Никогда не жалеть.

Никогда не вспоминать.

Не думать.

Разумеется, быстро уйти не удалось: пока вещи собирала, пока меняла билет, пока передавала дела Кристине… Кстати, эта девушка, по-видимому, единственная, кто расстроился. Ну вот, а ты всегда ее недолюбливала и чуточку ревновала.

Если была бы возможность, ты уехала бы сразу.

Даже если бы пришлось ждать в аэропорту… На улице… Под дождем…

Да какая разница? Где угодно, уж лучше там, в дружеском холоде, чем во враждебном тепле.

Ромка нацепил на лицо маску отчужденности: странно, но ему она шла лучше, чем наигранная грусть. Он просто пожал плечами и пожелал тебе счастливого пути.

Что ты для него? Очередная галочка напротив фамилии в списке.

А что ты для Саши?

У вас с ним не случилось никаких объяснений: так ведь бывает только в дешевых мелодрамах, где герои расстаются столь часто. Какой смысл теперь-то играть в эти игры?

Ну да, сначала была заинтересованность, влечение. Что-то он в тебе увидел, разглядел, раз предложил остаться рядом. Он не раз повторял, что твои глаза похожи на Ромкины, только вот отражается в них куда больше непосредственности и нежности.

А раз теперь есть оригинал – зачем держать при себе жалкую копию?..

Он даже не снял очки, прощаясь. И это больно укололо.

- Наверное, ты права – так будет лучше сейчас для нас… Хотя…

- Нет.

Больше играть с собой ты не позволишь. Ни ему, ни его брату, который стоял рядом, молча прожигая тебя взглядом невыносимо-голубых глаз.

И у тебя его глаза? Его?!

Смешно…

Они уже отгородились от тебя вечной стеной «поклонник-кумир».

- Юль…

- Пока. Счастливо вам.

…

Ну а что было дальше?

Дальше – самолет, давление, суета московских улиц. Задержаться? Может, остаться?

Предательская дрожь и непрошенные воспоминания.

И минутная слабость, когда хотелось остановиться, сползти по стене вниз, не думая ни о чем, выплакать все слезы.

И где-то глубоко в подсознании была мысль, что так, как было, уже не будет никогда. Не будет этих беспокойных дней, проведенных в суете, не будет адреналина предвкушения, восторга после концертов, минут единения. Теперь все это позади. И ты сама от этого отказалась.

Грязь и сутолока вокзала, сумки наперевес, тесное купе. Ты ехала домой.

Ты возвращалась к себе.

Долго не могла заснуть, глядя в темное окно. А потом вставила наушники в уши, включила плеер и в последний раз слушала, как Ромка поет своим теплым приятным голосом – «Прощай».

…

Серьезно, музыку ты больше не слушала. Вообще. И совсем не интересовалась деятельностью группы Zipp. Пришлось удалять кучу файлов с компьютера, и, кстати, освободилось много памяти.

Никто не ожидал, что ты вернешься – ни мама, ни друзья. Но все искренне были рады тебя видеть снова – так и забрасывали вопросами о мире шоу-бизнеса, просили рассказать какие-нибудь занимательные истории. Ты улыбалась, что-то говорила, стараясь не касаться самого больного.

Нормально. Этого следовало ожидать. Не прятаться же теперь всю жизнь!

Только Наташке врать не хотелось. Подруга молча выслушала тебя по телефону, а затем произнесла:

- Не случайно все, да? Ну и ладно. Значит, не на своем месте была. Только не вспоминай, больнее будет.

Оказывается, что гораздо проще – уходить, чем оставаться потом один на один со всеми этими воспоминаниями. Пока в крови адреналин, пока сердце горячее, ты легче переживаешь самые острые моменты в жизни, но стоит только тяжелым дверям прошлого захлопнуться, боль возвращается. Она вгрызается в каждую клетку, ты вдыхаешь ее вместе с воздухом, запиваешь с водой. Боль в твоих мыслях, в твоих глазах, в каждом произнесенном тобой слове. Остывает сердце, и весь кураж уходит. Смотришь на жизнь со стороны – и тебе кажется, что она похожа на череду черно-белых слайдов, которые кто-то перепутал и расставил в сумасшедшей последовательности. И никто не привнесет в твою жизнь упорядоченность.

Да и не хочется ничего.

Ты стала больше писать. Тебе и раньше нравилось сочинять рассказы, но теперь, когда ты через столько прошла, они стали нести более глубокий и острый смысл. В словах ты выплескивала переживания, и, пропуская через себя написанные строчки, раз за разом ощущала глубокое моральное успокоение.

Раз отослала по электронке Наташке парочку своих рассказов. А уже через месяц подписывала контракт с издательством на публикацию твоих произведений в журнале.

А через год разговаривала со своим агентом о выпуске книги.

Вот так ты снова попала в этот мир.

Вот так снова стали появляться давно знакомые люди в твоем окружении. Ты желала бы изменить свою внешность, чтобы не было так часто произнесенных слов:

- Юля! Привет! Ты теперь рассказы пишешь? Ну молодец! Все-таки не зря спала с Воробьевым! Идешь вверх по карьерной лестнице!

