— Хм! — Марко задумчиво посмотрел на него. — Может, в этом все и дело.

Она ведет себя как грубиянка, и от этого лучше не становится, подумал Джек, но предпочел вслух об этом не говорить.

— Не думаю, что я ее интересую, как бы я себя ни вел, — проговорил он.

Граф — кузен маркизы, о чем Джек только что узнал, — прикоснулся к его руке. Невозможно было понять, то ли это дружеский жест, то ли этим прикосновением он хочет его предостеречь.

— Не судите эту леди слишком строго. Она опасается мужчин, которые носят собственное благородство на рукавах.

— Что вы хотите этим сказать? — нахмурился Джек, припоминая, что Лукас говорил ему что-то похожее.

Не успел Марко ответить, как его окликнули из другого конца комнаты, приглашая подойти и высказать свое мнение о мраморном бюсте Бахуса.

Джек молча смотрел на то, как Марко, театрально взмахнув рукой, пошел прочь. Чао! Зашуршал шелк, и, как ни странно, от этого звука по его спине поползли мурашки. Черт возьми, если у него есть хоть капля разума, ему следует забыть о леди Алессандре.

Провалилась бы в преисподнюю сама маркиза, ее настроение и ее тайны…

Взяв еще один бокал игристого вина, Джек побрел в одну из боковых комнат выставки, чтобы привести мысли в порядок, рассматривая новые экспонаты. На недавно приобретенной плите была древняя фреска с изображением обнаженной Минервы, римской богини войны и мира, которая собиралась искупаться в лазурной воде. Художник постарался: его работа была столь тонкой, мазки до того точны и изящны, а палитра изображения — такой богатой, что фигура казалась живой.

— Ты и в самом деле богиня — живое, милое изображение женской красоты, — пробормотал он, склонившись над стеклянной витриной, чтобы получше рассмотреть работу древнего живописца.

Обычно Джек не разговаривал сам с собой, но из-за последних встреч с Алессандрой чувствовал себя волком, воющим на луну.

Набрав в рот вина, он наслаждался тем, как колючие пузырьки щекочут его небо и язык.

— Я бы не прочь снять с себя всю одежду и ощутить, как твое влажное, податливое, согретое солнцем тело прижимается ко мне.

У него за спиной зашуршали юбки.

— Сэр, даже подумать страшно, что я могу вам помешать.

Джек медленно оглянулся. Впрочем, он мог и не делать этого, чтобы узнать, кто стоит позади него.

Древние богини славились своей дьявольской привычкой насмехаться над простыми смертными. Так что, возможно, это объясняло, почему озорная Минерва позволила ему обидчиво нахмуриться, чтобы скрыть смущение.

— Это приглашение, леди Джаматти? — растягивая слова, спросил Джек. — Может быть, вы втайне лелеете надежду увидеть меня нагим?

Низкий голос был сексуальным и тягучим, его можно был сравнить с прохладной водой, бегущей по гладким камням. По ее телу побежали искорки, и, встретив взгляд Джека, она не смогла сдержать дрожи.

— Кажется, вы по ошибке зашли не в то здание, — спокойно произнесла Алессандра, надеясь, что Джек не заметил ее реакции на его близость. — Здесь занимаются серьезным изучением искусства и культуры, а не резвятся голышом с хорошенькими женщинами, независимо оттого, богини они или нет.

Джек медленно шагнул к ней. Он двигался с грацией пантеры, при этом видно было, как его развитые мышцы переливаются под отлично сшитым сюртуком.

— Да, но некоторые считают вакханальные удовольствия видом рафинированного, высокого искусства, — в тон маркизе ответил он.

Вспомнив жар его горячего, пахнущего бренди поцелуя, его торопливые прикосновения, Алессандра невольно согласилась с ним:

— Так оно и есть, но этих людей величают повесами, а не учеными.

Уголок его рта едва заметно приподнялся.

Святая Мадонна, как он красив! Особенно когда этот намек на улыбку освещает и смягчает скульптурные черты его лица.

— Поэтому у меня к вам вопрос, — быстро добавила Алессандра. — Что вы здесь делаете?

— Что я здесь делаю? — повторил Джек изумленно. Постепенно его лицо обрело сардоническое выражение. — Разумеется, с вожделением рассматриваю голых женщин, — медленно добавил он. — Именно этим занимаемся мы, огромные черные дьяволы, когда не прячемся по темным углам и завтракаем маленькими детьми.