А еще она узнала, что Адам работает финансовым директором в крупной компании. Что может не ответить на ее звонок, потому как совещание проводит. Но обязательно потом перезвонит, не забудет это сделать ни при каких обстоятельствах. У них даже профессиональные темы оказались общими, и Адам предложил ей место в своей компании, чтобы и днем была возможность увидеться.

Но Юля пока сомневалась – стоит ли. Как-то слишком быстро закручивалась в клубок эта новая жизнь, не давала передохнуть и опомниться. Жизнь с ее торопливыми сборами по утрам на работу, с ужинами в кафе и поздним возвращением домой. А дома – стена отчуждения от Вероники Антоновны, хоть головой об эту стену бейся. Адам заходил к матери в комнату, но она и сына гнала с неприязнью – иди, мол, не теряй на меня время, жену свою ублажай. Да еще и зима в одну из ночей нагрянула неожиданно – выпала снежным покрывалом на желтые, не успевшие облететь листья, и они трепыхались под ним, обескураженные и слепые. И утренняя метель в лицо, как напоминание для Юли – вот она я, зима Джульетты. Я скоро вернусь, я все равно от тебя никуда не денусь…

Вечером – ужин в кафе, со свечами. А за окном – опять снежное кружение. Сквозь пламя свечи плывет невеселая улыбка Адама:

– Юль, не грусти. Все у нас будет хорошо. Все образуется, вот увидишь.

– Послушай, Адам… А может, мы ко мне?..

– Нет. Это не обсуждается, прости. Я не могу маму убить, она воспримет это как предательство. Я уже говорил тебе – не смогу.

– А может, мы поторопились с моим переселением? Может, надо было как-то не сразу?..

– Она привыкнет, Юль.

– Но ты же видишь, как мое присутствие ее раздражает.

– Ее раздражало бы любое присутствие. Это просто банальная ревность, не бери в голову. Понимаешь, мама уже не умеет понуждать себя к рассудительности. Со старостью этот ресурс истончается, ничего не поделаешь. Ты просто не обращай внимания, не давай реакции, и раздражение со временем иссякнет.

– Нет, я так не думаю. Тут проблема в другом, Адам. Вовсе не в том, что истончился запас рассудительности. Этого добра у твоей мамы еще ого-го сколько!

– А в чем тогда проблема?

– Да в тебе проблема, Адам. Ты сам невольно искусил ее тем, что долго жил рядом. И она, кстати, это прекрасно понимает.

– То есть?.. Ты все-таки настаиваешь на том, чтобы мы ушли жить к тебе?

– Нет, нет!.. Я просто пытаюсь найти хоть какой-то компромисс. Если мы уйдем, я знаю, тебе будет очень плохо. А я не хочу, чтобы тебе было плохо. И мне очень хочется помочь твоей маме выйти из состояния ревности, преодолеть искушение.

– Все-таки я не понимаю, о каком искушении ты говоришь!

– А ты и не можешь понять, по той простой причине, что ты мужчина. Но я постараюсь тебе объяснить. Вот представь себя на месте своей мамы! Да, ты был молод, ты влюбился, потом женился и весь ушел в свое чувство… И она тебя отдала другой женщине, от сердца оторвала. Сумела, справилась, как и должно суметь нормальной матери. А ты вскоре развелся и вернулся обратно к ней! И снова стал отдавать свою любовь без остатка, как раньше. Это и немудрено – человек всегда отдает свою любовь и заботу тому, кто живет рядом. И она, если можно так сказать, обратно привыкла. И с годами все больше и больше привыкала… То есть невольно вошла в искушение, тобой подаренное. Она ж не виновата, что ты никого больше полюбить не мог… А теперь – что? Теперь тебя надо снова делить, снова отрывать от сердца? Нет, Адам… Это испытание не из легких, когда по второму кругу, когда, как ты говоришь, силы и ресурсы уже не те. Она сейчас как скала непробиваемая. Ей трудно, очень трудно. И я боюсь, что мы не сможем через эти трудности перешагнуть. Я не знаю, что делать, Адам, не знаю.

Он молчал, слушал внимательно. Юля давно закончила свой грустный монолог, а он все молчал. Потом протянул через стол руку, накрыл Юлину ладонь своей ладонью. Она была теплой, подрагивала слегка. Любимая ладонь, уже родная, привычная. Юля улыбнулась, глянула сквозь отчаяние.

«Прости меня, – сказали ее глаза. – Что я делаю, глупая, что делаю? Тебе и без того плохо…»

«Я люблю тебя… – ответили его глаза. – Очень люблю. Мне не плохо, мне очень хорошо рядом с тобой».

– Я постараюсь, Адам… – сказала Юля уже вслух и повторила громче: – Я постараюсь! Я сама должна что-то придумать, что-то решить, я знаю. Я женщина, от меня многое зависит. И у меня есть цель – я очень хочу быть с тобой.

– И слава богу, что наши цели совпадают! – уже веселее ответил Адам, целуя ее пальцы. – Кстати, я же тебе еще не сказал… Мне надо уехать на три дня по делам фирмы. Как ты? Справишься? Не сбежишь, надеюсь? Не сбегай, ладно?

– Нет, не сбегу. Теперь уже точно не сбегу. Не знаю, что это было, но во мне какая-то решимость укрепилась сейчас. А скажи, Адам, эта Надюша?.. Она еще чем-то занимается в жизни или уход за Вероникой Антоновной – ее основной заработок?

– Нет, она работает где-то. Не знаю, правда, что за контора.

– А кем она работает?

– То ли кладовщиком, то ли бухгалтером. Не помню.

– А как часто она к вам приходит?

