Стас распахнул дверь и крикнул в дверь медсестре:

— Настя, у Бестужевой эклампсия! Каталку и… — Стас перечислял лекарства, а Лиза, пробиваясь сквозь вату отключающегося сознания, повторяла про себя: «Господи, сделай так, чтобы с малышом всё было в порядке! Тридцать одна неделя, он обязан выжить! Господи, пусть с ним все будет хорошо!»

Женька безбожно опаздывал. Дела, задержавшие его на работе практически на час, требовали скорейшего возвращения, а Лизка, как назло, никак не брала трубку. Причем, на стационарный в ординаторской тоже никто не отвечал. Вымерли они там все, что ли?!

Заведенный Змей влетел в приемный покой. За столиком сидела новенькая молоденька акушерка, — во всяком случае, раньше он эту девицу не видел.

— Пригласите, пожалуйста, Бестужеву, — попросил Женька максимально вежливо.

— Нельзя, — несмотря на юный возраст, девчонка уже успела впитать лучшие традиции премнопокойниц.

— Передайте ей, пожалуйста, что это Горский, — попробовал он крепость на прочность.

— Мужчина, я же сказала, что ее пригласить нельзя! — работница вернулась к своему чтиву.

Теряю квалификацию, констатировал Женька. В очередной раз убедившись, что сотовый выдает длинные гудки, он зашел с другого конца:

— Всегда замечал, что только настоящие красавицы бывают столь неприступны. — Девушка поощрительно улыбнулась. — Неужели такая очаровательная девушка не сжалится над несчастным мужчиной? — выражение лица не подходило ему по возрасту, но ведь главное эффективность?

— Я правда не могу, — смутилась девушка. — Она в операционной.

— Твою мать! — не сдержался Женька. — Зачем нужно было уходить в декрет, чтобы через неделю опять встать к станку?

— Да нет, вы не поняли, это не ОНА оперирует, а ЕЁ, — пояснила акушерка, и Горский неожиданно прочувствовал на собственном опыте, что означает выражение «подкосились коленки».

— Что с ней?

Девушка еле заметно поморщилась, намекая, что это не та тема, разговор на которую она бы хотела продолжить, но Женьке на это было глубоко однохренственно.

— У нее некупируемый приступ эклампсии, — слова ничего ему не сказали, но звучали достаточно серьезно. Впрочем, какая нахрен, разница, что с ней, главное, чтобы всё обошлось.

Он вновь достал сотовый и набрал телефон зама:

— Андрюха, начинайте без меня. Нет, я не… — Змей глянул на свидетельницу рзговора и все же смягчил слово: — не охренел. Лизу оперируют. Да, я НЕ МОГУ ей ничем помочь, но ты действительно думаешь, что я смогу думать о чем-то другом?!

В этот момент открылась дверь в родильный блок, и оттуда «выкатилась» знакомая со времен послехалковского сохранения врачиха с семитскими корнями. И прочими частями организма.

— Вы не знаете, как там Лиза? — перегородил ей дорогу Змей.

— А вы ей кто, великодушно прошу прощения? — взгляд женщины однозначно говорил, что она прекрасно помнит ответ на свой вопрос.

Кто он ей? И правда, а кто? Да НИКТО, если рассуждать формально…

— Я отец ее ребенка, — выбрал он самый социально приемлемый ответ.

— У вас таки и генетический анализ с собой имеется? — врачиха непостижимым образом обтекла его и шустро устремилась по лестнице, демонстрируя, что разговор закончен.

Женька понял, что чувствовал Тайсон, когда его тыкали мордой в нагаженное. Просто какой-то День Нового Жизненного Опыта.

Теперь акушерка глядела на него без женского интереса, но с любопытством и сочувствием.

— Да не переживайте так, — утешающее произнесла она. — Станислав Борисович — очень хороший хирург, да и вообще в целом прогноз благоприятный. На ее сроке смертность детей не больше десяти процентов.

Змея охватил с трудом сдерживаемый порыв придушить доброжелательницу. Ребенок! Конечно, ребенок… Господи, я сволочь и кобель, — беззвучно взмолился он, — Господи, но, пожалуйста, пусть с ними всё будет хорошо! Пожалуйста, пусть с Лизой и малышом всё будет хорошо! Ведь тебе же нетрудно, Господи!

Сидеть и ждать, когда от тебя ничего не зависит, было невыносимо. Он истоптал небольшой коридорчик приемного покоя во всех немыслимых направлениях. Акушерка со старомодным именем Варечка пару раз бегала в родильный блок, всякий раз возвращаясь с известием, что операция идет. Через бесконечный час из высмотренных до дыр дверей вышел Лизин завотделением. Пожав руку Змею, Стас без вопросов озвучил:

— Лиза в реанимации, состояние стабильное. Ребенок жив, здоров, насколько это возможно при его кило шестьсот, — и пояснил: — это практически максимум, который возможен на ее сроке. Повезло.

И сочувственно похлопал Женьку по плечу.

Лиза постепенно выходила из тяжелого дурмана наркоза. Она помнила, как чьи-то руки надавливали ей на живот, стимулируя отток из матки. Значит, все-таки кесарили. Ее колотило — нормальный отходняк. Женский голос сообщил, что сейчас ее будут подмывать, и Лиза, собрав волю в кулак, смогла сосредоточиться достаточно, чтобы спросить, что с ребенком.

