– Мы не должны утомлять жарой вашу драгоценную супругу, – сказал он, когда друг моего брата преклонил колено перед Уильямом, – но у графа Раймонда, милорд король, имеются весьма важные письма. В них вести, которые уже давно ожидают вас.

Раймонд встал и подозвал оруженосца, который подал ему два свитка пергамента. Узнав на одном из свитков личную печать Ричарда, я повернулась к моему повелителю:

– Может быть, лучше распечатать и прочесть письма, когда мы прибудем во дворец?

Однако, прежде чем мой супруг успел ответить, молодой Раймонд покачал головой и заговорил голосом, немного напугавшим меня:

– Письма содержат печальную весть.

Без дальнейших отлагательств я сломала печать, развернула свиток и увидела внизу крупную, размашистую подпись, сделанную рукой Рика: «Ricardus Rex». Рикардус Рекс? Король Ричард!

Видимо, я прочитала подпись вслух. Помню, что крепко схватила Уильяма за руку.

Оторвавшись от чтения своего письма, мой супруг сжал мои дрожащие пальцы.

– Да, любовь моя, – сказал он. – Да. Твой отец скончался. Герцог Ричард стал королем Англии.

Глава 2

Известие о смерти отца настолько ошеломило меня, что я лишь смутно воспринимала все, что делалось и говорилось после того, как меня усадили в паланкин, а моих придворных дам – в большую деревянную колесницу. Помню, что, прочитав письмо от Ричарда, Уильям сказал, что ему необходимо немедленно собрать наших военачальников и что он присоединится ко мне, как только сможет. Помню также, как кто-то плотно задернул занавеси, потому что дорога к дворцу вела через рыночную площадь и базар, на котором торговали верблюдами. Мы прошли по меньшей мере половину пути, когда я несколько пришла в себя и решила прочесть письмо Ричарда, адресованное мне.

Вначале я с трудом разбирала буквы, так как паланкин так трясся и качался, что мне стало дурно; однако вскоре я приноровилась и испытала крайнее изумление, узнав, что наш отец, король Генрих II, скончался еще в июле. А я распечатала письмо с известием о его смерти в конце сентября!

Следующие фразы отчасти содержали в себе ответ на мой вопрос. Рик, по его словам, непременно хотел написать мне лично. Он заверял меня в том, что первым делом после вступления на престол освободил матушку из заточения в Винчестерском замке и даровал ей все почести и привилегии вдовствующей королевы.

«Свой сыновний долг я выполнил, – писал он далее, – и теперь занят собиранием денег на Крестовый поход. Много хлопот доставляет мне также моя грядущая коронация. Я должен короноваться до отплытия из Англии на битву с неверными; на время моего отсутствия я собираюсь назначить регентом матушку».

Письмо Ричарда не было датировано, но, насколько я помнила привычки своего милого брата – едва ли он сильно изменился за прошедшие двенадцать лет, – он наверняка писал письмо несколько дней, отвлекаясь на многие другие важные дела. Вдруг еще одна мысль поразила меня, и я сосчитала, сколько прошло недель с тех пор, как мой царственный супруг и я покинули Сицилию. Мы продвигались медленно; по пути делали остановки в Коринфе, на Крите и Родосе и так долго находились в пути, что лишь случайно могли узнать о смерти моего отца.

Внезапный толчок прервал мои размышления, меня едва не выбросило из паланкина. Откинув занавес, я увидела, что мы стоим перед огромными, обитыми кожей воротами, охраняемыми двумя смуглыми чернобородыми великанами. Ворота распахнулись, и, к моему удивлению, из них вышел граф Боэмунд! Он сразу поспешил помочь мне спуститься из паланкина.

Видя мое удивление, он улыбнулся и наморщил нос целых четыре раза.

– Миледи, я поскакал вперед верхом, чтобы проверить, все ли готово к вашему приему. Зная о печальных новостях, которые вы получили, я заключил, что вам захочется побыть наедине со своими дамами.

Говоря так, он вел меня по длинному-длинному, блаженно прохладному коридору, из его сводчатых окон открывался вид на зеленые лужайки. Мы повернули за угол, поднялись на несколько ступенек и оказались еще в одном коридоре.

– Ваши апартаменты находятся в самом конце, – сказал Боэмунд. – Можете быть уверены: никто не нарушит вашего уединения. У вас будет собственная кухня, собственный сад, и я обещаю, что без вашего позволения никто к вам не войдет. Понимаю, насколько велико должно быть ваше горе.

Я ответила что-то, приличествующее случаю, но последние слова графа заставили меня призадуматься. В тот момент я едва ли могла припомнить лицо отца, тем более думать о нем с нежностью. Наверное, я еще не успела свыкнуться с мыслью о потере… В конце концов, отец уделял довольно мало времени и внимания своим дочерям; кроме того, я, как и Рик, не одобряла его обращения с нашей горячо любимой матушкой. Кое-кто нашептывал: он посадил ее в тюрьму, потому что она отравила Белокурую Розамунду, его фаворитку; другие уверяли, что матушка подстрекала моих братьев восстать против отца. Насколько я знала, первое обвинение было ложью; однако второе было вполне возможным. В общем, как бы ни обстояли дела, всем своим существом я была всецело на стороне матери.

