Через несколько дней должны были уже пройти похороны. Мое состояние продолжало ухудшаться, поэтому я была вынуждена согласиться на приезд доктора. Мысленно я была готова к тому, что у меня обнаружат какую-нибудь болезнь, с которой придется еще очень долго бороться. В любом случае, хуже уже быть не могло. Но доктор сумел меня удивить:

- Вы беременны, Василиса.

Я стояла у могилы Ставра, всё еще не веря, что от этого мужчины с глазами цвета стали ничего больше не осталось, кроме креста. На похоронах я не присутствовала. Мне рано утром стало так плохо, что я потеряла сознание. Хотя, это вполне логичная реакция моего измученного организма на отсутствие еды и нормального сна.

Григорий привёз меня на кладбище лишь на следующий день. Я ненавидела это место. Оно слишком большую роль занимало в моей жизни и это несправедливо. Холодный ноябрьский ветер нещадно хлыстал меня по лицу. Уже ощущалось дыхание зимы. В этом году она будет по-особенному холодной. Я это предчувствовала.

Плотней кутаясь в шубу, я уткнулась носом в узел своего шарфа и еще раз глянула на могилу мужа. Нет, помимо креста от него остался еще ребенок, который теперь рос и креп во мне. То в каких обстоятельствах я узнала о своей беременности, не позволило мне по-настоящему насладиться такой замечательной новостью. У меня не было сил для радости. Я едва заставляла себя дышать. Конечно, я со всем справлюсь. У меня даже мысли не возникло, что я могу не выдержать. Просто сейчас я остро нуждалась в тишине, которая поможет прийти в себя.

- Кажется, сейчас пойдет дождь, - заявил Григорий, всё это время молча стоя за моей спиной.

- Да. Уже идем.

Клан, действительно, был моей семьей. Отчетливо я это поняла только после смерти Ставра. Меня защищали, обо мне заботились. Я не чувствовала себя брошенной. Но несмотря на всё, что случилось, я была обязана продолжать вести дела клана. Мне это давалось с огромным трудом. Я ощущала себя человеком, который совершенно не умеет плавать. Его бросили на глубину и приказали самостоятельно плыть к берегу. Если захочешь жить – выплывешь. Вот именно это я и делала – выплывала.

Прежде всеми делами занимался Ставр, и я даже не подозревала о том, насколько их может быть много. Он контролировал абсолютно всё: деньги, переговоры, решал, кому можно помочь, а кому в помощи лучше отказать. Постоянные звонки, сводка новостей, ситуация вне страны, предательства, мелкие заварушки. Голова шла кругом. Это был мой «океан», в котором я должна научиться свободно плавать или в противном случае стремительно пойду ко дну.

Меня часто тошнило, я почти ничего не могла есть, потому что ребенок просто не принимал еду. Я могла нормально есть только пломбир и оливки. Ни рыбу, ни мясо я больше не ела. Пришлось начать принимать витамины, чтобы хоть как-то облегчить и стабилизировать ситуацию.

Я переселилась в загородный дом, потому что в особняке всё напоминало о Ставре, особенно, его кабинет, где всё пропахло горьковатым ароматом сигар. Любое упоминание о муже вызвало во мне острый приступ боли, что засел где-то в области левого подреберья. Осознавая то, что мое состояние может негативно отразиться на ребенке, я запретила себе думать о Ставре, хотя это было слишком сложно. Мы только-только начали понимать друг друга и он, кажется, тоже начал понемногу оттаивать. Наша нетипичная и однозначно сложная история должна была завершиться иначе. Но действительность оказалась изощрено жестокой.

Мою работу в фонде, естественно, пришлось приостановить. Я всецело посвятила себя делам клана. Несколько раз мне пришлось лично присутствовать на настоящих бандитских разборках. Нужно было урегулировать конфликт двух мелких банд, что враждовали больше года между собой. Их вражда существенно подпортила один из наших корабельных доков.

Я надеялась, что мы мирным путём решим конфликт, в итоге всё закончилось кровавой бойней. Такова была моя новая реальность. Я не жаловалась, не жалела себя. К тому же Григорий всегда был рядом и помогал мне. Он стал для меня не просто телохранителем, а правой рукой.

Когда я кое-как научилась уже стоять у руля, начались серьезные проблемы со здоровьем. Моя беременность находилась под угрозой. Когда я оказалась на волоске от выкидыша, мне стало по-настоящему страшно. Малыш нуждался во мне, будучи еще в утробе. А я… Я вся была в работе.

Пришлось лечь в больницу. В определённый момент мне показалось, что я схожу с ума. После убийства Ставра я перестала жить и просто пыталась выплыть на берег. Попытка «выплыть» привела меня на больничную койку. Но не только этот печальный факт всерьез заставил меня задуматься над тем, в своем я уме или нет.

Была ночь. Моя последняя ночь в больнице. Завтра меня уже выпишут. Я лежала на боку и пыталась хотя бы немного поспать. Различные мысли никак не желали давать мне покоя. Я думала о том, смогу ли справиться с ролью матери, смогу ли обеспечить своему малышу необходимую защиту и дать ему всю свою любовь. Думала о работе.

