— Ежегодный обед у лорд-мэра Лондона! Там соберутся все, кто имеет хоть какой-то вес в политике или в обществе, а значит, вне всяких сомнений, и она тоже там будет. — Бабушка поднялась и обняла Себастьяна. — Разве ты не рад, дорогой мой? Возможно, конечно, я вижу вещи в слишком радужном свете, но вполне вероятно, что всего через неделю мы встретимся с твоей будущей невестой!

Себастьян изо всех сил сжал в кулаке подвязку.

— Через неделю, — повторил он.

Если только ему не удастся отыскать ее прежде этого срока.


Полдень

Особняк Синклеров на площади Гровенор-сквер


Положив руку на живот, Сьюзен вглядывалась в зеркало. Ее тревожило не только то, что о ее неподобающем поступке может узнать отец. Был и другой повод для тревоги — даже если ей удастся избежать встречи с герцогом Эксетером до тех пор, пока он не уедет из Лондона в свою деревню, скрыть от высшего света происшествие в библиотеке. Этот второй повод вызывал у нее куда большие опасения, нежели впавший в очередной приступ гнева отец. Она могла зачать ребенка. Пройдет время, и это уже невозможно будет скрыть. Сжав виски пальцами, Сьюзен стала расхаживать по комнате. Пока она не могла это проверить. Придется еще почти месяц ждать и тревожиться о том, что ее легкомысленное приключение с герцогом Эксетером может принести свой плод. Еще почти месяц! Где взять силы, чтобы ждать так долго?


* * *

Признаться в грехе, даже таком серьезном, как тот, что совершила Сьюзен с герцогом Эксетером, для отпрысков Рода Синклер уже давным-давно не составляло большого труда.

Когда мать умерла (тогда они все были совсем еще детьми), а отец стал искать утешения на дне бутылки, юные Синклеры с удовольствием пересказывали друг другу Шокирующие подробности своих выходок. Они хвастали своими грехами.

И не из природной злобы пускались они во все тяжкие — нет, все семеро Синклеров были по натуре щедрыми, добродушными, ласковыми. Но в душах у них зияли глубокие раны, нанесенные эдинбургским высшим светом, где на них смотрели как на чудовищ и чуть не в глаза называли Семью Смертными Грехами.

Даже их собственная гувернантка безжалостно насмехалась над ними и заставляла подолгу стоять на коленях в часовне Росслин, молясь за спасение своих душ.

Но Синклеры были настоящими гордыми шотландцами, и унизиться до слез от чьих-то обидных слов они себе позволить не могли — особенно старший, Стерлинг Синклер. Так и получилось, что однажды, отвлекшись в очередной раз от молитвы, он поднял взор и увидел, к немалому удивлению, каменную арку с вырезанным на ней барельефом — шествие семи смертных грехов. Они спокойно вышагивали здесь, в часовне, несколько веков назад построенной предком Синклеров — Уильямом Сент-Клером, принцем Оркнейским.

В ту минуту он осознал, что может навсегда изменить их жизнь. Чтобы не испытывать больше горя от обид, им следует назваться Семью Смертными Грехами.

Так они и поступили. Каждый из семерых взял себе имя одного из грехов и на людях старался — по мере сил и возможностей — этому имени соответствовать. Грехи эти сделались их оружием в борьбе с высшим светом Эдинбурга, доспехами, которые защищали их от боли и унижений.

А к тому времени, когда братья и сестры подросли, греховное поведение перестало быть лишь средством защиты от окружающих — теперь они уже полностью окунули в эти грехи. Всякий их поступок диктовался приобретенной привычкой.

Вот почему, когда все семеро собрались в роскошной гостиной их городского особняка на Гровенор-сквер (в целом обставленного более чем скромно) и Сьюзен созналась в интимной близости не с кем-нибудь, а с самим герцогом Эксетером, никто даже глазом не моргнул. Хотя Присцилла по-детски надулась.

— Так ты, значит, все-таки увидела его первой! Как это отвратительно с твоей стороны, Сьюзен! Ты же видела, что я заняла место на помосте. И понимала, что я приготовила ему капкан.

— Черт побери, Присцилла! — Лахлан прищурился и сердито посмотрел на самую младшую из Синклеров. — Ты можешь хотя бы разок думать не о себе? У нас тут серьезное затруднение.

— Я совершила необдуманный поступок, чреватый опасными последствиями. — Сьюзен гордо вскинула голову. Слова ее прозвучали твердо, но подбородок все же подрагивал, а в следующий миг глаза защипало, и она поняла, что вся ее твердость сейчас растворится в потоке слез.

Один из братьев, Грант, сидевший ближе всех к двери, встал со своего места и обнял Сьюзен за плечи, поднял ее с канапе, на котором она устроилась.

— Это все произошло из-за Саймона. Ты так тосковала о нем. Не стоило нам настаивать, чтобы ты непременно ехала вместе со всеми на это торжество как раз в годовщину его кончины. — Он прижал сестру к груди. — Ты нас извини, Сьюзен.

Плечи у нее затряслись, брызнули, как она и боялась, слезы.

— Что бы я ни чувствовала, это не оправдание. — Она мягко отстранилась от Гранта и обвела взглядом своих братьев и сестру. — Я всех вас поставила в двусмысленное положение.