— Жив, — ответил женский голос, и она позволила туману вновь затянуть себя.

Следующий раз Морозка пришла в себя от привычного голоса Стаса.

— Где сын? — был ее первый вопрос.

— За сыном придешь в следующий раз, — ответил Стас, и отчаяние захлестнуло ее безжалостной волной. — У тебя дочка.

— КАК ДОЧКА?! Сказали же, что мальчик?

— Ну, не знаю… Может, в процессе отвалилось, а я не заметил… Так что, дочку не берешь?

— ДЕБИЛ! — сейчас возможности ударить начальника подушкой у нее не было, но Лиза поклялась себе, что обязательно отомстит поганцу. — Можно взглянуть?

— Хочешь попробовать «кенгуру»?

Морозка одно время разбиралась с передовой импортной методикой выхаживания недоношенных детей, при которой микроклимат малышам создавался не в инкубаторе, а на груди матери, при контакте «кожа к коже».

— Спрашиваешь?!

— Хорошо, я поговорю с нашими неонатологами.

— Сосательный рефлекс? — без особой надежды поинтересовалась Лиза.

— Пока нет, — виновато развел руками Стас.

Они помолчали.

— Женька!.. — вдруг вспомнила Морозка.

— Здесь твой Рокфеллер Ротшильдович. В ординаторской спит. Пользуется служебным положением. Без каких-либо законных оснований, кстати. Но после того, чего он нам понатащил, когда операция закончилась… И тебе, между прочим, «одиночку» оплатил. «Мать и дитя». Короче, мне совесть не позволила выставить его за ворота.

— Да, Змей — он такой. Где угодно без мыла пролезет…

— Так что, пустить его?

— А про дочку сможешь договориться?

— Попробую. По крайней мере, сделаю все, что будет в моих силах.

Утром Женьку всё-таки пустили к Лизе.

Его Ведьма лежала на кровати. На ее груди, лицом к нему, крохотным холмиком возвышался ребенок. Он знал, что дети рождаются маленькими. Но девочка была просто микроскопической.

— Привет! — сказал он, после того, как невесомо коснулся губами Лизиной щеки. — Как вы?

— Спасибо, вашими молитвами.

— Радует, что помогает, — отшутился Змей. Но в каждой шутке… — Я очень за вас переживал, — признался он.

— Мне рассказали. Спасибо.

В палате повисла пауза.

— Знаешь, — начала Лиза, — я никогда не хотела создавать тебе проблемы. Не желала тебе ничего плохого. Правда. — Она помолчала. Женька ждал. — Но я ни о чем не жалею. И если бы сейчас мне предложили переиграть этот год заново, я бы оставила всё так, как есть. Ты меня простишь?

Ерунда какая! Конечно, он простил.

— Посмотрю на твое поведение, — ответил он вслух.

— Евгений Петрович, ты гад!

— Ничего нового ты не сказала, — хохотнул он. — Я Змей, и горжусь этим.

— Было бы чем гордиться. Бракодел!

— Ну, не получилось с первого раза. Через пару-тройку лет еще раз попробуем.

В глазах Лизы мелькнуло удивление.

— А что, поженимся, подрастим няньку, а там и ляльку можно будет забабахать.

— А на предмет «поженимся» мое мнение уже не важно?

— Разумеется, неважно. Ты мне желание должна. Дважды.

— Какое «дважды»?!

— Технически, безусловно, даже больше. Но это, как говорит моя сестрица, некритично. В первый раз ты «соскочила» с пари по какому-то совершенно надуманному поводу, — глаза Ведьмы метнули в Женьку пару файерболов, но он как ни в чем не бывало поинтересовался: — А откуда ты узнала-то?

— Та блондинка — моя пациентка, — проговорилась Ведьма. Вот же, блин, Россия — одна большая деревня. — Ну и потОм. В общем, ты поняла.

— Поняла. А теперь скажи тоже самое, но ПРАВИЛЬНО, — потребовала Лиза.

— Елизавета Сергеевна, я вас люблю и прошу стать моей женой. Без преклоненного колена обойдешься. Кольца и букет — в другой раз. Пойдет?

— Пойдет, — улыбнулась Лиза.

Женька ждал.

Глупо, конечно.

Но все равно он ждал ее ответ.

— Хорошо, Евгений Петрович. Я принимаю ваше предложение, — чинно ответила его отныне невеста. — И я тоже вас люблю. Обоих. Правда, она красавица?

Женька с сомнением посмотрел на сморщенное красное личико. Но, с другой стороны, — он перевел взгляд на Лизу, — а в кого ей быть страшненькой?

Держитесь, пацаны!

Дочка разобьет вам сердца.

А ее папаша — физиономии.

*****

Выписка Асеньки Горской проходила в обстановке неофициальной. Учитывая, что с момента появления Женькиной дочки на свет прошел месяц, в этом не было ничего удивительного. Но самые близкие друзья все равно приперлись встречать трио, наконец покидающее этот, с позволения сказать, храм Асклепия и Гигиеи.