– Тогда, может, с работы уволишься? Это все замечательно, конечно, но это все так трудно. А ты даже от моей помощи отказываешься!

– Если не буду успевать – уволюсь. А пока оставим все как есть. И если мне нужна будет твоя помощь, я обязательно тебе об этом скажу, хорошо? Я ведь не белоручка, Адам, и не изнеженная мадамочка. Я та, которая коней на скаку и в горящую избу. Дай же мне до конца прочувствовать свою женскую суть, свою новую жизнь! И не бойся за меня, я отлично справлюсь.

Как быстро пролетел месяц этой новой жизни, Юля даже понять не успела. Времени на понимание не оставалось. Да, уставала, конечно. Еще как!.. Но усталость была не просто усталость. Скорее Юля ощущала удовлетворение от усталости, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы. И дух квартирный ее принял, не отторгал больше. Наоборот, помогал и подсказывал, как лучше обустроить быт и домашний уют. Да, она почувствовала себя хозяйкой. А главное – любимой женой. И это было вполне счастливое ощущение, хоть и отношения с Вероникой Антоновной оставались весьма натянутыми. Старушка ухаживать за собой позволяла, но не более того. Да Юля и не претендовала на это «более»… Хватало того, что Адам спокоен и счастлив.

Иногда она спрашивала себя – откуда силы берутся? Будто поднимают ее счастливые крылья над бытом, над кухней, над гладильной доской или пылесосом и несут, несут… Будто сама себе придумала полосу препятствий и получала огромное удовлетворение от того, что весьма успешно ее преодолевает. Вон, и ногти совсем неухоженные стали, некогда маникюр сделать. И ноги без тренажерного зала давно начинают побаиваться страшного дракона по имени целлюлит. А мысли в голове все равно летуче счастливые текут и вполне себе легкомысленные, вроде того – да и черт с ним, с маникюром и целлюлитом… И выдыхается так хорошо, по-бабьи – ах, мол, женская моя долюшка разнесчастная! И самой смешно становится, согласно той поговорке, когда бабы каются, а девки замуж собираются. Да, трудно жить, когда много напрягаешься и много любишь. Но, наверное, в этой суете и заключается тайна каждой счастливой женщины? Чтобы все сама, чтобы хозяйкой себя чувствовать, чтобы для любимого стараться?

Звонок Любы застал ее врасплох. Вдруг высветился на дисплее незнакомый номер…

– Здравствуй, Юлечка, это я, Люба… Я твой номер у Гоши взяла.

– Ой, Любочка! Как же я рада, если б ты знала! Я сама хотела тебе позвонить, но закрутилась…

– Понимаю, Юль. Закрутилась. Да, понимаю…

– Любочка, дорогая! Даже не знаю, как мне с тобой объясниться… Ты меня врасплох застала! Ты прости меня, Любочка… Мы ведь с тобой родные люди, правда? И вообще, я хотела тебе сказать, что у тебя прекрасная дочка! И я рада, что она моя невестка!

– А у тебя хороший сын, Юля. Он мне сам вчера предложил: позвоните, говорит, моей маме, ей неловко вам звонить. И про меня, говорит, мама тоже совсем забыла.

– Да, Любочка, мне и впрямь неловко было тебе звонить. Я и сейчас виноватой себя чувствую. А Гошку ты не слушай, ему моя забывчивость только во благо! Он мне так и заявил недавно – слава богу, мол, избавился от тебя, замуж выдал, камень с души снял. Представляешь, какой поганец? Замуж он меня выдал! Ой, что я опять говорю, прости…

– Да ничего, Юлечка. Я давно не обижаюсь. Да и на что было обижаться? Право, смешно… И как я сразу не увидела, что вы… Ладно, забудем эту историю. Я искренне желаю тебе счастья. Тебе и Адаму.

– Спасибо. Спасибо, Любочка.

– И давай лучше о детях поговорим! Ты в курсе, что Варя ждет ребенка?

– Да уж догадалась.

– Срок еще маленький, но… Я думаю, можно уже радоваться. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

– Ты стала суеверной, Любочка?

– А я всегда была суеверной. И даже сейчас боюсь такие вещи по телефону обсуждать. А вдруг нас подсушивают?

– Кто? Марсиане?

– Ой, Юля… Опять ты надо мной подсмеиваешься, да?

– Нет, не подсмеиваюсь. Наоборот, страшно скучаю. А давай-ка мы, Любочка, встретимся и поговорим как две приличные сватьи! Обсудим все! И детей позовем! Я, кстати, хотела им на ремонт денег подкинуть. Они ж ремонт делают в той квартире, которая Гошке по наследству досталась.

– Да, я знаю…

– Правда, она неудобная и маленькая, но пусть пока… Конечно, им бы лучше мою квартиру отдать, но я как-то… Не решаюсь без запасного аэродрома остаться.

– Без запасного аэродрома? У тебя что, трудности в отношениях с Адамом возникли?

– Нет, нет, у нас все хорошо! Это из меня страхи всякие подсознательные лезут. Никогда не сжигаю за собой мосты, духу не хватает, хоть и знаю, что эти мосты не пригодятся. Просто привычка женщины, которая идет по жизни одна. Вернее, долго шла по жизни одна. Но привычка все равно осталась.

– Что ж, понимаю тебя. Хотя у меня привычки такой нет. Я в этом смысле абсолютно безалаберная.

