Его черные брови удивленно взлетели.

– За бриллиантами? – переспросил он. – А… это еще зачем?

– Как? – в свою очередь удивилась Наташа. – Но ведь вы же писали, что… – она не договорила, застыв на месте от ужасной догадки.

Стентон подошел к ней вплотную и положил руку ей на плечо.

– Дорогая моя Натали! Мне не нужны ваши бриллианты, мне нужны вы сами. Я уже десять раз говорил, при каком условии соглашусь отдать письмо, и не намерен что-то менять.

– Но я не хочу ехать с вами в Англию! – с отчаянием воскликнула Наташа. – Я не люблю вас, и у меня нет никакого желания проводить несколько месяцев в вашей стране! Я соскучилась по Петербургу, по своему дому, и хочу как можно скорее вернуться туда!

– Сожалею, мой ангел, – бесстрастно произнес Стентон, – но расставаться с вами в ближайшее время не входит в мои планы. А потому вам остается лишь смириться с неизбежным. Но, конечно, – прибавил он с жесткой усмешкой, – если вам безразлично, в чьи руки попадет письмо вашей покровительницы, вы можете повернуться ко мне спиной и уйти.

Наташа почувствовала, как внутри у нее все сжалось. Стентон не оставлял ей выбора. Судя по тому, что он был одет в дорожный костюм и слегка загримирован – она и сама могла бы не узнать его, встретив на улице – он собирался прямо отсюда двинуться в дорогу. И если она сейчас расстанется с ним, не видать им с Павлом заветного письма, как своих ушей. Пока они будут гоняться за Стентоном, он успеет продать письмо людям, которые используют его в интересах чужого государства.

– Где письмо? – хмуро спросила Наташа. – Я хочу уничтожить его, прежде чем мы сядем в экипаж.

Лицо Стентона озарилось торжествующей улыбкой. Помедлив несколько секунд, он запустил руку во внутренний карман сюртука и неторопливым движением извлек оттуда сложенный вчетверо листок бумаги.

– Держите, моя дорогая, – сказал он, с галантным поклоном протягивая Наташе письмо. – Это и есть ваш долгожданный трофей. Можете поступить с ним, как вам заблагорассудится.

Взяв письмо, Наташа осторожно развернула его и принялась внимательно изучать. Почерк как будто Марии Федоровны, и печать вроде бы тоже ее. Плотная бумага с голубоватым отливом, без сомнения, произведена на Павловском заводе. И все-таки, что-то смущало Наташу. Но что именно, она никак не могла понять. Она рассматривала письмо и так, и этак пока, наконец, Стентон не потерял терпение.

– Послушайте, это уже становится смешно, – с закипающим раздражением проговорил он. – Вы что, не знаете почерка своей государыни? Я уж не говорю о том, как сильно меня оскорбляет ваше недоверие, для которого я до сих пор не давал ни малейшего повода.

Тяжко вздохнув, Наташа заставила себя оторваться от письма.

– Дайте мне свечу и огонь, – велела она Стентону.

Он тотчас поставил перед ней подсвечник и зажег свечу. Наташа поднесла письмо к огню и, дождавшись, когда оно оказалось достаточно охвачено пламенем, бросила его в стоявшую на столе фарфоровую тарелку. Она не отрывала глаз от письма до тех пор, пока оно не превратилось в крохотную горстку пепла. Лишь тогда она облегченно вздохнула, набрав полную грудь воздуха, и… тут же закашлялась от дыма.

– Откройте окно, – попросила она Стентона. – Я сейчас задохнусь от этого жуткого запаха…

И тут Наташа поняла, что ее так смущало в письме, которое передал ей Стентон. Запах! Или, вернее, его отсутствие. Листок бумаги, который она так долго вертела в руках и даже подносила к самому лицу, не источал абсолютно никакого запаха. А должен был источать, потому что благородные дамы имеют обыкновение надушивать письма ароматическими водами. В последнее время было модно использовать воду с ароматом розового масла – довольно-таки въедливый запах, который было просто невозможно выветрить с бумаги. И Мария Федоровна была одной из тех, кто имел пристрастие к надушиванию писем розовой водой.

– Ну все, Натали, идемте, – нетерпеливо сказал Стентон. – Мой кучер уже заждался, мы не можем больше медлить.

Он потянул ее за руку, но она тотчас высвободилась и, отступив от него на пару шагов, с мрачной решимостью посмотрела ему в глаза.

– Подождите, Джонатан, – сказала она. – Прежде чем мы покинем этот дом и сядем в карету, я хочу кое о чем попросить вас.

– О, боже ты мой! – простонал он. – Ну, что вы еще от меня хотите?

– Я прошу, – звонко и отчетливо произнесла Наташа, – чтобы вы позволили мне обыскать вас.

От неожиданности Стентон оторопел.

– Прошу прощения, но я не совсем понимаю…

– Я хочу обыскать вас, – с расстановкой повторила Наташа. – Видите ли, дорогой Джонатан, – пояснила она, – я все-таки не совсем уверена, что вы не подсунули мне подделку, а потому мне хотелось бы осмотреть ваши вещи и, прежде всего, ваш сюртук.

Стентон посмотрел на нее ошарашенным взглядом, а затем его лицо начало багроветь.

– Какого черта? – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Не кажется ли вам, сударыня, что вы начинаете перегибать палку?

