Рут Ланган - Заложники страсти

Шотландское Нагорье, 1281 год

– Англичане! Господь Всемогущий, английские воины!

Крик ужаса разорвал идиллическую тишину летнего дня. Луг, затерянный среди Нагорья, пришел в движение. Мужчины торопливо разбирали оружие. Женщины, еще мгновение назад наслаждавшиеся мирной беседой, разбежались в разные стороны, разыскивая детей, игравших в густой траве.

Призвав народ к оружию, Глава клана вскочил на коня, вытаскивая из ножен меч. Однако конь тотчас же попятился, а затем упал на колени, пораженный кинжалом в грудь. Как только рухнул и всадник, двое английских воинов набросились на него, раздробив ему голову деревянным молотом.

Одна из женщин резко вскрикнула и попыталась спастись бегством, но голос ее потонул в шуме битвы. Когда на помощь ей кинулась другая, помоложе, она немедленно оказалась в окружении нападавших, чьи глаза горели от сладострастной жажды крови.

Весь день собравшиеся на небе свинцовые тучи, казалось, вздрагивали от ударов мечей о панцири и содрогались от криков ужаса. К тому времени, как солнце, описав дугу, стало клониться к западу, трава на лугу Нагорья обагрилась кровью обитавших в этом крае людей. Мужчины, женщины, дети, даже грудные младенцы – все были безмилостно истреблены.

Разгоряченные удачно проведенным нападением, воины повернули коней к дому.

Когда над смертным полем воцарилась жутковатая тишина, из леса показался монах. Шагая среди убитых, он приступил к свершению последних обрядов.

Заметив неожиданно какое-то движение, он живо повернулся, но, убедившись, что это лишь легкий ветерок тронул одежду мертвого ребенка, сокрушенно покачал головой: никого не пощадили безжалостные убийцы. Однако, к его немалому изумлению, мальчик снова пошевелился. Монах торопливо нагнулся, затем опустился на колени и дотронулся рукой до плеча раненого.

Тот приподнял голову, глядя на монаха затуманенными от боли глазами. Лицо его было рассечено от виска до подбородка ударом меча.

– Благодарение Господу. Значит, ты жив? Подожди, сын мой. – Монах прижал к ране на лице мальчика кусок льняной ткани. – Это поможет остановить кровь.

Убедившись, что перед ним действительно мирный служитель Бога, раненый отодвинулся в сторону, приоткрыв естественную ложбинку, где прятались мальчуганы-близнецы лет шести и девочка трех или четырех лет. Все они были перемазаны кровью, до смерти перепуганы, но живы.

Придя в себя от изумлений, монах помог им сесть, затем отвязал от пояса фляжку с согревающим питьем и протянул детям. Они принялись жадно пить – все, кроме старшего. Он отказался от подкрепления, горящими глазами глядя на поле битвы.

– Кто вы, из какого рода? – спросил монах.

– Мы из клана Кэмпбеллов, – хором ответили близнецы. – Наш отец, Модрик, был предводителем клана.

– Но как же вам удалось уцелеть во время сей страшной резни?

– Диллон, – гордо произнесла маленькая девочка, указывая на своего старшего брата, которого она, очевидно, очень любила. – Он закрыл нас своим телом.

Монах с интересом взглянул на молчаливого мальчика. Героизм в столь юном возрасте встречается нечасто и дорогого стоит.

– Кому-нибудь из вашего клана удалось спастись?

Старший из братьев пристально посмотрел вокруг, затем покачал головой, ошеломленный сознанием того, что он, его братья и сестра – это все, что осталось от целого клана.

– Тогда вы пойдете со мной в монастырь, – сказал монах. – Там мы вознесем благодарственную молитву Господу за то, что меч англичан не коснулся вас. – Он подтолкнул детей в сторону видневшихся вдалеке шпилей, затем мягко добавил: – Меня зовут отец Ансельм. Со мной вы будете в безопасности. Монахи позаботятся о вашем будущем. И о тебе, девочка. Как тебя зовут?

– Флэйм,[1] – гордо ответила малышка.

Монах кашлянул. Отнюдь не христианское имя.

– Тебя отвезут в Аббатство неподалеку отсюда, Флэйм, где добрые сестры помогут тебе получить хорошее воспитание, подобающее настоящей леди.

Он уже отошел на некоторое расстояние, когда заметил, что старшего мальчика с ними нет. Он вернулся и увидел, что тот стоит на коленях возле распростертых на земле мужчины и женщины. Оба были мертвы. Тело мужчины было изувечено почти до неузнаваемости. С женщины была сорвана одежда, видно было, что солдаты не пощадили ее, и лишь потом смерть милосердно приняла ее в свои объятия.

– Пойдем, сын мой. Мы вернемся сюда завтра, дабы предать земле тела невинно убиенных, – тихо проговорил священник.

Но мальчик все стоял на коленях. Глаза его сузились, а лицо ничего не выражало.

– Ты должен забить то, что видишь сейчас, дитя мое, – сказал монах.

– Нет. – Мальчик впервые нарушил молчание. Кулаки его прижались к бокам. – Этого я забывать не должен.

