В офисе дел было не слишком много, я только отвечала на звонки, никаких форс-мажоров. И хоть понимала, что заниматься личными вопросами в рабочее время не слишком профессионально, но в свободную минутку все же решилась. Набрала первый номер с местного сайта объявлений по сдаче квартир — абонент скинул вызов. Некогда, наверное. Потом перезвоню. А вот второй напряг:

— Не надо мне звонить, милочка! — сказала какая-то дама и бросила трубку.

Такое отношение к потенциальным клиентам покоробило. Пусть хамло остается без меня! Потом отвлеклась на клиентов, оставив поиски квартиры до свободного обеденного времени. Андрей Владимирович тоже целый день на телефоне висел.

Но я забеспокоилась, что придется остаться у него еще на ночь. Да и так, раз уж мы союзники, то надо и со своей стороны проявить доброжелательность. Сделала кофе и направилась к нему, но застыла, так как он по-прежнему был занят. Вряд ли стоит отвлекать.

Но поскольку дверь я уже приоткрыла, то могла услышать часть разговора:

— Серьезно! — громко говорил Андрей. — Намеренный поджог! И ничего с ней не сделаешь. Я когда хвосты догонять начал, родители ее справку от психиатра показали. Больная, говорят, девочка, совсем на голову отшибленная! И чего, мол, я так кричу из-за какого-то там паркета. Не станут же человека в диспансер отправлять из-за такой мелочи!

Я, начиная что-то понимать на подсознательном уровне, по инерции прошла дальше, кое-как донесла кофе и грохнула тарепочкой о столешницу. Андрей улыбнулся благодарно, но от разговора не отвлекался:

— А мне что с этой справки? Я справкой ремонт оплачу? Или соседям объясню, что клинической шизофреничке на пару недель квартиру сдал? — он сделал паузу, слушая собеседника. Потом добавил с тяжелым вздохом: — Да не за что. Хоть кому-то помогу, раз сам так вляпался… Не за что, не за что. Телефон запишите, — и продиктовал мой номер. По памяти и без запинки, с самого раннего утра, видимо, тренировался.

Отложил телефон и уставился на меня, как если бы ждал объяснений, чего это я устало рухнула на стул напротив и пялюсь на начальника. Есть у абсурдности такая граница, дальше которой очень сложно определиться с эмоциями — то ли хохотать, то ли рыдать. Я же вспомнила об официальности, но в голосе звучало столько яда, что можно было бы табун лошадей уложить:

— Позвольте полюбопытствовать, Андрей Владимирович, вы с кем сейчас разговаривали?

— С производителем из Владивостока, — ответил, глазом не моргнув. — Хотят график перевозок пересмотреть.

— Поня-я-ятно, — протянула я. Помолчала секунду, потом уточнила: — Андрей, ты не хочешь, чтобы я от тебя съезжала?

— Упс. Кажется, меня поймали, — притом он выглядел совершенно серьезным.

— Почему?

— Чтобы отца позлить, конечно.

— Поня-ятно. А просто сказать об этом было нельзя?

— Нельзя. Мне понравилось, как ты вчера меня уговаривала. Хотел повторения. Но раз ты оказалась таким детективом, то признаю — я хочу, чтобы ты жила со мной. А теперь идем обедать.

— Ты сумасшедший.

— Идем обедать, Тань. Что за манера спорить с человеком, который тебя нанял?

Достойного ответа я не придумала. А кто бы на моем месте вообще успевал соображать?

Пообедали мы в маленьком ресторанчике, и разговор как-то не клеился, хотя я пыталась:

— Андрей, ты меня зря решил сделать жертвой в битве против отца! Это просто некрасиво!

— А я не знаю никого другого, кто справится с этой задачей, — легко парировал он.

— Расслабься, он ничего тебе не сделает.

— Ты так уверен?

Вопрос он проигнорировал:

— А мы с тобой потом еще поженимся, чтобы его до чертиков довести. Согласна?

— Поженимся? — я думала, что мне послышалось.

— Да, примерно через год. Ты что делаешь через год?

— Андрей! Ты же шутишь?

— Шучу, конечно. Хочешь десерт?

— Нет, спасибо. Не люблю сладкое.

— Запомню: никаких приторных признаний.

— А это ты о чем?

— Ешь уже, нам работать надо, а не лясы точить.

Я и ела. Оно вообще как-то хорошо естся, когда другой человек счет оплачивает.

Но и думала. Что происходит? Неужели я ему нравлюсь? Или это все тот же спортивный интерес? Андрей разогнался повторить постельный опыт, или вообще другие цели преследует? Впервые в жизни я пожалела о том, что не умею читать мысли — мне бы сейчас эта способность пригодилась. Везет матери Андрея — на раз отличает правду от лжи. С таким сыночком иначе с ума сойдешь, наверное.

Но на выходе из ресторана я на некоторые вопросы получила ответы, совершенно к тому не готовая. В зазеркаленном безлюдном холле он помог мне надеть пальто, обошел, но зачем-то задержал ладони на моих плечах. Наклонился немного.

— Таня, я не хочу, чтобы ты от меня уезжала. Я теперь точно понял, зачем покупал эту квартиру — ждал момента, когда смогу затащить тебя в нее и уже не выпускать.