Мое сознание будто балансировало между реальностью и сном. Грань между ними истончилась, и я уже не понимала, где заканчивается эта самая реальность и начинает мир снов. Кто-то тихонько вошел в мою палату. Я, скорей, почувствовала, чем услышала звук шагов. Свет в палате я давно выключила. Лишь унылый свет уличных фонарей блёклым желтым пятном стелился по полу.

Не знаю почему, но я не спешила открывать глаза. Не хотелось показать вошедшему, что я уже знаю о его присутствии. Теплая ладонь осторожно, будто боясь разбудить, коснулась моих пальцев. Я почувствовала едва ощутимый горький запах сигар. Кажется, я уже начала его забывать. Этот аромат всецело принадлежал Ставру. Но его нет…

Резко распахнув глаза, я никого не обнаружила в палате.

- Приснилось, - тихо выдохнула я сама себе и перевернулась на спину.

Дверь в мою палату была чуть приоткрыта, хотя я хорошо помнила, что мой доктор перед уходом, плотно ее закрыл за собой.

После выписки я попросила Григория заехать в особняк. Я в нем не была уже несколько месяцев, но ночной сон-призрак помог мне кое-что вспомнить. В особняке, как обычно, трудились горничные, все комнаты содержались в идеальной чистоте.

Определенная часть меня хотела заглянуть и в спальню, и в кабинет, но я приехала сюда не за этим. В библиотеке время замерло еще задолго до моего появления. Здесь царила своя особая атмосфера, к которой не каждый может привыкнуть. Всё та же тишина, те же полки и стеллажи, то же кресло и тот же кофейный столик.

Сев в кресло, я осторожно погладила свой живот, ощущая слабые толчки малыша. Когда он начал двигаться во мне, я перестала ощущать себя одинокой. Нас, действительно, было двое. Мой малыш – единственный, кто ощущал все мои чувства и знал, каково мне на самом деле.

Положив руки на широкие подлокотники, я случайно нащупала на одном из них небольшую неровность. Проведя по ней пальцами, я услышала тихий щелчок и через несколько секунд из правого подлокотника выехала маленькая полочка, в которой хранился толстый и заметно потрёпанный блокнот.

Я впервые видела, чтобы в кресле таким вот образом что-то хранили. Достав блокнот, я внимательно осмотрела обложку, затем первые страницы, где размашистым почерком дед вывел свое имя. Я так долго искала этот блокнот, а он всё это время находился прямо у меня перед носом. Казалось, что не я нашла эту вещь, а она меня. Тихонько лежала в подлокотнике и терпеливо ожидала своего выхода.

Хотелось немедленно приступить к чтению, но я заставила себя, спрятать находку в сумку. Лучше дождусь возвращения в загородный дом.

Глава 19. Записи

Это была первая запись, которую я прочла в дневнике деда:

…Нужно было его убить, но я почему-то смалодушничал. Почему-то рука не поднялась. Он ведь одногодка моего сына. По сути, его вины в том, что натворил его папаша - нет. Забрал под своё крыло. Всё равно маленький еще и бестолковый, вряд ли что-то вспомнит. Пусть уж лучше при мне будет. Назвал Ставром, приставил няньку. Может, что-то толковое из него и вырастит…

…Он совершенно не похож на Витю. Будто моим родным сыном был не Витя, а Ставр. Характер у него твёрдый, ощущается жесткость даже в мелочах. Никогда не думал, что буду неловко себя чувствовать из-за взгляда детских глаз. Только вот у Ставра они совсем не детские. Такое впечатление, что душа взрослого человека помещена в тело ребенка. Смотрит на всё исподлобья и с большей долей подозрения. Игрушки ему неинтересны и детские передачи – тоже...

Дед писал не так часто в своем дневнике, каждый раз новые чернила и новая дата. Раз в две недели новая запись, а некоторые сделаны и раз в полгода, а то и год. Никаких вступительных речей в блокноте не было. Не было ни конца, ни начала. Дед просто записывал какие-то свои наблюдения, мысли, что приходили к нему и не задерживаясь, ускользали куда-то в пустоту. Из-за всего этого казалось, что я читаю не дневник, а нахожусь в голове деда, блуждаю в лабиринтах его воспоминаний.

…Он жесток. Витя мягкий мальчик, Ставр же полная его противоположность. Но это не помешало им подружиться. Кажется, они даже нашли общий язык. Может, сумеют что-то новое почерпнуть друг у друга...

…У Ставра феноменальная предрасположенность к языкам. Я решил этим воспользоваться. Лучше изначально вложиться в проект, чтобы в будущем он дал плоды. Зачем нанимать себе личного помощника, если его можно вырастить? Эдакий универсальный солдат…

Я продолжала читать и в мыслях по кусочку собирать тот образ Ставра, о котором прежде никогда ничего не знала. Похоже, это был дневник, посвященный исключительно внутрисемейным делам. О работе здесь нет ни слова. Наверное, дед предусмотрел все риски и лишил неугодных людей возможности проникнуть в деловую сферу жизни клана.

…Пытался привлечь Витю к обучению стрельбы из пистолета и ружья. Не захотел. Ставр охотно принял мое предложение. Быстро всё схватывает и умеет быть дисциплинированным, если захочет…