Монах был поражен, увидев такое жесткое, беспощадное выражение в совсем еще детских глазах. Столь суровый взгляд подобал закаленному в сражениях воину, а не ребенку.

– Когда я вырасту, – процедил мальчик сквозь стиснутые зубы, – то, клянусь душами моих отца и матери я отомщу за них. Придет день, и англичанин, совершивший это злодеяние, заплатит Диллону Кэмпбеллу.

Англия, 1292 год

– Ой, Мойра! Вон они, дикари! Я их вижу! – Леонора, дочь лорда Алека Уолтема, стояла на галерее главной башни замка, и взгляд ее блуждал по зеленым равнинам милой ее сердцу Англии. Все земли, что виднелись вокруг, принадлежали ее могущественному отцу, и большая часть владений была пожалована ему благодарным королем Эдуардом,[2] высоко ценившим верную службу английской короне. Алек Уолтем был одним из самых близких друзей короля, а щедрость, проявляемая Эдуардом по отношению к своим друзьям, уже вошла в поговорку, как и его непостоянный нрав. При дворе было прекрасно известно, что Эдуард – правитель властный и вспыльчивый, не щадящий даже самых близких друзей, если они дерзали ему перечить.

– Господи, спаси нас! Где они? – Старая няня вперевалку прошла по комнате и поднесла ко лбу ладонь узловатой руки, прищурившись от яркого света.

– Вон там, на дальнем холме. Видишь, как играет солнце на их мечах?

– Да. – Старуха перекрестилась. – Ни за что бы не поверила, что доживу до дня, когда нечестивцы будут спать под одной крышей с порядочными людьми и делить с ними трапезу. За столом твоего отца! Да, подумать страшно, какие про них ходят слухи!

– Слухи? Ты что же, выходит, никогда не видела ни одного горца?

Старушка, которая вынянчила не только мать Леоноры, но и ее бабушку, содрогнулась.

– Нет, Бог миловал, не видела. Говорят, росту они непомерного, почитай великаны, и даже в самую холодную пору ходят с голыми руками и ногами, а если и одеваются, так в лохмотья. – Видя, как потрясена ее рассказом Леонора, няня продолжала: – Да, те, кому довелось их повидать, говорят, будто видом они сущие страхолюды – лохматы, оборванны, неумыты – и человеческого обхождения не знают.

Глаза Леоноры расширились.

– Ой, Мойра. Что же мне делать? Ведь отец приказал мне вместе с ним выйти приветствовать этих… этих страхолюдов – Она поднесла тонкую руку к горлу.

– Не дело твой отец затеял, лучше бы тебе отсидеться взаперти в своих покоях, пока горцы не уедут. Кто знает, чего им в голову взбредет? – Старая нянька понизил голос: – Сказывают, будто они английских младенцев пожирают и пьют их кровь.

– Замолчи, Мойра! Разве можно верить такому вздору? Отец бы никогда не пригласил к себе в дом подобных чудовищ.

– Это гости незваные, твой отец их пригласил по королевскому повелению. Кто ж посмеет ослушаться короля?

– Ну, да, так неужели же король допустит, чтобы его близкий друг оказался в опасности?

Старуха ничего не ответила, мудро предпочитая хранить свои мысли при себе. Шпионов везде хватает. Горе тому, кто навлечет на свою голову гнев короля и попадет в немилость.

Леонора наблюдала, как три всадника поторапливают коней, направляясь ко рву вокруг замка. Раздался резкий крик, и подъемный мост был опущен. Поднялась тяжелая опускная решетка. Под аркой зацокали копыта трех коней. В ту же минуту решетка была опущена, а мост поднят. У приехавших не осталось путей к отступлению.

– Эти горцы или очень глупы, – промолвила Леонора, поворачиваясь, чтобы выйти из комнаты, – или очень отважны. В конце концов, их только трое, а в этих стенах расположилось не меньше сотни отборных воинов.

– Говорят, будто один горец в одиночку может расправиться с целой ратью англичан.

– Это уж слишком, няня, так их восхвалять. – Леонора открыла дверь и выпорхнула из комнаты. Глаза ее горели. – Они же не боги, а самые обыкновенные смертные. – Обернувшись через плечо, она строптиво добавила: – Я непременно желаю на них взглянуть, тем более что защитников у меня довольно.

Когда она ушла, нянька снова перекрестилась и опустилась на колени, чтобы произнести молитву. Девочка еще так молода, ей едва минуло шестнадцать, к тому же малость упряма и своевольна. Очень скоро ей самой предстоит изведать, что мир вокруг вовсе не так спокоен и безопасен, как отцовский замок.

– А что, если они попросят нас сдать оружие, Диллон?

– Роб[3] приказал делать, о чем нас попросят, если этим мы сможем убедить их в нашем намерении заключить мир. – Диллон Кэмпбелл спешился и кинул поводья мальчику, рот которого был приоткрыт от изумления, как у человека, только что увидевшего привидение.

Диллон, предпочитая не замечать, какое впечатление он произвел на мальчика-англичанина, стряхнул пыль с дорожного плаща и беззаботно перекинул его конец через широкое плечо. Затем он тряхнул головой, словно дикий зверь гривой, и выпрямился.