Бонкимчондро Чоттопаддхай - Завещание Кришноканто

— Никто не имеет права на грех. А самоубийство — это великий грех.

— Я не знаю, что грешно, что нет. Некому было меня учить этому, — горячо заговорила Рохини. — Я не признаю ни греха, ни добродетели. За что мне такое наказание? Я не сделала ничего плохого, а так несчастна! Грех меня не пугает. Я все равно покончу с собой. Жаль, что вы заметили меня. Но в следующий раз я постараюсь не попадаться вам на глаза.

— Зачем тебе умирать? — с отчаянием в голосе повторил Гобиндолал.

— Лучше погибнуть сразу, чем умирать медленной смертью, умирать каждую минуту, каждый час, ночь за ночью, день за днем.

— Зачем так мучить себя?

— Как же не мучиться, когда день и ночь испытываешь жажду? Когда горит сердце, а перед тобой прохладная вода, и в этом рождении ты не можешь коснуться ее? Не смеешь даже надеяться!

— Ну довольно, — остановил ее Гобиндолал, — пойдем я провожу тебя.

— Я и одна дойду, — ответила Рохини.

Гобиндолал понял, почему Рохини не разрешила ему идти, и не настаивал.

Оставшись один, Гобиндолал бессильно опустился на землю и зарыдал.

— О владыка, о господин мой, — взывал он ко всевышнему, — спаси меня! Только ты можешь избавить меня от несчастья! Я погибну. Погибнет Бхомра. Дай мне силы превозмочь себя!

— Почему ты так поздно сегодня? — спросила Бхомра, когда Гобиндолал вернулся домой.

— Зачем ты спрашиваешь? Разве так не бывало раньше?

— Да, но сегодня у тебя такое лицо, будто что-то случилось.

— Что же именно?

— Откуда мне знать? Меня ведь с тобой не было!

— А по лицу моему ты не можешь догадаться?

— Перестань шутить. Я только вижу, что-то случилось. Расскажи скорей, мне страшно. — Глаза Бхомры были полны слез.

— Хорошо, когда-нибудь я расскажу тебе все. Но не теперь, — проговорил Гобиндолал, ласково вытирая ей глаза.

— Почему не теперь?

— Ты совсем еще девочка, а такие истории не для детей.

— А что, завтра я стану старше?

— Я и завтра тебе ничего не скажу. Года через два, может быть. А сейчас не спрашивай меня больше ни о чем, Бхомра.

— Ну хорошо, пусть через два года, — проговорила Бхомра со вздохом. — А мне так хотелось услышать все сегодня! Но раз ты не хочешь говорить, значит, не скажешь. Знаешь, мне отчего-то очень грустно сегодня.

Какая-то неизъяснимая тоска сжимала сердце Бхомры. Так бывает иногда весной: на чистое, светлое, безоблачное небо вдруг набегут тучи, и вокруг сразу станет темно. Бхомре тоже казалось, будто темное облако внезапно скрыло от нее солнце. Из глаз брызнули слезы.

«Ну вот, расплакалась без причины, — думала она, — муж решит, что я капризничаю, и рассердится». Все еще всхлипывая, она отправилась к себе в комнату и, усевшись в уголке, принялась читать «Оннодамонгол». Не знаю, что тревожило Бхомру, но темные тучи на небе ее сердца так и не разошлись.

Гобиндолал зашел к Кришноканто Раю, чтобы обсудить с ним некоторые хозяйственные вопросы, и завел разговор о том, как идут дела в других поместьях. Обрадованный интересом племянника к хозяйству, Кришноканто отвечал:

— Было бы очень хорошо, если б ты хоть немного помогал мне. Долго ли я еще протяну? А если ты теперь же не начнешь вникать в каждую мелочь, то после моей смерти совсем запутаешься. Стар уж я стал, и ездить по поместьям мне не под силу. А без присмотра какое хозяйство?

Если хотите, я могу поехать вместо вас. Мне давно хочется посмотреть все поместья.

— Ты меня порадовал, — проговорил довольный Кришноканто. — Я как раз получил известие из Бондоркхали, что там не все ладно. Управляющий жалуется, что крестьяне бунтуют, не хотят платить, а крестьяне обвиняют управляющего в том, что он присваивает их деньги. Поезжай туда, если хочешь.

Гобиндолал сразу же согласился. Ведь только ради этого и пришел он к Кришноканто.

Гобиндолал вступил в ту пору, когда жажда красоты становится особенно мучительной, а душевные силы подобны волнам разбушевавшегося моря. Бхомра не смогла утолить этой жажды. Красота Рохини явилась для него такой желанной, как первые грозовые тучи на знойном небе для птицы чатоки. При взгляде на Рохини сердце его встрепенулось, словно павлин при виде дождевых туч. Едва осознав это, Гобиндолал поклялся, что скорее умрет, чем обманет Бхомру, и решил, что в заботах о хозяйстве ему легче будет забыть Рохини, тем более если удастся куда-нибудь уехать на время. С этой мыслью он зашел к Кришноканто и с готовностью согласился ехать в Бондоркхали.

Когда Бхомра узнала об отъезде мужа, она заявила, что хочет отправиться вместе с ним. Но ни слезы, ни упреки не помогли: свекровь не отпустила ее. Снарядили лодку, Гобиндолал в присутствии всех домашних простился с Бхомрой и отправился в десятидневное путешествие до Бондоркхали.