Как видишь, сработало.

— Чтобы отца позлить? — не удержалась я от язвительности, хотя атмосфера вокруг стала какой-то тягучей.

— Только ради этого, — он приблизился еще, не разрывая зрительного контакта. — Ну же, Тань. Это было признание. Не сладкое, как ты и просила. Теперь твоя очередь — признайся, что ты тоже втайне об этом мечтала.

— А если я не хочу ни в чем признаваться? — спросила едва слышно от того, что совсем растерялась.

— Мне очень страшно, Тань. Страшно остаться в этих эмоциях одному. Я эгоист, я так не умею.

Вопрос был глупым, но другого я придумать не смогла:

— В каких эмоциях?

— В этих, — повторил и коснулся губами моих.

Он целовал нежно, а я не отвечала и не отталкивала. Потому что сама не знала, чего хочу больше. И, когда он отстранился и посмотрел в глаза, чтобы увидеть какую-то реакцию, отвела взгляд. Я не забитая скромница, но в этот момент ощутила сильное смущение. Почти неприятное в своей глубине. И еще я ничего прямо сейчас не хотела говорить, потому что обязательно бы сказала не то. Опять съязвлю или совру, что он меня своей влюбчивостью и в первый раз до смеха довел, — пожалею. Скажу, что мне тоже, быть может, иногда хочется забыться и поддаться уже знакомому порыву, — пожалею. Хоть пиджак на помощь приэывай, честное слово! Хотя нет — в присутствии пиджака я практически моментально влюбляюсь в этого сумасшедшего вруна.

На этот раз Андрей удивил — ему хватило тактичности не допрашивать меня.

Просто взял за руку и повел к машине. И там не произнес ни единого слова. В офисе разошлись в приемной. Остыв, я подумала, что все же зря он сделал этот шаг — теперь неловкость висела в воздухе, тяжело давила на плечи, заставляла молчать и избегать друг друга. Хм, а нам еще вместе домой идти…

Глава 25. Андрей

И я отступил.

Собственно, сделал то, на что не был способен с нашей первой встречи. А теперь отступил, затаился, притих. И кожей ощущал, что такая стратегия сейчас даже не самая верная, а единственная. Вывод этот вытекал следствием из реакций Тани — она висела в воздухе и сама не знала, в какую сторону хочет качнуться. Дыхнешь неверно — и все, улетит в противоположном от тебя направлении. Все в ней говорило об этом: как смотрит задумчиво, когда думает, что я не вижу, как замирает, когда я приближаюсь. И мечется между желанием поддаться порыву или вылить на меня тонну яда. Что бы она ни рассказывала о нашей первой ночи — где-то зарылась неправда. Не впустую прошло, не забылось. Скорее я поверю в какую-то обиду, которая мешает ей переступить через себя, чем в то, что она вообще тогда не прониклась. Но она напрягается, чуть ли не губы кусает, и щурится — пытается угадать, сколько в моих поступках искренности, а от того и себе разрешит реагировать.

Ладно, хочет искренности — мне не сложно. Вот только здесь включается извечное противоречие между мужским и женским полом. Абсолютное большинство женщин почему-то свято верит, что если мужчина серьезен в чувствах, то в постель сразу не тащит. Любая движуха в сторону кровати — это типа росписи, что все несерьезно.

Ума не приложу, откуда растут корни этого бреда сивой кобылы. Возможно, из сказок, где влюбленные юноши стонут под окнами возлюбленных серенадами и признаниями? Еще хлеще — «пусть она будет счастлива с другим, лишь бы была счастлива». И сложно разрушить этот стереотип, хотя все совсем наоборот: если мужчина полностью определился с эмоциями, если уже выстроил планы, то он женщину хочет. Активно хочет, без серенад и соплей, в любое время дня и ночи, до криков и самых пошлых поз. И других вариантов не рассматривает, особенно тех, где она собирается быть счастливой с кем-то еще. И что делать бедным мужикам при таком раскладе? Серенады блеять, чтобы серьезность подчеркнуть?

В любом случае я решил притормозить с наступлением. Сначала надо убедиться, что Таня готова к контрнаступлению, а не побегу. Наступать намного приятнее, когда взаимно. Не люблю я невзаимно наступать.

Таня выглядела вылетевшей из своей тарелки, потому я притворился самой покладистой папочкой на районе:

— Слушай, может: ужин уже вместе будем готовить? Я, конечно, возьму на себя роль руководителя, но мне очень нужна твоя поддержка.

— Моральная? — она как будто в каждой моей фразе выискивала подвох.

— Овоще-нарезательная, — выбрал я. — Без тебя не справлюсь, честно-честно.

— Ты хотя бы во сне не врешь?

— Хочешь посмотреть, как я сплю? Или лучше с ужином поможешь?

Она сориентировалась быстро, выбрав готовку. Сложно не согласиться, когда к тебе так искренне взывают. Но все равно расслабленной не выглядела, и, понятное дело, вооружившись ножом и кабачком — а любое из них можно использовать как смертоносное оружие — осмелела до прямых вопросов: