— То есть пусть лучше здесь, на паркет, чем там на линолеум? Женька, ты, когда в воду падал, головой не ударился? Так, всё, больной, спи, — заботливая врачиха в ней уложила пациента и аккуратно подоткнула одеяло.

Лиза сидела на краю кровати и смотрела на засыпающего мужчину. Его лицо постепенно расслаблялось, а дыхание выравнивалось. И на смену облегчению от того, что ничего непоправимого с ним не случилось, приходил невыносимый стыд и чувство вины. Пока она в красках представляла Женьку с очередной блондинкой из сауны, с ним могло случится всё, что угодно. Вообще ВСЁ! А она, вместо того, чтобы хотя бы позвонить тому же Тимуру, зарылась в свою обиду и бережно ее пестовала. Да, у Женьки осложненный анамнез в плане отношений с противоположным полом, но пока проблемы в отношениях возникали в основном из-за ее «истории болезни». Может, пора уже выздоравливать? Может, стоит поверить Жениным делам и дать им обоим второй шанс? Что она теряет, в конце концов? Пока ей просто НЕЧЕГО терять. Но, доверившись, она сможет попробовать это «что-то» построить. А там, чем черт не шутит, вдруг удастся это «ЧТО-ТО» сохранить?

Ее отвлек щенок, не осознающий, к собственному счастью, весь пафос размышлений неожиданно обретенной хозяйки. Тайсон вообще был к пафосу глух, поскольку хотел есть и тыкался носом в бедро.

— Если ты любишь меня, полюби моего пса… — негромко напела Лиза на мотив «наутилосовской» «Тени». — Пошли, троглодит, будем тебя любить посредством поиска жратвы.

Отвлеченная уборкой луж за собакой, она не заметила довольную улыбку, мелькнувшую на лице «спящего» пациента.

ГЛАВА 12

Нет, конечно, Женьке приходилось слышать признания в любви. И, сказать по совести, чаще, чем хотелось бы. Да и самому Евгению случалось увлекаться, а после бурного секса чего только с языка не сорвется… Но это подслушанное даже не признание — а так, намек на него, почему-то оказалось очень важным. И очень правильным.

Между ним и Лизой никогда не проскакивали эти слова на букву «Л». Какие там слова на букву «Л», если их отношения изначально строились на совершенно другой основе?

Как из этой основы выросло что-то другое, Женька сказать не мог. Потому что росло оно так незаметно, что он затруднялся сказать, когда же это что-то проклюнулось. Но далее не замечать очевидное было даже неприлично. Как в некстати вспомнившемся детском анекдоте про ежика: «Я не пукну. Я не пукну. Пук. Это не я. Это не я».

В общем, признался себе Змей, я влюбился в Ведьму. И она, что радует, неравнодушна ко мне.

Что он собирался делать с этим знанием? Да пока ничего. Для себя он проблему решил. А Лиза… А что Лиза? Должна же она понести заслуженное наказание за свое нечестное поведение? В качестве сатисфакции тот факт, что Ведьма помучается неопределенностью несколько месяцев… скажем, до рождения ребенка, его вполне устраивал.

С этой мыслью Женька уснул. И даже не заметил, когда зашла Лиза. Удовлетворенно отметив пот у него на лбу, она пошла спать в зал. Все-таки в ее положении подхватить заразу — не самое большое счастье.

Тайсон немного потоптался на перепутье, и решив, что на кровать он все равно самостоятельно не заберется, поковылял к предусмотрительно разложенной возле дивана подстилке.

После этой ночи в отношениях между ними что-то неуловимо изменилось, отметил для себя Женька. То ли он успокоился, то ли Лиза с чем-то для себя определилась, то ли дело было в консолидирующем центре по кличке Тайсон. Они вместе занимались его приручением, обучением, воспитанием, питанием и выгуливанием. Даже ссорились иногда по вопросу педагогических методов.

Лиза после знаменательных событий называла его не иначе как «Саблезубая Белка, Ледниковый период — 5». Можно подумать, он виноват, что для того, чтобы лед тронулся, оказалось достаточно такой малости, как провалившийся Змей?

Первое время Женька боялся, что Лиза задаст вопрос, как щенок оказался на льду? И придумывал самые разные объяснения. Ничего правдоподобного сочинить не удалось, но Горский знал твердо: правду о том, что рядом, в мешке, лежали двое щенков, которым уже никто не мог помочь, он Лизе не скажет даже под присягой. К счастью, Ведьма предпочла занять голову более актуальными вопросами: планировкой детского уголка, обзором моделей колясок и кроваток, обновлением гардероба в связи с изменением размеров. В общем, в ней проснулся гнездовой инстинкт. Как ни странно, Женьку это уже не раздражало. Напротив, было приятно осознавать, что Ведьма — нормальная женщина, подверженная глупостям и слабостям. То есть не совсем Ведьма. Что-то человеческое в ней все же есть.

На второе УЗИ Лиза ходила одна, но сразу после позвонила и радостно сообщила, что будет мальчик. Ну, мальчик — так мальчик, вон, пса воспитал, — размышлял Женька, — что же он, с сыном не справится?