– Да, я помню. Мы с тобой разные, Люба. Противоположности абсолютные. Но, как видишь, судьба свела… И где же мы все-таки встретимся? Может, у нас? Или нет, к нам не надо… Лучше мы к тебе придем! В конце концов, мальчик должен девочку сватать, а не наоборот! Как там? У вас товар, у нас купец! Вот мы и придем за товаром вместе с купцом! Только когда… Вечерами я всегда занята… У нас что сегодня? Вторник? Может, в субботу?

– Да, в субботу очень хорошо. Мы с Варей стол накроем, будем ждать. Приходите к обеду. И будет у нас настоящее сватовство, в лучших традициях.

– Ну, вот и отлично! До субботы, Любочка!

– До субботы, Юлечка.

А утром в субботу Юля досадно рассорилась с Вероникой Антоновной. Зачем-то рассказала во время завтрака про это сватовство. Сначала Вероника Антоновна слушала снисходительно, потом вдруг спросила:

– А отчего вы к нам своего сына с невесткой ни разу не позвали? Меня стесняетесь, да? Боитесь, что старуха брякнет не то?

– Ну, зачем вы так, Вероника Антоновна?.. Просто не хочу вас беспокоить. Знаете, моя невестка беременна, и… Мало ли что?..

– Боитесь, что ее стошнит от меня, да?

– Ой, ну что вы такое говорите!

– Что думаю, то и говорю! Вы изо всех сил стараетесь, вы хотите выглядеть хорошей для своего мужчины, а я для вас – только средство! Старая рухлядь, за которой надо приглядывать! А что у рухляди какие-то душевные потребности остались, вам наплевать! Все, благодарю за завтрак… Не надо мне помогать, я сама до своей комнаты доберусь! Оставьте меня, оставьте…

Вероника Антоновна выкатилась на коляске из кухни, громко хлопнула дверью в своей комнате. А Юля вдруг почувствовала страшный упадок сил, даже руки затряслись и желудок скрутило. Ну за что она с ней так, за что? Да, это понятно, возраст и все такое. Внимание к своей персоне отвоевывает… Причем подсознательно отвоевывает, но от этого не легче! Черт бы побрал это коварное старческое подсознание! Неужели она не видит, что невестка и без войны старается ей потрафить? А вдруг у невестки в один прекрасный момент ни сил, ни терпения недостанет? Особенно, когда этот прекрасный момент подкрадывается неожиданно, как бандит ночью, и забирает весь накопленный энергетический ресурс?

Встала у окна, поплакала. Легче не стало. Когда пришел Адам, встретила его дрожащей улыбкой.

– Что случилось, Юль?

– Да так, ничего… Ты не забыл, что мы сегодня идем в гости к Любочке?

– Нет, не забыл. А что все-таки случилось?

– Нет, ничего…

– Не хочешь говорить?

– Не хочу… Не могу. И ты не спрашивай меня, ладно?

– Хорошо, не буду спрашивать.

– Спасибо. Может, потом… Позже…

* * *

– Мам, дай я сама. Не надо, ты опять палец порежешь! Лучше фужеры полотенцем еще раз протри!

Варя ходила вокруг накрытого к обеду стола, нервно сцепив ладони. Волновалась, конечно. Люба тоже с ног сбилась, справляясь с непосильной для нее задачей – какая все-таки морока этот званый обед…

– А Гоша когда приедет, Варенька?

– Скоро, мам, скоро. Он еще на рынок должен заехать, за фруктами. О, слышишь, в дверь звонят? Это Гоша! Иди, открой, мам!

Люба послушно затопотала в прихожую, распахнула дверь… И то ли всхлипнула, то ли вскрикнула испуганно, прижав ладони ко рту, и отступила на два шага назад. За дверью был совсем не Гоша…

– Мам, ты чего? – испуганно заглянула в прихожую Варя, и брови ее тоже удивленно поползли вверх. – Папа? Здравствуй… То есть, здравствуйте… Здравствуйте, Светлана Ивановна…

– Здравствуй, дочка, – попытался улыбнуться Николай Степанович, скосив глаза на бывшую жену. – Пройти-то нам можно, надеюсь?

– Да, конечно… Проходите.

– Да вы не волнуйтесь, мы ненадолго! – чуть с вызовом проговорила Светлана Ивановна, шагая через порог и брезгливо вглядываясь в Любино испуганное лицо. – Мы только квартиру посмотрим, и все!

– Почему – квартиру? Зачем – квартиру? – залепетала Люба, отступая из прихожей в комнату. – Варя, что это, не понимаю?

– Не знаю, мам… – пожала плечами Варя.

– А чего тут не знать? – снова фыркнула Светлана Ивановна, подталкивая мужа вперед. – Вот, Николай Трофимович эту квартиру продавать будет! Он по документам собственник, так что имеет право!

– Погодите… Погодите, как же так? – жалко улыбнулась Варя, пытаясь заглянуть отцу в глаза. – Как это, продавать? А где же мы с мамой будем жить?

– Так ты ж замуж выходишь, вот к мужу на жительство и переедешь! – уверенно заявил Николай Трофимович, но в глаза дочери взглянуть так и не решился, пугливо отвел их в сторону.

– А мама? Где будет жить мама?

– А с чего бы это должно его волновать, а? – резко развернулась к Варе Светлана Ивановна. – Да пусть где хочет, там и живет. Не его дело. И без того столько лет жилплощадью пользовались, пора и честь знать! А то, гляди, совсем обнаглели. Так, что у вас тут, мне посмотреть надо.

Светлана Ивановна тяжелой хозяйской поступью отправилась обозревать квадратные метры, оставив «обнаглевших» в состоянии ступора. Варя стояла, глядела молча на нее исподлобья, Люба же совсем перетрусила, скрылась на кухне, встала лицом к окну. Плечи ее тряслись, вот-вот заплачет.