— Да какая разница? — Шеф уже смеялся. — Ты еще просто молодая, лексикон еще не богат на ругательства. Козлом‑то, все равно, считаешь?

— С чего вы это взяли?

— Вероника, не смеши. Ты сбежала от ангела во плоти, что ли? Груза своих грехов испугалась, на его фоне?

— А мне, между прочим, совсем не смешно! А вы глумитесь…

— Мне тоже. Но, видимо, я тебя слишком сегодня огорошил, поэтому не стоит ждать внятного ответа. Иди, работай. Завтра на эту тему поговорим.

Ей совсем не хотелось больше говорить на эту тему. И думать — тоже. Новость оглушила, раскидав по сторонам с таким трудом собранные осколки — равновесия, спокойствия, веры в то, что все обойдется, все у нее будет хорошо…

Весь день ходила, как пришибленная, невпопад отвечая на вопросы коллег, торопившихся разузнать, как она съездила, что видела, что интересного в лучшем филиале… Что она могла ответить? Что стала любовницей директора, который её же и обвинил в предательстве? В том, чего она и в страшном сне никогда не видела? А потом приставал с признаниями, зная, что за дверью — жена и её мужчина… И прощения просил, но она не запомнила, за что именно, и как просил… В общем, конечно, очень многим она могла бы поделиться… Но таким даже с близкими не всегда делиться можно, не то, что с коллегами…

Ночь спала плохо, просыпалась, что‑то бормотала во сне… Будила своими метаниями Мишу… К утру он окончательно нахмурился и посмурнел, но ей уже было безразлично: сам выбрал такой путь. Она еще не раз ему предлагала расстаться и разойтись по — хорошему. И всегда один ответ получала: "Выгонишь — уйду. А сам — никогда не подумаю. Даже не надейся". Сказать о том, что он ей совсем не нужен, и пусть уходит, язык не поворачивался…

Она поняла, что поговорить не получится: Миша старательно уходил от темы, делал вид, что не слышит, отвечал невпопад, либо сообщал, что все уже сказано, какой смысл повторять?

Придумала выход: если спрашивать письменно, то вопрос никуда не денется, в воздухе не повиснет. А если снова не ответит, можно отправлять смс — ки бесконечное количество раз.

Набрала текст. " Миша, зачем ты меня прощаешь? Я же виновата. И мы оба это знаем…"

Долго перечитывала, прежде чем отправить. Стирала и набирала заново. Даже уже решила, что глупая выдумка, и не стоит еще больше бередить раны… Рука дрогнула, и сообщение улетело.

Вера замерла, ожидая ответа. Знала, что прочитает мгновенно: он всегда был на связи, даже ночью и в выходные, всегда и всем отвечал. Спал с телефоном у подушки, готовый проснуться и говорить.

Ответа не было. Пять минут. Десять. Пятнадцать. Собралась переслать повторно. И тут звякнуло входящее сообщение. Даже сомнений не было, что от него.

Руки почему‑то задрожали. От волнения. Хотя, вполне могло быть, что Миша опять нашел способ нейтрально отделаться от вопроса.

Пустое поле, без лишних слов. Одна только ссылка. И все.

Ссылка вела на Ютуб. Одно название песни сказало о многом. Они любили её слушать вместе, оба. Но Вера никогда не придавала ей такого значения, которое пришло сейчас.

Мягкий, негромкий голос Макаревича рассказывал, что " Он был старше её, она была хороша…". Наизусть знакомые слова… тихая повесть о том, как жил и что чувствовал Миша, "в час, когда она летала по ночам"…

Выключила на середине. Не захотела дослушивать. Знала, чем кончится. И теперь уже по — настоящему боялась. За Михаила…

Не смогла унять заходившееся сердце. Набрала номер. Миша ответил сразу же. Видимо, ждал…

— Скажи, что это неправда?! — Почти выкрикнула, не дав ему сказать обычное "привет"…

— Что именно? Что я буду ждать, сколько бы ты ни уходила? Это правда. И буду надеяться, что вернешься. И про то, что люблю — тоже правда… — Голос был безнадежно усталым. Глухим..

— Нет. Не про это!

— А про что?

— Ты же ничего с собой не сделаешь, если… — Она осипла. Спонтанно и неожиданно. — Если мы, все же, расстанемся?

В трубке раздался смех. Не очень веселый.

— Малыш… — Кажется, успокаивать начал… Так мягко… — Я всегда был против суицида. И даже не думал никогда об этом. Конечно, жить я буду, никуда не денусь…

Вера облегченно выдохнула. Поверила. Если он говорил, то только правду. Мог умалчивать что‑то, но никогда не врал. Да и рисоваться не стал бы. Так по — детски глупо… Это она уже себя накрутила…

— Только я не представляю, что буду делать с такой жизнью… — Обреченно и безрадостно. Снова выворачивая душу.

— Господи, Миш… — Почти простонала.

— Верунь. Прекрати себя казнить. Просто живи и радуйся. А я буду радоваться за тебя.

— И даже…

— И даже если уйдешь, все равно буду рад, что ты счастлива. Так бывает. Не парься, Вер. Все мы кого‑то отвергаем, а иногда бываем отвергнутыми. "Се ля ви", или как там правильно по — французски?

Нельзя сказать, что ей намного полегчало, но, все же, чуть посветлело на душе. Миша, как будто, развязал какие‑то узелки, позволяя дышать глубже. Осталось теперь решить: как пережить встречу с Денисом, не сорваться в истерику, не поддаться мольбе в горячих глазах…

Палыч вызвал её в середине дня, когда девушка уже расслабилась, в надежде, что шеф просто о ней забыл.