Сын долгое время отказывался пинаться в Женькину ладонь, затихая под ней, как мышь под веником. Но потом все же продемонстрировал несомненные потенции к футболу, признав папашу за своего.

В общем, как-то между делом, Змей втянулся в семейную жизнь, которой так боялся. Наверное, всё дело не столько в самой семейной жизни, сколько в составе семьи, решил он для себя.

В конце июня Лиза благополучно приняла Котькиного сынишку. Голосистый Даниил Тимурович набрал по Апгар образцовые 8/9. Котька было расстроилась, что не десять, так что пришлось объяснять подруге, что первая оценка по показателям жизнедеятельности выставляется ребенку на первой минуте жизни, а вторая — на пятой. И чтобы всё у детёнка было идеально: сердцебиение в норме, орет как дьякон, кожа по всему телу идеального оттенка, рефлексы в полном объеме и конечностями шустро перебирает — такое бывает редко. В общем, грех жаловаться и жадничать нехорошо.

На выписке Лизку обязали стать крестной. Она отшутилась, что Данька на Золушку не тянет. Обаяшка-Змей на это заметил, что это девочкам положена фея-крестная. А мальчику и ведьма сойдет. Так оно даже и к лучшему. За что получил подзатыльник от Лизы и предложение стать крестным отцом от счастливых родителей. Женька отбился фразой о том, что на мафию не подписывался, но было заметно, что вопреки подчеркнутому атеизму, предложение ему польстило.

Незаметно подкрался декрет. Работа, которая так долго казалась всем смыслом ее существования, теперь воспринималась трудовой повинностью, и Лиза с радостью встретила первую неделю новой жизни без белого халата. Однако с привычками нужно расставаться постепенно, природа, как известно, резких движений не любит. Поэтому Лиза развалилась на диванчике в ординаторской и угощалась чаем со Стасом. Завотделением традиционно жаловался на уровень подготовки выпускников медвузов, периодически прерываясь на адресованные Морозке «И ты, Брут!» Лиза стоически терпела излияния друга, поскольку Брутом не была. Особенно в гендерном смысле. Так что ее временное «предательство» было практически неизбежным. Да и Стас гундел скорее для проформы, на самом деле он был за нее рад. Беседа со старым другом, вкусный чай и Женька, который должен заехать за нею через полчаса… Что может быть лучше?

Единственным, что омрачало сейчас ее существование, была нудящая головная боль, преследовавшая Морозку с самого утра. Не иначе, как проделки совести, намекавшей на неоконченные дела, которые, как ремонт, доделать невозможно, можно лишь остановиться для передышки.

— Как лялька? — переключился Станислав Борисович на более актуальные для нее вопросы.

— Бодренько. На мой взгляд, даже чересчур. Неплохо бы доплера пройти, посмотреть, что там с плацентой.

— Так кто ж тебе мешает?

— Мне? Никто. Просто как-то руки всё не доходят…

— Главное, чтобы ноги дошли. Взяла ноги в руки — и вперед. По коридору прямо и направо.

— Не, Стасик, я лучше завтра. Женька может вырваться, только чтобы меня до дома отвезти, потом у них там не то маневры какие-то, не то гражданская оборона… И Тайсик дома один сидит. Скучает. По еде. Так что всё завтра. Плесни-ка мне лучше капельку коньячку в чаек, — Лиза потерла вискИ, — в качестве натурального сосудорасширяющего.

— Ты давление мерила?

— У меня по жизни — как у космонавта. Просто мозг растет, на черепную коробку давит. Думать-то теперь за двоих нужно будет.

— Замуж выходи, и пусть муж за троих думает.

— За четверых. Как вы лодку назовете, так она и поплывет, — пояснила она непонимающему Стасу, но, судя по его лицу, тот еще больше запутался. — Вот назвал бы любезный Евгений Петрович нашего пса Энштейном или Лобачевским — глядишь, тот бы ему степенно тапочки носил. А он ему кличку в честь боксера дал. А у того было мозга грамм пятьсот, и те перетрясло напрочь. В итоге псина носится как угорелая, сворачивая всё и всех на своем пути, разве что стены не проламывает, — Лиза задумалась. — Впрочем, у него все еще впереди. Силищи-то ого-го! И резерв для роста имеется.

— Мелко плаваете. Завели бы кого-нибудь экзотического, не знаю, карликового африканского ежика, например.

— Боюсь подумать, кого бы Женька выловил, заплыви поглубже, — у Лизы потянуло вверху живота, поджелудочная, наверно. Она поморщилась и приложила ладонь к больному месту. — А ежика мне дома одного хватает. Гигантского.

— Твой гигантский ежик тебе предложение делать собирается?

— Ты сегодня у нас в роли старшего брата, отца или Фриды Марковны? Меня и так всё устраивает, — коньячок в чае начал давать эффект, и Лизу слегка повело.

Стас глядел на нее с непонятным беспокойством.

— Лиза, у тебя со зрением как, нормально? — неожиданно спросил он.

— А что? Я не замечаю чего-то очевидного? — перед глазами замелькали «мушки» и она потерла глаза.