Одни завидовали ее молодости. Другие – бесспорному успеху, которым Аврора пользовалась у мужчин. Третьи – ее подаркам, ведь нашей героине презентовали больше, чем кому бы то ни было, паркеровских ручек с золотыми перьями. Четвертые – тому, что у нее уже в двадцать четыре года растет шестилетняя дочь и в наличии имеется очень привлекательный муж, который вдобавок и любит ее до сумасшествия. Но все они, по большому счету, завидовали ее красоте, поскольку, не обладай Аврора такими поистине сногсшибательными внешними данными, вряд ли, по мнению сослуживиц, она имела бы все то, что имела.
– И что в ней мужики находят? – удивлялись одни.
– Действительно, самая обыкновенная девица! – поддерживали их вторые с пеной у рта.
– Да я вообще не знаю, где у них глаза-то, у мужиков?! – возмущались третьи.
Но все они – и первые, и вторые, и четвертые – все без исключения испытывали чувство досады, вызванное необычной, экзотической красотой нашей героини. И всю Аврорину жизнь зависть женщин будет идти рука об руку с ее головокружительным, умопомрачительным успехом у мужчин. Негативное чувство дам, состоящее из протеста (мол, не должно быть таких людей, говорило все их существо, обычно не уточняя, каких это таких людей не должно быть вовсе) и злости на матушку-природу, что одарила отчего-то этакой невероятной привлекательностью не их, а глупую, недостойную девицу, будет сопровождаться безумным восхищением противоположного пола.
Вот в чем была причина недовольства ею, Авророй, всего женского коллектива и Татьяны Георгиевны в частности.
Дурное настроение нашей героини, неприятный осадок после разговора (если матерные вопли можно вообще назвать разговором) с начальницей были окончательно развеяны спустя два дня у входа в загс, стоило только Авроре увидеть толпу родственников, среди которых как-то ненавязчиво затесался Владимир Иванович с Калериной, которых, кстати сказать, на свадьбу никто официально не приглашал – Гаврилов накануне позвонил Авроре и, узнав от нее о грядущем бракосочетании дочери своего заклятого врага – разрушительницы его семьи, «курвы» и «шлюхи» (иначе он бывшую химичку никак не называл) Галины Тимофеевны, сам напросился.
– Мы тоже с Галюнчиком придем! – воодушевленно гаркнул он в телефонную трубку.
– Но... Я даже не знаю...
– А что тут знать?! – мгновенно разъярился Гаврилов. – Что знать?! В кои веки они людей у себя собирают, и я еще должен пропускать это событие? Не дождетесь! Как бы не так! Всю молодость, помню, завалятся к нам с Зинульчиком и жрут, и жрут, никак нажраться не могут! А Любка-то их бывало, падла, двадцать пирогов моих упишет и валяется на диване без чувств! Как только заворота кишок не было! Удивительно! Жлобы, халявщики остервенелые! И я еще не приду! Ха! – И Владимир Иванович возбужденно заплевался в ухо дочери. Потом послышалось отдаленно: тук, тук, тук.
И вот теперь он сновал меж приглашенных с верным другом – фотоаппаратом «Зенит», болтающимся на груди, подобно ходящему ходуном колоколу на звоннице, созывающему народ к обедне, волоча за собой отрешенную Калерину в ярко-лимонном кримпленовом платье с произвольно разбросанными ядовито-зелеными крокодилами. Тут надо особо отметить, что передвигались эти двое самым что ни на есть престранным образом – извиваясь, изгибаясь, отворачиваясь и неприлично чухаясь в самом недозволенном месте. Народу было много – на свадьбе Любаши присутствовали все те лица, что пировали непонятно по какому случаю в ресторане «Ромашка», за исключением Юриного армейского друга Федора с женой – уж он-то совсем не вписывался в нынешнюю компанию.
Семейство Павла Матвеевича (того самого несчастного брата Зинаиды Матвеевны, что незаслуженно провел восемнадцать лет в сталинских лагерях) топталось рядом с парадным входом. Ирина Карловна – его верная жена – то и дело с треском сморкалась в клетчатый мужской носовой платок. Их дочь Виолетта – диспетчер ДЭЗа, которая, собственно, и порекомендовала Галине Тимофеевне бесплатно отработать три года взамен на квартиру, – все что-то успокаивала своего неразговорчивого, муругого мужа Андрея (наиталантливейшего автомеханика), периодически похлопывая его по плечу – по-доброму, по-матерински. Их дочь Людочка крутилась в толпе, что-то или кого-то высматривая. Скажу лишь одно: Людочке в свои восемнадцать уж очень хотелось замуж – так что она в любом представителе противоположного пола, который оказывал ей минимальный знак внимания, видела будущего супруга, отца своих детей.
Все вроде бы собрались. Тут был и Василий Матвеевич с женой Полиной, и Зинаида, держащая Арину за руку, бросающая злобные взгляды на бывшего мужа и его умалишенную жену. И Геня с Ириной, как всегда, шикарно одетой, с втянутым животом и широкой улыбкой на устах. В отдалении стояло семейство Метелкиных – Парамоновых: Алексей Павлович переминался с ноги на ногу, порываясь все куда-то убежать.
– Стоять! – властно воскликнула Ульяна Андреевна.
– Должно же быть тут у них где-то отхожее место! – возмущался Метелкин-старший. – Что? Теперь уж рабочему человеку и сортир запрещено посещать?