– Два раза, утром и вечером. С вечера и обед на завтрашний день готовит. А мама днем сама его разогревает. Я достойно оплачиваю ее услуги, она довольна. Причем авансом оплачиваю, за месяц вперед. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, ничего… Ты поезжай спокойно, я обещаю тебе, что не убегу. Даже если меня гнать будут, все равно не убегу. Может, мы домой поедем, тебе же в дорогу собраться надо? В котором часу завтра самолет?

– Я рано из дома уйду.

– Вот и хорошо. И замечательно. Я тоже рано встану, завтрак тебе приготовлю.

– Ты что-то задумала? Признавайся!

– Да ничего особенного я не задумала. Идем…

Утром Юля, как и обещала, поднялась рано. Проводила Адама до двери, потом подошла к кухонному окну, посмотрела, как он садится в приехавшую за ним машину. Ага, обернулся! Рукой помахал! Улыбается! Это хорошо, что он улыбается. Пусть уезжает с легким сердцем. Ага, вот и ключ как раз в двери проворачивается – Надюша пришла… Что ж, вперед, пришла пора действовать!

Юля вышла в прихожую, поздоровалась вежливо, потом протянула ладонь, попросила тихо:

– Надя, дайте мне ключи.

– Что? Зачем? Зачем вам ключи, не понимаю? – испуганно закудахтала Надюша. – Вы что, свои ключи потеряли, да?

– Нет, не потеряла. Просто я решила, что ваши услуги больше не понадобятся. Я сама буду ухаживать за Вероникой Антоновной.

Надя так растерялась, что позволила ей вытянуть из ладони ключи. Стояла, хлопая белесыми ресницами и слегка приоткрыв рот. Потом тяжело сглотнула, переспросила хрипло:

– То есть… как это – сами? А Вероника Антоновна в курсе, что вы… что вы так решили?

– Знаете, Надя, со своей свекровью я сама как-нибудь разберусь. Благодарю вас за заботу. Вы можете идти, я вас не задерживаю. Остаток аванса, что получили за месяц вперед, можете себе забрать в качестве компенсации. До свидания, Надя, всего доброго…

Юля говорила, ласково улыбаясь и потихоньку наступая на Надю. Той ничего не оставалось, как пятиться к двери, по-прежнему хлопая от удивления глазами. Правда, удивление очень быстро переросло в возмущение, но дело-то было сделано! Еще один шажок – и осталось только захлопнуть дверь перед самым Надиным носом!

– Но… Но позвольте! Меня же не вы нанимали, меня Адам Иннокентьевич нанимал!

– Да, да, вас нанимал мой муж. А я его жена, вы не забыли?

– Да какая жена? Самозванка! Хищница! Да я сейчас пойду и спрошу у Вероники Анто…

Все. Дверь захлопнулась. И дверной звонок надо отключить, чтоб Надя не суетилась. Теперь улыбнуться, собраться с духом и вперед, в комнату Вероники Антоновны!

– Что там у вас происходит, почему Надюша возмущается? – встретила та Юлю достаточно холодно, поднимая тяжелые после сна веки.

– Доброе утро, Вероника Антоновна!

– Доброе… Так что у вас там произошло?

– Ничего особенного не произошло. Просто Надюша больше к вам не придет. Я сама буду вам помогать, не хуже Надюши, надеюсь.

– Это кто так решил? Адам?

– Нет. Это я так решила. Я, ваша невестка. Я не чужой вам человек.

– Но вы же работаете! Как вы собрались мне помогать?

– И что? Надюша тоже работает. Вот и пусть работает… Она ведь к вам только утром и вечером приходила? Вот и я так же… И утром вам помогу, и вечером, и обед приготовлю так же с вечера. Мне не трудно. Тем более вы к такому укладу жизни привыкли.

– Но вам же это неприятно! Ухаживать за чужой старухой!

– Перестаньте, Вероника Антоновна! Я ваша невестка, и этим все сказано. Я очень, очень люблю вашего сына! Ну поверьте же мне, наконец… Где у вас судно? Ага, под кроватью… Вот мы сейчас с вами все и сделаем как надо. Вы не бойтесь, я все знаю и все умею, у меня такой опыт есть. Все мы зависимы от естественных надобностей, а каким способом это сделаем – сами меж собой в одной семье разберемся… Правда?

– Что ж… Давай попробуем, если не шутишь.

– Да какие уж тут шутки. Шутки были до замужества, а сейчас у меня настоящая жизнь началась. Семейная и счастливая.

– Ох, уж счастье… За старухой ходить.

– Давайте, давайте, Вероника Антоновна, старайтесь! Вот так, ага… Ура, получилось. Сейчас умоемся и завтракать будем, я овсянку сварила, на воде, без соли и сахара, как вы привыкли… А на обед у вас паровые котлеты и овощное пюре в холодильнике.

Вернувшийся из поездки Адам сначала удивился ее новостям, потом предложил:

– Может, я возьму на себя уход за мамой? Мне кажется, ты переоцениваешь свои возможности. Что значит – все сама?

– Нет. Я сама. Не вмешивайся в нашу женскую жизнь, пожалуйста. Правда, так будет лучше. Ты мужчина, ты зарабатываешь деньги, а я женщина, я храню наш очаг. Все просто, Адам… Да и не позволит Вероника Антоновна, чтобы ты был в курсе ее физиологических подробностей. Она очень любит тебя, Адам… И я тебя люблю. И потому пусть все остается как есть, мне вовсе не трудно! Наоборот, я хочу почувствовать себя хозяйкой в доме! Женщиной, от которой зависят уют, комфорт, хорошее настроение!