Шурик с Леликом, как ошпаренные, вылетели из квартиры, а Аврора услышала отдаленные, разъяренные вопли своего благоверного:

– Давайте сюда мою жену! Я знаю, что она у вас! У, сволочи! Что вы там делали?!

Аврора смотрела через торчащие со всех сторон осколки стекла в окне, прищуривая то один глаз, то другой, потом не удержалась и захохотала.

– Чо ты там ржешь стоишь?! Выходи давай! – в неимоверной ярости кричал Юрик. Ожесточенно размахивая кулаками, он явно затевал драку с братьями.

Проснувшаяся Ульяна Андреевна сидела на земле и обреченно, как-то безвольно, махнув рукой, проговорила:

– Идите домой, ребят! С кем вы связываетесь?! Это ж зверь! Зверь! – И она, желая, видимо, наглядно показать, что ее сын – зверь, оскалилась и зарычала по-собачьи.

Однако теперь уже было понятно – драки не избежать. Аврору так и раздирало посмотреть на рукопашный бой вблизи – ей отчего-то очень хотелось, чтобы Метелкину наконец-то кто-нибудь набил морду, и она вышла на улицу.

– Ах ты, гад! Руки распускать! Окно нам разбил булыжником, так еще и руки распускать?! – задыхаясь от негодования, воскликнул Шурик и с размаху ударил Юрика кулаком под дых.

– Юрк! Дай ему! Дай! – кричала, веселясь, Аврора – бесенок, что прятался в самом глухом уголке ее подсознания, пробудился вдруг и вылез наружу. Нашей героине теперь захотелось, чтобы все они передрались, все потерпели фиаско. – Слева, заходи, Юрк, слева! – деловито командовала она.

– Звер-рь! – с упрямством пьяного человека повторила Ульяна Андреевна.

– Лелик! Бей его, бей! По морде его, по морде! – прыгая вокруг соперников, как малый ребенок возле рождественской елки, выкрикивала Аврора, и, кажется, в этот момент она была абсолютно счастлива. – Шурик! Ну что же ты стоишь-то?! – разочарованно спросила она. – Помоги брату-то! Сзади! Ты на него сзади напади! – с жаром советовала она.

– Ну ты, Каренина, у меня получишь! – угрожающе прохрипел Метелкин.

– Юраш! Ты чего растерялся-то? Ну-ка, наподдай им как следует! – подстрекала Аврора, как вдруг в самый разгар потасовки Шурик «выбыл из игры», предупредив:

– А я иду милицию вызывать! Тебя, поганец, за разбитое окно как минимум на пятнадцать суток посадят!

Метелкина это моментально отрезвило, привело в чувство, и он сломя голову понесся ловить такси. Аврора же заняла место свекрови, улегшись на бревно. Через три минуты (не больше) Юрик схватил ее в охапку и потащил к желтой «Волге».

– Не дави на живот! – стонала Аврора в его сильных руках.

– Молчи!

– Не дави! Мне плохо!

– Я т-те щас покажу – плохо! Щас тебе по-настоящему плохо будет! – голосил Метелкин, запихивая жену, будто она была мягкая кукла из ваты, в такси. – Да что ж ты делаешь!!!

– Немедленно покиньте мою машину! – потребовал шофер. – Еще блевать мне в салоне не хватало!

– Братец, я тебе заплачу! Не обижу! Только довези нас до дома! – слезно умолял Юрик. – Не видишь, жене плохо!

Так для Авроры закончилась свадьба двоюродной сестры – платье Златы было испорчено, голова на следующее утро болела, вера в Метелкина пошатнулась.

Ревнивый супруг попытался выяснить у протрезвевшей жены, что она делала наедине с двумя мужиками в новой квартире на первом этаже, но на сей раз Авроре было чем крыть карту:

– А что делала Людка, сидя у тебя на коленках в сортире?!

– Да ничего особенного. Шла мимо, устала, решила присесть отдохнуть...

– И правда, наверное, ты от меня гуляешь, – тяжело вздохнув, сказала жена.

– Да что ты, Басенка! Как тебе могло такое в голову-то прийти! Чтобы я да от тебя гулял?! Да мне никто не нужен! Что ты?! – как-то испуганно доказывал Юрий и попытался нежно обнять жену.

– Не трогай меня! Никогда тебе этого не забуду!

– Чего – этого? – И Метелкин наивно заморгал.

– Как ты Людку на коленках держал, как она тебя обнимала и целовала! Я все видела! Все! – выпалила Аврора. – А может, и еще чего было? Я недосмотрела, ушла?!

– Басенка! Ну что ты?! За кого ты меня принимаешь?! Да зачем она мне нужна?! Я ведь только тебя одну люблю! Мне ведь больше никто не нужен! – доказывал он.

Аврора же, как человек отходчивый, подулась на мужа полдня, потом выкинула все дурные мысли из головы и примирилась.

Златино платье было отстирано, отглажено и приобрело свой первоначальный вид.

А о невесте с женихом автор может сказать только одно: после ухода беспокойных, невменяемых гостей они в брачную ночь посреди грязной посуды, перевернутых кверху ногами стульев, замызганных «скатертей», в своей новенькой прокуренной квартире зачали ребенка. И не сказать чтоб ими при этом двигала страстная любовь – нет, скорее дикое какое-то животное чувство, в результате которого спустя девять месяцев на свет появилась девочка, которую нарекли Верочкой.

* * *

В середине июня произошло одно... Тут автор поистине затрудняется с точностью дать определение этому событию. Нереальное, диковинное, чудесное событие, в которое трудно поверить.

