К тому же тогда в Париж пришла сумасшедшая, пенящаяся молодой зеленью весна. И под вальсы вечно простуженных аккордеонов уличных музыкантов Катрин влюбилась. Она упивалась нахлынувшим на нее бурным чувством, полюбив саму мысль о том, что и она, Катрин Дюран, этой весной созвучна общему сумасбродству, разлитому в воздухе, как аромат гиацинтов, выставленных к Пасхе в витринах цветочных магазинчиков. Она обожала Тома за то, что он дал ей возможность ощутить все это. При этом Катрин нисколько не смущало, что ее избранник не торопится окунуться вслед за ней в бурлящий поток чувств, сдержанно отвечая на ее восторженность. Тома даже не спешил уложить ее в постель, предпочитая долгие прогулки по весеннему городу и короткие, легкие поцелуи, на миг соединяющие их в узких улочках или за столиком кафе.

Катрин не задумывалась об этом, представляя себе, что их ждет впереди долгая совместная жизнь и они будут постепенно узнавать друг друга, открывая все новые и новые источники наслаждения. Для своих двадцати двух лет она имела не очень-то богатый сексуальный опыт. Этот опыт ограничивался парнем из выпускного класса, с которым она переспала скорее из любопытства, чем из желания близости, и еще одним приятелем по школе искусств, с которым ее связывала скорее дружба, чем взаимное физическое влечение друг к другу. К тому же после смерти матери Катрин замкнулась в себе, у нее почти не появлялось новых знакомых. Общалась девушка в основном с двумя давними, еще школьными, подругами, Сесиль и Клер.


С Сесиль и Клер они вместе росли, вместе переживали первые любовные увлечения, вместе взрослели. Это была настоящая, проверенная годами дружба. С этими девушками Катрин могла быть самой собой, не притворяясь и не играя. К тому же это было совершенно бесполезно — подруги слишком хорошо знали друг друга. Но, встретив Тома, Катрин вдруг почувствовала прелесть перемен, ведь перед молодым человеком она могла нарисовать какой угодно образ, стать совсем другой Катрин, превратившись из замкнутой, серьезной студентки в бесшабашную авантюристку или страстную любовницу.

К тому же с Тома она впервые ощутила, как одновременно пробуждаются в ней дремавшие желания ласковой нежности и страсти. Она не торопила события и объясняла сдержанность Тома уважением к ней и исключительно серьезными намерениями.

Однако дело обстояло несколько иначе. Однажды вечером Тома сказал Катрин, что в конце лета он должен будет уехать на стажировку в Лондон. Курс, который он там пройдет, позволит ему занять более высокую должность в банке, с хорошим окладом, что, в свою очередь, сделает возможным их с Катрин совместную жизнь. Пока же он не хочет связывать свою подругу никакими обязательствами, но будет очень доволен, если она будет ждать его возвращения.

Подобный прагматизм Тома вызвал у Катрин одновременно и уважение, и разочарование. Оказывается, пока она упивалась волшебством весенней влюбленности, ее друг просчитывал их будущее, как на калькуляторе. Но все же, решила Катрин, как же это благородно с его стороны — не навязывать ей своего чувства и не требовать ничего взамен. А уж дождаться его ей будет нетрудно. Тем более что думала она в этот момент лишь о том, чтобы закончить курс в школе искусств и стать профессиональным фотохудожником.


В середине лета молодость, дневная жара, загонявшая влюбленных в прохладу небольшой, но уютной квартирки Катрин, и долгие теплые вечера, проводимые в бесцельных прогулках по городу, все же сделали свое дело. Катрин и Тома стали любовниками, но той страсти, того наслаждения, растворения друг в друге, которых так жаждала Катрин, не случилось. Все было достаточно буднично, хоть и весьма приятно. Тома оказался неплохим любовником, но, как и ко всему на свете, к сексу он тоже относился со всей своей обстоятельностью, частенько смеша или даже раздражая Катрин своей манерой выставлять оценки только что совершенному акту и подробно расспрашивать партнершу о ее ощущениях.

К осени Катрин осталась одна, с редкими звонками от любимого и перепиской по электронной почте. Любовь, которая немного поугасла от холодного прагматизма Тома, разгорелась в ней от разлуки с новой силой. Катрин часто упрекала себя за раздражительность и несдержанность, которые проявляла, когда Тома был рядом. Ей казалось теперь, что она была излишне строга к нему. Иногда она подолгу не могла уснуть, укоряя себя за то, как вела себя с любимым, и в ужасе представляя, что он может встретить кого-то и оставить ее. Эмоциональная натура Катрин требовала постоянной подпитки, заставляя ее проходить все стадии любовного недуга в полном одиночестве, часто придумывая себе переживания.

Телефонные звонки и письма не приносили должного успокоения. Как и во всем другом, здесь Тома тоже был педантичен, звонил в строго определенное время, а в письмах любовным излияниям отводилась пара абзацев между рассуждениями о будущем и описанием его учебы. Катрин же хотелось пламенных признаний, может быть, призыва приехать к нему немедленно для краткого свидания.