– Ты, Леха, того-этого, подождал бы чуток! – посоветовал Парамон Андреевич.
– Знаем мы тут все, зачем тебе туалет нужен! – разоблачительно проговорила Ульяна и бесцеремонно залезла к мужу во внутренний карман пиджака. – Во! Во! – с нескрываемым удовольствием от верности своей догадки воскликнула она, показывая Авроре и Юрику бледно-оранжевую спринцовку среднего размера.
Екатерина Матвеевна, младшая сестра Зинаиды, которая по сей день работала ночным сторожем на овощной базе, стояла в одиночестве, роясь в засаленной хозяйственной сумке.
В группе с женихом в черном костюме и невестой в воздушном, кукольном платье цвета унитаза в новой, заработанной Галиной Тимофеевной квартире стояли двое мужчин – один низенький, другой высокий, метра под два, – судя по всему, друзья Николая.
– Ой! И кто это там идет? – вдруг прокричала Зинаида Матвеевна. – Никак Миленок! Смотрите, смотрите! Все смотрите! Она не одна! С каким-то парнем! Видите, видите! – Любопытство переполняло ее. Гавриловой сию секунду нужно было знать, кто сопровождает ее племянницу – художницу-плакатистку, круглую сиротку. – Милочка! Здравствуй! – подлетев к ней, заголосила Зинаида. – А это кто? Познакомь свою тетю с молодым человеком! – потребовала она.
– Это Костик, тетя Зин. Константин Зорин. Недавно приехал в Москву.
– Н-да? – недоверчиво переспросила та.
– Да, тетя Зин, меня Константином звать! Мы вот с Милочкой пожениться хотим!
– Ой! Замолчи, балалайка! – смутилась художница.
– А сколько ж тебе лет, Костя? – поинтересовалась Гаврилова – Милочкин кавалер показался ей что-то уж больно молодым.
– Да какая разница, тетя Зин?! Любви-то, ей все возрасты покорны! – тараторил Зорин. Вообще говорил он заливисто, быстро, будто боясь упустить в своей речи нечто очень важное. Костик был действительно моложе Милочки: если той стукнуло недавно тридцать три года, то ему всего двадцать три.
– Ты чо, правда за него замуж собралась? – отведя племянницу в сторону, спросила Зинаида Матвеевна.
– Ой! Ну что вы! Тетя Зин! – краснея как помидор, отмахнулась Милочка. Из щекотливой ситуации плакатистке помог выбраться возглас жениха:
– Всех просят пройти в здание для церемонии! Прошу, прошу!
– Басенка! Ты сегодня такая красивая в этом платье! – нашептывал Авроре на ушко Метелкин, но тут же подозрительно спросил: – А откуда у тебя это платье?
– Златка дала на свадьбу! Идем! – ответила она, и гости проплыли в зал бракосочетаний.
Немолодая женщина с прокуренным голосом и пропитым лицом, в ярко-малиновом платье с огромным до неприличия бантом на шее задавала обычные вопросы брачующимся, потом молодые никак не могли надеть друг другу кольца, перешептываясь.
– Ты что, отекла, что ли? – спрашивал в панике Николай.
– Сам ты опух! Говорила, надо побольше размер брать! – шипела невеста, улыбаясь.
– Что было, то и взяли!
Когда с кольцами было покончено, грянул марш Мендельсона, и вся женская часть в зале заревела белугой – кто-то из них вспомнил свою собственную свадьбу, кто-то убивался, что еще никогда не стоял там, в центре, на коврике в пышном подвенечном платье с прозрачной фатой на голове...
– Зинульчик! Зинульчик! А помнишь, помнишь, как мы с тобой расписывались? – Гаврилов не поленился пробраться сквозь толпу, чтобы растрогать бывшую супругу. – Ты беременная Авроркой стоишь! Тебе уж рожать, а ты...
– Иди ты, Гаврилов! К своей припадочной! – заливаясь слезами, промычала Зинаида Матвеевна.
После того как Любашу и Николая объявили мужем и женой, все выпили шампанского в фойе и отправились в новую квартиру молодоженов.
Там через все три комнаты тянулись разномастные, обдрызганные, неизвестно откуда взятые столы, покрытые разноперыми даже не скатертями, а просто хлопчатобумажными тряпками.
Пока вошедшие нахваливали новое жилище, Аврора сразу обратила внимание на поразительное несоответствие: спиртных напитков на столах было много (поскольку Ивану Матвеевичу продали три ящика водки в заводском буфете по оптовой цене), а вот закуски – крайне мало. Все какие-то блюдечки да креманки с салатиками, рассчитанные больше на детский праздник, нежели на свадьбу с таким количеством народа.
Наконец задвигали стульями. Уселись. Произнесли первый тост чуть ли не хором:
– За счастье молодых!
– За здоровье! – выкрикнула Зинаида, и все жахнули по второй.
– И шоб муж не изменял, как мне Дергач! – провозгласила Екатерина Матвеевна, потребовав для себя красного крепленого вина.
– Костя! Константин! Прекрати пить! – занудела Милочка.
– А чо? Если мозгов нет – тут хоть пей, хоть не пей, не прибавится! – скороговоркой вылепил Костик и опрокинул налитую стопку.
– Аврора! Аврора! – властно прохрипела Гаврилова.
– Что?
– Верхнюю пуговицу застегни! Вот что!
"Юность под залог" отзывы
Отзывы читателей о книге "Юность под залог". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Юность под залог" друзьям в соцсетях.