В субботу утром, как раз когда все метелкинское семейство сидело в тесной, неуютной кухне и хлебало холодный чай с ворованным зефиром, раздался звонок в дверь.

– Вы сидите, не беспокойтесь. Я, того-этого, открою. – Парамон Андреевич, как кузнечик, спрыгнул с ящика из-под картошки и метнулся в коридор.

Открыв дверь, он увидел двух женщин – одной было лет двадцать пять, другая – ему ровесница – тучная, маленькая, с серыми невыразительными глазами...

– Валюша! – почти беззвучно прошептал Парамон Андреевич, тело его обмякло, голова закружилась, колени подкашивались. – Валенька! – Он не мог оторвать взгляд от своей возлюбленной. Сколько лет он ждал этого момента – когда она наконец-то появится на пороге его московской квартиры! Он не замечал ни ее безобразной полноты, бесформенности, туповатых глаз, стрижки, сделанной по дешевке в пенсионерской парикмахерской на окраине Ярославля. Все это будто отсекал его взгляд, видя в обабившейся и подурневшей Валентине ту хрупкую девицу с двумя длинными косами в нежно-голубом сарафане, в которую влюбился много лет назад, впервые рассмотрев ее хорошенько у колодца напротив собственного дома.

– Неужели приехала? Я, этого-того... Я так ждал, так ждал тебя! Столько лет ждал! – с невыразимой болью, навзрыд, проговорил Парамон Андреевич, и, чтобы удостовериться, что это не сон, он слегка дотронулся до ее руки.

– Моня! Я приехала! – патетично воскликнула Валентина с ноткой жертвенности. – Герман-то помер этой весной. И вот. Да.

– Проходите, проходите, – засуетился Моня. – А это Лидочка?

– Да. Младшая моя дочь, помнишь ее?

– Конечно, конечно, она мне еще дом прибирать помогала, когда я в Ярославль в прошлом году приезжал.

– Здрысси, – хмуро поздоровалась Лидочка – она была очень похожа на своего почившего отца: неказистая, с черными сальными волосами и длинным носом.

– Ульяна! Леша! Юраш! Авророчка! Идите все сюда! Познакомьтесь! Моя Валенька с дочерью приехала, того-этого! – суетился Парамон Андреевич, пытаясь одновременно достать из калошницы тапки и втащить чемоданы с лестничной площадки.

– Здравствуйте. Ой! Валентина! Если б вы только знали, как Моня вас ждал, как по вас тосковал. Всю жизнь вы ему перевернули, – беззлобно, по обыкновению с полнейшим равнодушием сказала Ульяна.

– Так уж получилось, сначала батя насильно замуж выдал, потом дети пошли. А куда ж я от детев-то уйду? Потом Герман заболел. Все болел, болел – вот пока не помер. И я как обещалась – тут как тут.

– Валенька, – задушевно проговорил Парамон Андреевич, с нескрываемым обожанием глядя на свою любовь. Он был абсолютно счастлив – и старость ему теперь обеспечена безмятежная. Может, оно все и к лучшему так сложилось? Кто знает, чем бы закончился их брак, если б они поженились в молодости? Не исключено, что переругались бы через пару лет да и разбежались! А теперь куда уж бежать? Дальше, как говорится, тишина. Да и делить им нечего. – Валенька, ну теперь-то, того-этого, замуж за меня пойдешь?

– Ой! Ты прямо так сразу, Моня... – покраснела Валентина.

– Э, какой прыткий! – усмехнулся Юрик.

Аврора тихо, незаметно для себя плакала, думая: «Это ж надо, какая все-таки на свете любовь бывает! Люди больше полувека друг друга ждали и не потеряли свое чувство, не растратили его по пустякам».

– Что ты, правда, Монь, прям с порога-то?! Дай людям отдышаться, – с укором проговорила Ульяна.

– Это дело надо отметить! – хитро стреляя глазками в сторону аптечки, предложил Алексей Павлович.

– Да ладно уж! Все бы только ему отметить! – хмыкнула Ульяна.

– А что?! Вот все говорят о смысле жизни... – затянул Метелкин-старший. – Я как раньше думал, весь этот смысл в чем? – И он вылупился на супругу.

– Ну и в чем? – спросила та.

– В том, что если человек ногами в состоянии передвигать, и будь доволен! Вот тебе и весь смысл! А оказалось что?

– Ну что? – снова спросила супруга Ульяна Андреевна и добавила, хохоча: – В клизме, что ли, с разведенным спиртом?!

– Э-эх! Ульяна! – произнес Алексей Павлович, будто говоря: мол, узко мыслишь. – В том, что человек на старости лет любовь свою нашел! Вот в чем! А отметить это дело нужно! – настаивал он. – А то счастья не будет!

Ну, естественно, накрыли стол, событие это чудесное отметили, единогласно решив закатить настоящую свадьбу на исторической родине Парамона Андреевича. А пока...

Две недели кряду все семейство Метелкиных – Пеньковых бегало с высунутыми языками по столице, скупая колбасу на всю деревню для торжественного пиршества.

Аврора принимала в подготовке к свадьбе дяди Мони самое активное участие. Она приносила с работы так называемые продовольственные заказы с консервами лосося, шпрот и сгущенку. В свободное от службы время наша героиня вместе с Юриком моталась по московским гастрономам, выстаивая сумасшедшие очереди за пресловутой колбасой. Именно в этих предсвадебных хлопотах она как никогда ощутила полноту жизни, поверила в светлую, чистую любовь, ощутила себя нужной окружающим...