Откровенный стеб, насмешки, желание уколоть, причинить еще больше боли. Прошлое не стирается, не забывается. Тебе не прощали, что ты была любовницей Воробьева Саши, и газетные статьи, выходящие под красноречивыми заголовками – «Из грязи в князи», «Талант не пропадет», «Начни карьеру с малого» и тому подобное, заставляли тебя сжимать кулаки от злости.

Ну почему от тебя никто не отстанет?..

Наташка приводила твои счета в порядок и говорила, что все это лишь признак увеличивающегося интереса к твое персоне.

Скажем, ладно, без Наташки вообще ничего бы не было… Не было бы ни того концерта в декабре, ни Сашки, ни контрактов…

Она пожимала плечами и говорила:

- Забей, крошка!

И ты закрывала дверь комнаты, уединялась в своем маленьком мирке, и снова набрасывалась на компьютер. Куча идей, миллион сложившихся историй в голове. Не хватало пары рук, чтобы все это записать, зафиксировать, возникало чувство, будто ты захлебываешься своими мыслями, не успеваешь за ними. И тогда требовалась пауза – ты отключалась, перестраивалась, а потом в голове снова всплывали фразы, диалоги, и ты тут же начинала записывать, боясь, что мысль уйдет.

Ты редко ходила на всякие тусовки. Тебя, скорее, можно было увидеть, гуляющей в полном одиночестве в парке или на берегу реки. Еще ты любила ездить в другие страны. Страсть к приключениям, к ярким моментам была жива всегда, и только сейчас ты смогла воплотить свои мечты в реальность – горы Тибета, пустыни, холмы Лос-Анжелеса. И мир такой огромный…

Множество новых знакомых, новых идей. Ты почти не появлялась в Москве, передала все дела Наташке – пусть решает. Только ежедневно скидывала ей по почте новую порцию своих идей, изложенных красиво, тонко, с легким юмором. Ты совершенствовала свой стиль написания, тебе нравилось то, чем ты занималась. Ни одно другое дело – ни ужин в дорогом ресторане, ни опера, ни секс с мужчиной – не могли дать тебе того, что давало творчество. Когда ты подходила к компьютеру, тебя охватывала дрожь, как у маньяка, как у нимфоманки перед половым актом. И всегда было мало.

И всегда хотелось еще больше.

Одержимость?

Очень может быть…

Проходило время, и образы прошлого постепенно стирались из памяти. И казалось, что и боли совсем нет. Словно это была не ты – а совсем другая девчонка, наивная, молодая, недавно столкнувшаяся с жизнью.

Ты с кем-то встречалась, расставалась, плакала, смеялась, снова и снова бросалась с головой в очередную жизненную авантюру, приезжала домой, к маме, которая теперь гордилась тобой, и отдыхала, набираясь сил для нового рывка в Москву. И там – сотни лиц, узнававших тебя на улице, просьбы сфотографироваться, премьеры, премии, встречи, договоры, ужины…

Мегаполис снова принимал тебя измученным чревом – дрожал, манил, обещал, соблазнял, а ты шла на поводу.

Даже не верилось, что все успело вырасти до таких размахов за…всего за пару-тройку лет. А Наташка лукаво поднимала брови:

- Видишь, какая я молодец?

Ты смеялась и обнимала подругу. Только смотрела не нее совсем иным взглядом. Ближе ее у тебя все равно никого не было, так почему бы и не…

Стоп! Ты снова засмеялась над своими мыслями. Ну взбредет же что-то в голову, а?

Ладно бы фантазии оживали только в книгах, но в реальной жизни?..

До сих пор тебя привлекали только мужчины. Но мысль о том, что между тобой и Наташкой что-то может быть, не вызывала отвращение. Наоборот, притягивала, заставляла подолгу смотреть на нее, воображать, какая она – нежная ли, страстная?

В конце концов, почему бы и нет? Ведь бывает такое, что даже братья…

Отклик воспоминания болью отозвался в груди.

Братья Воробьевы… Zipp…

Только сейчас это была совсем другая боль – менее острая, менее страшная. Может, покрытая пылью времени, с прослойками из нового опыта и нового взгляда на мир. Ты помнила, как было тяжело в первые месяцы, как ты старалась уйти от воспоминаний, забыться. Страдала конечно, как бы ни пыталась спрятаться.

И сейчас, когда жизнь снова забила ключом, когда каждый день для тебя наполнен новыми делами, открытиями, надеждой, ты почему-то вновь ностальгируешь.

С грустной улыбкой вспоминаешь Сашку – его искренний, заразительный смех, гримасы, подколы над Темой, ваши с Кристиной перепалки, суету перед концертами, огонь триумфа в глазах Ромы, его милую детскую улыбку, непосредственность.

Как черно-белые слайды на старой пленке.

Нет, уже не ранило то самое воспоминание о мужчинах, сжимающих друг друга в объятиях. Даже спустя время ты будто наяву видела их поцелуи и бережные движения, слышала стоны, ласковый шепот.

Да, конечно, за эти годы ты видела многое, но эта страсть, эти отношения казались самыми чистыми и правильными из всех.

Если не жил рядом с ними, с этими братишками, не понять.

А вот ты, спустя несколько месяцев после отъезда домой, поняла, что с Сашей у вас в любом случае ничего бы не получилось: не тот он человек, чтобы быть верным и преданным. Для него любая девушка всегда оставалась бы на втором месте – после брата. Так что на самом деле ваше с ним расставание было вполне закономерно.