Сначала Бхомра горько плакала. Потом разорвала свою любимую книжку, выпустила из клетки всех птиц, побросала в воду кукол, повыдергивала из кадок все цветы, швырнула ужин в лицо стряпухе и оттрепала служанку за косы; наконец, поссорилась с золовкой и заперлась у себя в спальне. Здесь, завернувшись в чадор, она снова принялась плакать. Между тем, подгоняемая попутным ветром, лодка Гобиндолала, легко рассекая волны, уплывала все дальше.

Оставшись одна, Бхомра не находила себе места от тоски. Она выкинула постель, которая вдруг показалась ей слишком мягкой, запретила служанкам приносить в дом цветы — в них много всякой мошкары; перестала играть в карты, а когда ее спрашивали, почему она так делает, отвечала, что свекровь не любит, когда играют в карты. Иголки, пряжу, рисунки для вышивок — все раздарила соседкам, сославшись на болезнь глаз. Если спрашивали, почему она в грязном сари, говорила, что из-за прачки, хотя в доме было полно чистого белья. Гребень давно не касался ее волос, и они торчали во все стороны, словно высохшая трава улу. Когда же Бхомре напоминали об этом, она с рассеянной улыбкой небрежно собирала их в узел, тем дело и кончалось. Есть Бхомра отказывалась, говорила, что ее лихорадит. Свекровь, по совету лекаря, приготовила отвар и пилюли, и велела Кхироде давать их Бхомре. Но строптивая Бхомра выкинула все лекарства в окно. В конце концов поведение молодой хозяйки вывело Кхироду из терпения.

— Стоит ли так по нем убиваться, боутхакурани? — не выдержала она. — Вы тут не едите, не спите, а он, может, и не думает о вас совсем? Вы слезами обливаетесь, а он, может, покуривает себе кальян да мечтает о Рохини!

Бхомра дала своей Кхири хорошую затрещину (руки ее легко приходили в движение) и, сдерживая слезы, сказала:

— Можешь болтать что хочешь, только не здесь. Сейчас же убирайся отсюда!

— Кулаком людям рот не заткнешь! Мы молчали, чтобы не сердить вас, но ведь и не сказать нельзя! Вот спросите хоть Панчи, она вам скажет, что Рохини в тот день вернулась из вашего сада далеко за полночь.

На беду себе затеяла Кхирода этот разговор! Бхомра вскочила и принялась колотить служанку, потом начала таскать ее за волосы, а под конец расплакалась. Кхироде и раньше случалось получать колотушки от своей госпожи, но она никогда не сердилась на Бхомру. Однако сегодня ей стало обидно.

— Битьем делу не поможешь, — проговорила она. — Мы для вас же стараемся. Не можем мы слышать, как люди о вас сплетничают. Мне не верите, Панчи спросите.

Вся в слезах от гнева и обиды, Бхомра закричала:

— Спрашивай сама, если тебе нужно! Неужели я буду расспрашивать про своего мужа, как какая-нибудь паршивая служанка? Ты, кажется, стала забываться. Смотри, я велю выгнать тебя вон отсюда! Не смей больше попадаться мне на глаза!

Тогда Кхирода, она же Кхири, удалилась, кипя от негодования. А Бхомра подняла к небу залитое слезами лицо и, сложив умоляюще руки, мысленно обратилась к Гобиндолалу: «О мой единственный наставник, ты само воплощение правды и справедливости! Неужели ты действительно скрыл это от меня?»

Бхомра заглянула в глубину своей души, недоступную для взоров посторонних и чуждую самообмана. Но там она не нашла недоверия к мужу. Да и не могло его быть. На один только миг мелькнула в ее сознании мысль: «Ну а если даже он изменил мне, то разве нет выхода? Я умру, и все уладится само собой».

Индийские женщины привыкли легко смотреть на смерть.

«Подумать только, какая самонадеянность у девчонки! Не верит, видите ли!» — думала тем временем служанка Кхири. Она была доброй женщиной и не желала зла своей молодой госпоже. Однако то, что Бхомра не поверила ей, показалось Кхири нестерпимо обидным. Она наспех натерла свое и без того лоснящееся тело маслом, накинула на плечи цветное полотенце, взяла кувшин и отправилась купаться на пруд Баруни. Там ей встретилась тетушка Хоромони, стряпуха из дома Раев, она как раз возвращалась с купания. Кхирода немедленно вступила с ней в разговор.

— Да, правду говорят: для кого крадешь, тот первым тебя вором назовет, — заговорила она, — нелегко нынче стало служить господам. Никак им не угодишь!

Почуяв интересные новости, Хоромони переложила выстиранное сари с правой руки на левую и спросила:

— Ты о чем это, Кхирода? Случилось что-нибудь?

Тут уж Кхири отвела душу.

— Сама посуди, — проговорила она, — всякие нахалки из деревни повадились шляться к господскому пруду, так уж нам, слугам, нельзя и сказать об этом!

— Да? А кто же это из деревенских ходил в господский сад?

— Кто же еще! Конечно, эта дрянь, Рохини.

— Несчастная! Опять о ней разговоры пойдут. А в чьем саду ее видели?