— Никто не услышит. У Палыча все отличное. Звукоизоляция — тоже.

Она просто закинула голову вверх, с тяжелым вздохом. А Дэн смотрел, как на шее пульсирует жилка. На такой нежной и тонкой шее. Которую сотню тысяч лет не целовал. Подтянул её за руку ближе к себе. Прижался губами к тому самому месту. Застыл, вбирая её запах. Забытый почти и сладкий, до боли.

Она замерла. Как натянутая тетива, за секунду до выстрела…

Судорожно дернулась. А потом… Всхлип… Или ему показалось? Неверяще поднял голову.

— Вика? Ты что? — Почему‑то, шепотом…

Потом еще один всхлип, подавленный…

Обхватил её лицо ладонями, заставил посмотреть на себя. Глаза все так же блестели. Только теперь уже от влаги.

— Вика, маленькая, девочка моя… Прости меня… Только не плачь… Не надо… — Шептал, снимая соленую влагу с ресниц, щек, губ… Горькую влагу и дрожь от почти ощутимой боли…

А ей, как будто, становилось все горше и больнее… Без слов уткнулась в его плечо, уже усаженная на колени, но все более далекая. Отвернулась, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

— Ну? Все? Успокоилась? — Отчего голос охрип и сел, он и сам не понял.

— Да. — Шмыгнула носом, еще раз потерла лицо, уже двумя руками. — Отпусти меня.

— Может быть, посидишь еще? Воды принести?

— Ты не понял меня. Отпусти. Совсем.

Руки, до того гладившие спину и плечи девушки, бессильно упали.

— Вика. Ты меня не любишь? — Очень дурацкий вопрос. Он и сам понимал. Но и без того уже дураком себя чувствовал. Подумаешь, чуть усугубил. Но зато — важно…

Прикусив губу, почти изжевав её, без всякой жалости, она снова молчала. Доводя его до грани отчаяния.

— Люблю. — Тихо, почти шепотом. Откинув на другую грань — безумной радости.

— Значит, не все так плохо, да? Ты же не совсем уйти хочешь?

— Нет. Нам нужно еще немного времени. Понимаешь? Мы сейчас глупостей наделаем, а потом… Сломать легко, а обратно собирать — сложно.

— Боишься, значит?

— Да.

— И что мы будем делать?

— Не знаю… — Она пожала плечами… — Жить, наверное, как раньше жили. А потом станет ясно — получается ли жить порознь, или, все же, лучше вместе…

— А как мы это поймем? Я‑то понял уже, в принципе. Хватило времени. А как про тебя узнать? Я же мысли читать не умею…

— Нет. Зато хорошо умеешь домысливать за меня…

— А что мне делать, Вика? Мы за прошедший месяц второй раз общаемся! Откуда я должен брать информацию? Из космоса?! — Опять начал злиться. Понимая, что снова заходит в тупик…

— А кто тебе мешает позвонить? — Эта невинная фраза вышибла воздух. Полностью. Снова ощущение, что его делают идиотом…

— А кто тебе мешает ответить? Хотя бы смс — кой, если говорить неудобно?

— С ума сошел? Я всегда тебе отвечаю. Отвечала. Когда звонил.

Дэн молча вытащил телефон. Порадовался, про себя, привычке не чистить журналы входящих и исходящих вызовов. Иногда они бывали полезны. Как, например, сейчас…

Открыл список, повернул экран так, чтобы видела Вика, и начал его пролистывать. Задерживаясь там, где светилось её имя. Давая рассмотреть и даты, и количество звонков…

Девушка хмурилась и на глазах мрачнела…

— Достаточно? — Остановился на дате недельной давности.

— Да. Понятно. — Вздохнула. Теперь уже как‑то иначе… — Я разберусь с оператором, сим — картой и телефоном. До вечера точно. Тогда и звони.

— И все?

— Да, Денис. Думаю, сейчас нам лучше по сторонам разойтись. И тебе остыть нужно, и мне.

— Значит, не передумаешь?

— Нет. — Что‑то в её лице подсказало: не нужно настаивать. Только хуже будет.

— А поцеловать?

— Тоже не стоит.

— А вот здесь — не соглашусь. — Не позволив опомниться, притянул к себе. Прижимался губами, сначала везде, где успевал попасть, пока уворачивалась. Она долго не сдавалась. Потом затихла, позволила прижаться ко рту, смять его, так, что оба задохнулись. И целовать, целовать… Зная, что прощаются. Слишком отчаянно она отвечала. С горечью, жадностью и обреченностью, что ли…

Тем же вечером он купил билет на завтрашний поезд. Не было ни смысла, ни желания оставаться: Вика очень ясно дала понять, что давить и требовать от неё что‑либо — это дорога в никуда. Пауза — значит, пауза. Куда деваться?

Нанял адвоката, надежного, с безупречной репутацией, для ведения дел о разводе. С родителями так и не стал мириться. Мать еще, казалось, что‑то поняла, а отец уперся рогом в землю. Дэн слишком похож был на него характером, чтобы надеяться, что тот быстро передумает.