– Но почему же? – спокойно возразила Наташа. – Я всего лишь хочу убедиться, что вы не надули меня. Во время нашей последней встречи вы столько раз говорили, что боитесь остаться в дураках, что ваш страх волей-неволей передался и мне. – Она немного помолчала, ожидая ответа, и, так как его не последовало, шагнула навстречу Стентону и решительным тоном сказала: – Пожалуйста, Джонатан, снимите сюртук и дайте его мне!

Вместо того чтобы подчиниться, он отступил на пару шагов назад и воззрился на нее пылающим, гневным взглядом.

– Объясните, на чем основаны ваши подозрения, – потребовал он.

Наташа глубоко вздохнула, возведя глаза к потолку.

– То письмо, которое вы передали мне, не имело абсолютно никакого запаха. А между тем императрица Мария Федоровна имеет привычку надушивать все свои письма розовой водой. Этот въедливый запах не выветривается от времени, потому что бумага пропитывается им насквозь. – Она сделала паузу и с некоторой торжественностью докончила: – Вот поэтому-то я и заподозрила, что письмо, которое вы дали мне – всего лишь искусная подделка. А ваше нежелание подвергнуться обыску лишь укрепляет меня в моих подозрениях.

Несколько секунд Стентон смотрел на Наташу таким взглядом, будто хотел просверлить ее насквозь. Ярость, досада и злость на самого себя за допущенную оплошность попеременно сменялись на его лице. Куда только делось его хваленое самообладание, подумала Наташа, не удержавшись при этой мысли от усмешки. Но уже в следующий момент ей стало совсем не до смеха, потому что Стентон с мрачной, злой решимостью шагнул ей навстречу и железной хваткой стиснул ее запястье.

– Разрази меня гром, – прошипел он сдавленным голосом. – Подумать только: какая-то изнеженная дамочка пытается вывести меня на чистую воду!.. Да! – яростно прокричал он ей в лицо. – Твоя догадка оказалась верной, маленькая чертовка! И ты можешь с полным правом гордиться своей сообразительностью. К сожалению, это ничего тебе не даст. – Его лицо растянулось в ядовито-злобной усмешке. – Напротив, своим неуместным разоблачением ты лишь осложнила свое положение, ибо теперь я не спущу с тебя глаз, пока мы не окажемся вдали от французских берегов.

С этими словами он потянул Наташу к лестнице. Призвав на помощь все свои силы, она яростно сопротивлялась, но все было тщетно. Когда они уже были внизу, Наташа вдруг вспомнила про наемный экипаж, который, наверное, еще дожидался ее на улице. Ах, если бы вырваться и добежать до него! Карета Стентона спрятана за домом, а пешком ему ни за что их не догнать… В последнем отчаянном усилии Наташа изловчилась, быстро наклонилась к руке Стентона, сжимавшей ее руку, и что было сил впилась в нее зубами.

Он взвыл от боли и яростно выругался, выпустив от неожиданности Наташину руку. Не теряя времени, она бросилась к входным дверям и, обнаружив, что они заперты, торопливо осмотрела их, ища засов. Но… никакого засова на дверях не оказалось. Тогда Наташа изо всех сил толкнула дверь плечом, а потом еще раз и еще. Бесполезно! Массивные двери были надежно заперты за ключ, который, судя по всему, лежал в кармане Стентона.

– Потрясающе, – послышался за ее спиной издевательский голос. – Вот уж, признаться, не ожидал я от вас такой прыткости. Впрочем, я еще тогда, когда мы общались в Петербурге, подозревал, что вы, моя дорогая Натали, и есть тот самый тихий омут, в котором водятся черти. Пока омут никто не баламутил, они сидели себе мирно и спокойно. Но стоило всколыхнуть водную гладь… А впрочем, довольно болтать, – неожиданно прервал себя Стентон. – Мы и так потеряли уйму времени, так что бросьте артачиться и идемте со мной. – Он кивнул в сторону двери, расположенной по другую сторону лестницы.

– Никуда я с вами не пойду, – упрямо заявила Наташа. – Можете тащить меня волоком, если хотите, но по доброй воле я не сделаю и шага.

– Прекрасно, – с жесткой усмешкой произнес Стентон. – Значит, придется воспользоваться старым испытанным способом. Проще говоря, дать вам хорошенько по голове, чтобы вы надолго потеряли сознание. В этом случае у меня будет намного меньше проблем – особенно, если нас вздумают остановить на городской заставе.

Наташа почувствовала, как от страха у нее подкашиваются ноги. Выражение лица Стентона говорило, что он вполне способен исполнить свою угрозу. Но ненависть Наташи к этому человеку была так сильна, что затмевала здравый смысл, и она не могла заставить себя пойти на попятную.

– Ну так что же? – нетерпеливо спросил Стентон, окидывая ее грозным взглядом. – Вы будете вести себя послушно, или мне все-таки…

Не докончив фразы, он громко чертыхнулся и стремительно бросился вверх по лестнице. Пробежав всего лишь один пролет, он так же внезапно остановился и, прислонившись к стене, сардонически расхохотался.

– Разрази меня гром! – произнес он с убийственной самоиронией. – Они провели меня… словно неопытного, глупого новичка!

– Поднимите руки, Джонатан Стентон, и не двигайтесь с места!