Киллиан, близнец Присциллы, прошел к Сьюзен через всю комнату, взял ее за руку.

— Ты же сказала, что он так и не разглядел твое лицо.

— Верно! — воскликнула Присцилла. — Он и понятия не имеет, кто ты такая! — Она ободрила сестру улыбкой. — Так что, сама видишь, Сью, бояться тебе нечего.

— Меня мог кто-нибудь узнать, — покачала головой Сьюзен, — когда я выходила из библиотеки. В конце коридора уже собралась толпа людей… я столкнулась с кем-то как раз тогда, когда сворачивала за угол.

— Может быть, ты и права, но коридор-то был не освещен — ты сама об этом сказала, — логически рассудил Грант. — Никто же не ожидал, что герцог выйдет из этого перехода, поэтому я отважусь сделать заключение: никто даже не смотрел в эту сторону, пока герцог не вошел в зал и не прозвучало объявление дворецкого.

— Да если даже кто-нибудь и узнал тебя, никому — кроме нас самих — неизвестно, что произошло в библиотеке, — напомнил ей Лахлан.

— Зато ему известно, — всхлипнула Сьюзен.

— Да-да, — согласился Лахлан, тут же отметая ее слова взмахом руки. — Как человек холостой, только что унаследовавший титул, он, разумеется, отнюдь не стремится к скандалам, а тем более не хочет оказаться связанным с первой попавшейся девицей. Поэтому вряд ли он вздумает хвастать происшествием в библиотеке. И у тебя, сама теперь понимаешь, нет серьезных поводов для беспокойства.

Лахлан, у которого амурных приключений было более чем достаточно, привел самый веский довод. Не станет герцог рисковать, пытаясь установить ее личность. На губах Сьюзен заиграла слабая улыбка.

— Спасибо тебе, Лахлан. Конечно же, ты прав. — И она смущенно рассмеялась.

— Отчего ты смеешься? — удивленно сморщила носик Присцилла.

— Оттого, что успела уже собрать свой саквояж. После вчерашнего я не видела иного выхода, как тотчас уехать из Лондона, дабы спасти вас от гнева отца, когда он узнает, какой позор я навлекла на всю семью Синклеров. — Сьюзен потупилась, не желая, чтобы братья и сестра увидели, как зарделись у нее щеки.

— И куда же ты думала податься… без гроша в кармане? — У Гранта от изумления даже глаза округлились.

— Я полагала, — пожала плечами Сьюзен, — что миссис Уимпол позволит мне пожить у нее до тех пор, пока герцог не уедет из Лондона.

— А ты не подумала о том, что прислуга заинтересуется: почему это леди прячется у кухарки? Уверяю тебя, эти людишки обожают сплетни, даже больше, чем люди светские. — Сьюзен ничего на это не ответила, тогда Присцилла бросилась к ней и взяла за руку. — Ну, теперь-то в этом нет необходимости, правда ведь?

Сьюзен улыбнулась краешком губ, убеждая себя в том, что близкие действительно простили ей выходку, ставившую под угрозу будущность их всех. Судя по тому, как ласково они ей улыбались, так оно и было на самом деле. Ах, если бы отец осознавал, какие добрые у него дети, а не видел только их недостатки!

— Идем, я помогу распаковать твои вещи. — Присцилла вышла из гостиной, направляясь к лестнице. — А заодно и мои, если ты по ошибке упаковала их тоже.

Сьюзен рассмеялась, поднимаясь по лестнице. Потом вдруг вспомнила голубые атласные туфельки Присциллы, которые действительно могли оказаться в саквояже — случайно, разумеется.


В тот же вечер Воксхолл-Гарденз[5]


Хотя Сьюзен и поверила железной логике Лахлана, все же показываться в свете так скоро казалось в высшей степени неблагоразумным. Однако же не прошло и суток после происшествия с герцогом, как она уже гуляла по Большой аллее Воксхолл-Гарденз.

— Все идет так, как я и сказал, Сьюзен, — Лахлан д не пытался скрыть самодовольства. — Совершенно о чем переживать. — Он прикоснулся к своей касторовой шляпе и поклонился проходившей мимо даме, полностью игнорируя шедшего вместе с ней джентльмена. Потом повернулся к Сьюзен и усмехнулся так, словно это мелю происшествие подтверждало его правоту.

У Сьюзен мурашки пробегали по коже всякий раз, когда, они выходили из света одного фонаря, тут же вступая в круг света от следующего. Боже, как бы ей хотелось, чтобы фонари светили не столь ярко и чтобы на небе был узенький серп, а не гигантская жемчужина луны, сиявшая в полную силу.

— Я готова согласиться с тем, что ты вроде бы весь прозорливо оценил ситуацию, брат. — Так оно и было: последние четверть часа они встретили человек пятнадцать знакомых из высшего общества, и ни один не бросил на них взгляда, исполненного ужаса. На них просто таращились, что было совершенно нормальным: когда Синклеры появлялись где-нибудь все вместе, на них по-другому и не смотрели. Сьюзен все же не могла позволить себе; утратить бдительность и благодушно наслаждаться свежим воздухом и представлениями артистов, увеселявших публику по всему саду.