А вечером напился с Палычем, в хлам. Как, наверное, не напивался с тех самых пор, как его "обрадовала" Дашка. Под градусом легче было поделиться с другом своими проблемами. Тот слушал, поддакивал, грустил, временами… Но никаких полезных советов так и не дал… Лишь сказал, что отношения за месяц не строятся. Годы на это уходят, и то не всегда хватает…

Палыч и так‑то любил философствовать, а под коньяк — тем более. Дэн его слушал вполуха, как обычно. Может быть, зря. Чужим умом ведь счастья не достигнешь…

А потом полночи еще разговаривал с Викой. Она, наконец‑то, ответила. Даже с первого раза. Оператор несколько раз обрывал связь, так как законные полчаса вышли, но он снова набирал. И разговаривал снова. Что‑то доказывал, требовал, объяснял, извинялся…

На утро очнулся в гостиничном номере, больной, разбитый и несчастный. С чувством чего‑то непоправимого, но чего — неясно. А может быть, невнятную тревогу вызвала гудящая голова. Он помнил о ночном разговоре. О чем речь шла — не знал. Все будто стерли из памяти. Денис подумал, что это к лучшему. И занялся лечением себя и сборами в дорогу.

Выяснил, что ошибся, только уже в тронувшемся поезде. Вика не пришла провожать, как надеялся. И не позвонила, чтобы объяснить причину. И трубку снова не брала. Денис обиделся. Звонить перестал. Сколько можно‑то за девчонкой бегать? Тоже, дурачка нашла. Гордая…

Глава 13

Денис терпеть не мог всяческие конференции, выставки и съезды. Толпы бездельников собирались в одном месте, трещали о неинтересных для них вещах, делали вид, что серьезно и упорно работают. А по факту, каждый мечтал о моменте, когда начнется фуршет, концерт или какая‑то другая развлекаловка. Либо, когда можно будет уйти в бар и вдрызг напиться. Нормальные деловые люди, чаще всего, не любят командировки. Особенно — с такой целью.

Но вот беда: у него проснулся талант вести переговоры, выискивать жемчуг и бриллианты в кучах барахла, что привозилось на выставки. Никто другой в их фирме не умел так удачно налаживать связи, новые контракты заключать…

А он, в последние полтора года, больше и не хотел ничем другим заниматься. Передал управление филиалом Женьке. А новый, или старый, но требующий помощи, больше брать не захотел. Потух интерес. Категорически.

Палыч долго думал, чем занять хорошую голову, дорогую для него, но уставшую занимать себя самостоятельно. В первый раз отправил вместо себя наугад, для проверки. А по результатам решил, что Дэн теперь будет директором по развитию. Тому было без разницы, и он согласился. Даже порадовался, что больше не придется сидеть на одном месте. С каких‑то пор, его это слишком раздражало…

За это время он успел объездить половину Европы, обойти вдоль и поперек обе столицы родины, а еще мельком глянуть на массу городов — крупных и мелких, сверкающих и запущенных, современных и оставшихся в прошлом веке… Нигде не хотелось задерживаться. Тянуло домой, в родной городок. Но и там покоя не было. Немного утешал и радовал Ромка, но его он брал к себе только на выходных. На неделе было некогда — и ему, и парню. Дашка активно взялась за его развитие, всестороннее, таскала на кружки и секции, да еще и школа началась…

При встречах она еще пыталась, порой, намекнуть, что не все потеряно. Только Денис не велся на это: отвернуло, давно, и обратно не поворачивало.

Лишь по ночам, оставаясь в четырех стенах, ему хотелось выть волком. Текущая работа, как раньше, не спасала.

Не могли помочь и подруги. Все — временные. Ни одна надолго не задерживалась, хотя и старались многие. Их не отталкивал ни характер Дэна, ни наличие сына и алиментов, ни его вечные придирки.

Не устраивали они его. Все. Чем — и сам не знал. Старался, держался до последнего, пробовал "строить отношения", как учил его Палыч, как пыталась намекнуть мать… Не получалось. Не лежало сердце.

О том, чего хочется на самом деле, не думал. Не помнил. Запретил себе вспоминать. Только тоска сжирала. Но он почти привык.

А когда переставал справляться — снова ехал. Не выбирая и не капризничая, по любым местам, где могли быть интересы фирмы.

Палыч радовался, вроде бы… Дэн — тоже. Ровно до того момента, как приезжал на место. А там его все начинало раздражать. И люди, и сервис, и климат… Неважно, что именно. Причины всегда находились.

Сейчас его раздражал и лучший сочинский отель (в эпоху кризиса могли бы и не выпендриваться), и климат — жаркий и душный, тяжкий для него, столько отжившего на севере, и то, что дресс — код был официальным: таскаться по жаре в костюме и при галстуке — сущая пытка, неизвестно кем выдуманная.

Еще больше злило, что до нужного ему выступления нужно ждать было два с половиной часа: никто не пустил бы его в конференц — зал с таким опозданием, да и имидж нужно держать.

Спасало лишь выбранное в самых дальних рядах место: можно было, не палясь, открыть нетбук и работать в почте, вылавливая слухом, когда назовут важную для него тему…

Правда, сосед болтливый попался: норовил комментировать все, что происходило, да еще и подталкивать Дениса локтем, привлекая внимание. Не иначе, какой‑то деревенский увалень впервые "вышел в люди"…

На очередное " Да ты смотри! Ничего себе!" и дерганье за рукав он уже готов был разразиться тирадой, что здесь не цирк, и даже не кинотеатр, и лучше бы заткнуться, пока не попросили на выход. Причем, он сам, Денис, даже поможет вывести, не внапряг будет. Даже вскинул голову и брови нахмурил, буравя лысого толстяка взглядом, и рот открыл… Но так и завис, не говоря не слова. Боясь повернуть голову в сторону сцены, чтобы снова не ошибиться, слыша такой родной и такой чужой голос… Такое уже случалось: микрофоны часто искажали тембр и тональность, хорошо, если слова можно было разобрать.