— Ну, что, Вероника? Придумала что‑нибудь?

— А вы не могли бы отправить меня в командировку, на то время, когда Денис будет здесь? — Это вырвалось без её воли. Думала об этом, но даже не собиралась говорить…

— И куда, интересно? И с какой целью? — Сарказм в голосе шефа переливался и искрил.

— Ну… Неужели, мне больше негде набраться опыта? Только там можно было? — Это уже было наглостью, откровенной, но Вера уже не хотела сворачивать с выбранного пути.

— А тебе мало уже полученного опыта? Не хватило? — Издевался, не скрывая своей насмешки.

— Хватило…

— А мне кажется, что главному ты так и не научилась. И командировка тут не поможет.

— Чему? — Сникла окончательно. Ведь ясно, что ничего хорошего не услышала бы…

— Разговаривать.

— Но…

— Без "но". Говорить вы умеете. Каждый о себе. Разговаривать — нет. — Сказал, как отрезал.

Когда‑то две недели казались Дэну обычным набором цифр в календаре: перечеркнул, забыл, живешь дальше… Привык отсчитывать время только до важных дат: тендеров, совещаний, подписаний договоров, сдачи очередного проекта. Никогда еще секунды так не растягивались, а потом так же стремительно не летели, как в эти дни.

Он старался забить делами каждый час, по максимуму, чтобы успеть все до отъезда. А еще — чтобы не думать лишний раз. Вообще ни о чем. Не хотелось гонять по кругу одну и ту же безвкусную жвачку. Бессмысленно и бесполезно.

Днем еще было нормально: в отсутствие Женьки и без уволенной Ларисы, он категорически зашивался. Нужно было утрясти проблемы со сливом данных, добиться пересмотра тендера, запустить новые проекты, ввести в курс дела нового секретаря… Приходил домой и падал, практически без сил, и должен был бы уснуть, сразу же… Но тоска мешала. Хотелось поговорить. О чем‑нибудь. С Викой. Не важно о чем, просто поболтать о мелочах. Она все так же не отвечала на звонки. На смс — ки не отвечала. И на письма. А он, как дурак, продолжал звонить, писать, набирать, отправлять… Без толку. Но он не отчаивался. Еще не было ни разу, чтобы Дмитриев Денис не добивался своего. Одна была проблема — почти не спал. Работа, как раньше, от бессонницы не спасала.

— Да уж… Укатали Сивку крутые горки… — Это было первое, что он услышал от Палыча. — Тебе бы в отпуск, парень…

— И тебе, Саш, не болеть. Тоже рад тебя видеть.

— Ну, и как с тобой общаться, таким вумным? — Палыч откровенно зубоскалил. Дэн знал, что под этой маской скрыта и искренняя радость от встречи, и множество не заданных вопросов. Просто они оба умели делать многое, сметая все преграды на пути, на общей трудной дороге к успеху, только одного не могли — проявлять эмоции, искренние, настоящие. Они же — мужики, успешные причем, им не положено это умение. Поэтому, Денис на хохмы шефа никогда не обижался.

— Как положено: сначала накорми, напои, потом спать уложи, а с утра, на ясну голову, разговоры заводи. Мне ли тебя учить, Палыч?

— Борзеешь, Дёня. Теряешь нюх. А ну, как рассержусь на тебя? — Это он спрашивал, крепко, по — мужски обнимая друга, хлопнув по плечу так, что кости затрещали…

— Да сколько угодно… Одним больше, одним меньше — уже без разницы… — Надоело играть в веселого раздолбая, которому все нипочем…

— Что? Достали тебя твои женщины? — Палыч посерьёзнел.

— И не только они. Предки готовы предать анафеме. Отец вчера, думал, с инфарктом сляжет. Все орал, чтобы я ехал и забирал заявление… Пришлось в гостинице ночевать. Не могу жить в дурдоме.

— А ты категорически настроен? Может, ну его, этот развод? Столько лишнего геморроя… Будешь еще алименты платить… — Шеф не был бы сам собой, если б не начал с разведки боем.

— Саш, это нужно было совершить хренову тучу лет назад. А я отмахнулся и сделал вид, что все нормально. Теперь пожинаю плоды. Хватит уже, нет смысла оттягивать.

— Вероника из‑за этого уперлась? — Шеф уже стоял у заветного шкафчика, выбирая бокал попузатее, да бутылку "повкуснее". Кто б сомневался, что такой разговор не будет вестись "насухую". Обернулся к гостю. — Ты все так же, коньяком балуешься, или взял иностранную моду — вискари да бренди? У меня выбор большой… Даже коллекционный херес есть…

— Саш. Кончай выпендриваться. Из твоих рук и водку буду.

— Ясно. Держи. — Подтолкнул налитый до середины бокал. — Сильно не разгоняйся. Вечером где‑нибудь еще посидим, там и оторвешь душу.

— Как Вика, Саш? Мне, пока что, не до посиделок…

— О, как. И что, хочешь рвануть к ней прямо сейчас?

Дэн только сжал губы, не желая распространяться о своих слабостях.

— Не, если хочешь, едь, конечно. Адрес‑то знаешь?

— А ты?

— А мне она, как‑то, не сообщала. И я не особо привык в такие подробности вдаваться. Оно мне надо?