Услышав позади шаги, я обернулась. Мои придворные дамы, сопровождаемые одним из слуг Боэмунда, следовали за нами. Даже на расстоянии было заметно, как побледнела и дрожит леди Катерина, старейшая, добрейшая и самая моя верная фрейлина. Если уж путешествие в паланкине, на мягких подушках, было утомительным, то каково же пришлось ей в неуклюжей деревянной колеснице! Во время нашего морского путешествия на нее было жалко смотреть; должно быть, теперь леди Катерина желала поскорее умереть.

Ради ее и своего блага я решила поблагодарить графа Боэмунда за его предусмотрительность. Нам обеим, особенно в то время, безмятежная жизнь в Триполи пришлась по душе. Местные дамы проводят время под неусыпным надзором евнухов и никогда не видят других мужчин, кроме своего господина и повелителя. Не для них предназначены почетные места за высоким столом, не для них веселые вечера с танцами и песнями, когда дамы и кавалеры вращаются в смешанном обществе ко взаимному удовольствию. Таков обычай при дворах Англии, Франции и – с тех пор, как мой Уильям взошел на престол, – на Сицилии. Он первым из норманнских королей отказался от удовольствий гарема или сераля. В отличие от моего супруга, его отец, Вильгельм Плохой, и оба Рожера, его дед и прадед, держали женщин своей семьи в заточении и не ограничивались одной или даже двумя наложницами.

Не знаю, какие утехи находил мой супруг до тех пор, пока я не доросла до брачного возраста. Однако за те девять лет, что прошли с тех пор, как я по-настоящему стала его женой, мы редко проводили хотя бы одну ночь порознь; у меня нет оснований подозревать его в неверности. Едва ли у моего супруга были внебрачные дети. Если бы у него родился незаконнорожденный ребенок, мы бы приняли его как своего. Прошло уже несколько лет с тех пор, как умер наш маленький сын, и мы почти оставили надежду на то, что у нас появится наследник.

В конце коридора стояли два евнуха; лакей нашего хозяина, ожидавший на пороге моих апартаментов, провел нас внутрь. Полутемные палаты, выходящие в открытую аркаду, которая окружала очаровательный сад, были похожи одна на другую, и во всех помещениях стояли мягкие диваны, низкие столики и резные сундуки, поэтому я сама могла выбирать, где устроить спальню, где – гостиную и где столовую.

Граф Боэмунд наскоро представил леди Катерине своего лакея и, прежде чем раскланяться, перевел несколько ее просьб относительно дополнительных удобств.

– Вы так добры, граф, – сказала я, понимая, что ему так же не терпится покинуть нас, как и мне – остаться одной. – Я знаю, что у вас буду чувствовать себя как дома и, надеюсь, вы будете часто наносить мне визиты.

Мягкие вечерние тени опустились на сад, когда шум у входа возвестил о прибытии моего супруга. Он прибыл один и сразу прошел ко мне, не обращая внимания на фрейлин, сновавших по комнатам и раскладывавших наши вещи. Они хотели было удалиться, но я остановила их.

– Нет, нет! – сказала я. – Продолжайте работу, прошу вас. Мы погуляем в саду. Или вы слишком устали, милорд? – Я заметила, что вид у Уильяма утомленный, а походка медленнее, чем всегда.

Он покачал головой.

– После гавани, где все так и кипит, меня манит ваш садик. Особенно привлекательна вон та скамья под фиговым деревом. Пойдемте, любовь моя, я расскажу вам, почему так задержался.

Когда мы уселись в тени дерева, он нежно взял меня за руку.

– Простите за то, что покинул вас в такое время, – нежно начал он. – Но, прочитав письмо Ричарда, я понял, что нам нужно как можно скорее вернуться на Сицилию. Мне необходимо было сообщить об этом всем нашим людям, прежде чем я покинул порт.

– Мы возвращаемся домой?! – Я не верила собственным ушам.

– Да, хотя спустя короткое время нам придется вернуться сюда, – отвечал он. – Вы все поймете, любовь моя, когда узнаете почему! Ваш брат и Филипп Французский собираются встретиться в Мессине с тем, чтобы мы втроем объединились и выступили в поход одной огромной армией, армией, ведомой триумвиратом королей! Вы только представьте, Джоан, – король Англии Ричард, король Франции Филипп и король Сицилии Вильгельм сражаются под одним знаменем за освобождение Святой земли! Вот почему я намерен вернуться и отложить нашу кампанию. Словом, нам пора ехать домой и подготовить нашим друзьям теплый прием.

Он забыл об усталости и, очевидно, уже представлял свое возвращение в Мессину и предвкушал встречу с Ричардом и королем Филиппом. Я же была вне себя от радости при мысли о том, что увижу любимого брата. Долгие годы прошли в разлуке. Тогда, в 1176 году, я страдала, понимая, что, вероятнее всего, мы с ним расстаемся навеки. Выходя замуж за чужеземного короля, принцесса почти наверняка никогда не встретится со своими родными.

– Рик едет на Сицилию! – Мне показалось, я пропела эти слова. И смерть отца, и Крестовый поход, и все прочее было забыто. – Да, да! Мы должны возвращаться немедленно – позвольте, я сейчас же позову фрейлин и прикажу им не распаковывать вещи.