В чувстве Катрин проявились тогда все противоречивые черты ее яркого, неуравновешенного характера, полученного в наследство от творческой личности матери и сдержанной, замкнутой натуры отца, а вот импульсивная, резковатая в суждениях Сесиль сразу заявила подруге:

— Твой Тома просто зануда! Ты зря ревнуешь, ты уже записана в его ежедневнике на долгие годы вперед. Но вот увидишь, подруга, ты еще наплачешься с этим педантом, если вовремя не расстанешься с ним. Ты еще будешь выпрашивать у него деньги на каждую мелочь!

Подобная перспектива с точки зрения Сесиль, страстно любившей пройтись по магазинам, не считаясь со своими скромными доходами секретарши, была ужасна. Рыжеволосая красотка могла, не задумываясь, выложить огромную сумму за приглянувшуюся сумочку или платье, а потом целый месяц питаться дешевыми быстрорастворимыми супами, утверждая, что сидит на специальной диете. Девушки как раз сидели в кафетерии на верхнем этаже огромного торгового центра на окраине Парижа. Устраивать такие вылазки подруг приучила Сесиль. Примерно раз в месяц она предлагала Катрин и Клер «найти новое место жительства для их денег», и они отправлялись по магазинам, используя такие опустошительные для кошельков прогулки, чтобы пообщаться.

— Но я же сама буду зарабатывать, — слабо возражала Катрин, в глубине души чувствуя правоту подруги.

— Как же! — усмехалась Сесиль. — Я уверена, что в его планы входит сделать тебя домохозяйкой и матерью троих, никак не меньше, карапузов.

— И что в этом плохого? — пожала плечами Клер, которая как раз в то время порвала со своим давним дружком-музыкантом и собиралась замуж за младшего компаньона какой-то крупной фирмы. Будущая семейная жизнь несколько беспокоила ее: слишком уж резким был переход от сумасшедшей жизни богемной компании к респектабельному существованию. Но подруги знали, что раз уж Клер приняла решение, которое считает верным, то она будет следовать ему, даже если это против ее истинной натуры. Поэтому Катрин чувствовала, что, убеждая ее в гармоничности союза с Тома, Клер в какой-то мере убеждает и себя саму в правильности выбора.

— Я и не говорю, что это плохо! — тряхнула кудряшками Сесиль. — Просто ты быстро соскучишься с Тома, вот увидишь!

— Семейная жизнь — не комедия, — строго сказала умница Клер. — Катрин совершенно права, что ждет Тома, по-моему, они будут хорошей парой.

— А я вот на днях познакомилась с одним интересным субъектом, — загадочно произнесла Сесиль.

Катрин и Клер переглянулись, хитро улыбнувшись. Сесиль постоянно была влюблена, и каждый новый ее кавалер был «самым-самым», но, как правило, восторги эти длились не более пары месяцев, после чего у совершенства непременно находилась куча непростительных изъянов.

— Нет, вы послушайте, как мы познакомились, — настаивала Сесиль. — Девочки, это достойная история! И урок для некоторых. — Она выразительно посмотрела на Катрин.

Заказав еще по чашке кофе с пирожными, Клер и Катрин приготовились слушать подругу.

— Сижу я на работе, как всегда, отвечаю на звонки. У шефа выдалась сумасшедшая неделя, и я всем объясняла, где он и когда будет, — начала рассказывать Сесиль. — Так вот, поднимаю трубку в очередной раз и слышу очень приятный мужской голос. Здороваюсь, он тоже говорит «здравствуйте». Я слышу, что мой собеседник немного нервничает. «Я, — говорит, — звоню по поручению Кристиана. Он просил вам передать, что не сможет встретиться с вами сегодня, как обещал. Он еще сказал, что сам позвонит вам, чтобы договориться о будущей встрече. Вот, собственно, и все».

— Кристиана? — удивилась Катрин.

— Погоди, сейчас будет самое интересное, — махнула рукой Сесиль. — «Подождите, — говорю я ему. — А вы кто? И где сам Кристиан, если он не может даже позвонить мне?» Мой собеседник замялся. «Я… Меня зовут Мишель, я приятель Кристиана, он просто просил меня позвонить. Сам он не мог». — «Не мог! — возмущенно говорю я. — Он что, опять пьян? Да так, что даже не может говорить со мной?»

— Ну ты даешь! Выдумщица! С тобой не соскучишься! — Увлеченная рассказом подруги, Клер забыла даже про пирожные.

— Скучать? — Сесиль засмеялась. — Никогда. Но вы послушайте. Мы продолжаем разговор с этим Мишелем. «Так, значит, у него срочный заказ! — возмущаюсь я. — Его нет в городе. Знаю я эти заказы! Все! Хватит с меня. Знаете что? Если вы такой уж близкий приятель Кристиана, то передайте ему, что я больше не хочу его видеть и что он может не утруждаться и не звонить мне. Никаких встреч больше не будет! Хватит с меня!» — Я почти кричала, не давая Мишелю даже вставить слово. «Подождите, — перебивает меня Мишель таким спокойным, ровным голосом, что у меня прямо дух захватило, — думаю, что моя миссия окончена и вы с Кристианом сами разберетесь. Я и так в довольно глупом положении. До свидания». Тут я спохватилась. «Простите, — говорю, — меня. Просто это так выматывает. Поначалу у нас с ним все было так чудесно, потом начались эти его выкрутасы… Он либо пьет, либо занимается своими «заказами»! Думает, что я поверю! Вы же наверняка все сами знаете. Я безумно устала от этого, а ваш звонок — просто последняя капля…» К концу своей темпераментной речи я уже почти плакала…