Поднесла к губам еще одну сигарету, и Кирилл щелкнул возле нее зажигалкой, точно такой же, как и у меня — мы тогда их вместе покупали и друг другу подарили.

— Я вспомнил, — наконец сказал он, а я глаза закрыла и зажмурилась. Пусть молчит. Не хочу, чтоб говорил. Пусть еще рядом со мной вот так посидит. Больше так не будет, я уже знаю. Потом я сама спрошу. Чуточку тишины. Совсем немножко. Вот так возле него в его куртке, втягивая любимый запах и представляя, что мы просто сидим с утра в парке.

— Вчера вспомнил, когда в тот город поехал. Все вспомнил, Женя.

Я молчу, и глаза открывать не хочется. Только сигарету сильнее пальцами сжимаю.

— Да. Ты мне написал об этом.

И снова пауза, а мне так страшно, что он сейчас встанет и уйдет, и в тот же момент понимаю, что встать и уйти, наверное, должна именно я. Ведь меня сюда никто не звал. Мне написали, чтоб в покое оставила, и что ко мне не вернутся.

— Мы дружили все втроем. Я, Мишка и Вовка, — теперь мне его голос чужим показался, каким-то низким, севшим, как будто каждое слово дается с трудом, — со школы дружили. Потом уже вместе дела всякие воротили дурные. По юности и по глупости. Незаконные. Нам тогда и в голову не приходило, что мы можем не быть вместе. Планы строили разные. Нам казалось, что мы братья, и ничто нас не разлучит.

Я видела, как Кирилл срывает стебли сухой травы и швыряет к ногам. Как закуривает следующую сигарету от предыдущей. Нервничает. А я уже не нервничала, я находилась в том самом ступоре, как выгорело все изнутри. Я только жмурилась, когда в груди щемило от страха, что это наша последняя беседа, и от понимания, что так оно и есть.

— У Мишки девушка была… Хорошая девушка. Они долго встречались. Вовка ее тоже любил. В общем, он нас подставил… Мы на мойке машин работали. Крутые тачки выслеживали и сливали адрес куда надо, а машины потом угоняли, нам деньги давали, спустя пару дней. Так, мелочь, но знаешь, когда живешь от зарплаты до зарплаты и работаешь на двух работах, не боишься слегка замарать руки. Вовка как-то сказал Мишке, что тачки самим угонять надо, сказал, денег за них кучу дадут. Говорил, что мы мелкотня-наводчики, а могли бы и по-крупному. Я отговаривал их. Одно дело — адресок подкидывать, а совсем другое — влезть в это по уши. У нас с Мишкой другие планы были. Мы хотели свое дело открыть. Деньги собирали. А Вовка сказал, что такой шанс один на миллион, что надо пробовать. Я отказался, Мишка вроде тоже. Не знаю, как он его уболтал. На дело вместе они пошли, мне ничего не сказали. Жулик тогда уговорил Мишку молчать, потому что я же против, типа потом мне денег дадут, и я сам пойму, как это выгодно. Только не вышло ничего, ублюдки те, что нам платили за наводку, про это узнали и тачку отняли, когда Мишка на ней выехал со двора мойки, окружили на трассе и забрали, а денег не дали. Нас с мойки поперли, кто-то сказал, что Мишку возле машины видел. Тогда еще камер везде, как сейчас, не было. Корчагина отец отмазал. Замял дело с мойкой. Притом доказательств никаких у них не было.

Вроде про это забыли, а спустя время, Ксюха, девушка Мишкина, начала в обновках ходить. То платье, то сережки. Мишку бросила. Короче, проследили мы за ней и увидели ее с Вовкой. Домой к нему завалились… а у него мать на заводе работала, с копейки на копейку перебивалась, и брат младший вечно голодный. А тут телек новый появился. И мы все поняли. Утянули его на крышу нашу разбираться. Я с ним подрался… Вовка упал и разбился насмерть. Я его столкнул, Женя. Да, нечаянно. Да, не хотел. Но это сделал я!

Он замолчал, а у меня сердце в горле забилось, но я так и не повернулась к нему, смотрела, как роса сверкает на сухих листьях. И мне кажется, я свое сердцебиение сама слышу. Спустя двадцать лет, он делает мне такие признания. А ведь мог рассказать. Но не рассказал. Может, многие сказали бы, что у человека должно быть личное, что есть вещи, о которых не рассказывают… Для меня Кирилл был самым родным человеком, я не представляла, как это можно что-то скрыть от него. Ведь мы, можно сказать, выросли вместе. На какие-то мгновения захотелось положить руку ему на плечо и сжать, но я все еще не могла шевелиться.

— После похорон Мишка с Ксюхой уехали в другой город, а я на заработки… Где с тобой и познакомился.

Молчит опять, а я наконец-то смогла голову повернуть, чтоб посмотреть на него. Он на меня тоже не смотрит, в ладонях травинку растирает и удерживает сигарету зубами, пуская дым. Потом выплюнул ее и наступил пяткой, затаптывая окурок.

— Первое сообщение я получил где-то полтора года назад. Сообщение, в котором было написано в самых лучших традициях фильмов ужасов: «я знаю, что ты сделал двадцать два года назад». Я счел это шуткой. Чьей-то идиотской шуткой. Я думал о том, что никто не мог знать о Вовке, кроме меня и Мишки. А Мишка… он молчал. На допросах у следователя слова не сказал. Но кто знает, время меняет людей. Может быть, нуждаться начал. Решил подзаработать на мне. Я первое письмо проигнорировал, а вот во втором оказалась фотография. Да, плохого качества, но на ней было прекрасно видно, как мы с Вовкой деремся у парапета. Конечно, это ничего не доказывало. Я лишь посмеялся над ублюдком и послал его на хрен. Но я напрасно решил, что он хочет денег за эту фотографию — он требовал иного. Он хотел, чтобы я пошел в полицию и признался в убийстве Вовки. Сам лично пришел с повинной. Ты понимаешь, что это означало для нас? Я бы сел лет на пятнадцать, и ваша жизнь изменилась бы очень сильно. Тогда я еще боялся сесть.

Теперь я смотрела на Кирилла расширенными глазами, все сильнее кутаясь в куртку и чувствуя, как снова покрываюсь мурашками. Все это время он молчал? Полгода молчал. Ему угрожали, а я даже не знала.

— Понятно, что я и не думал идти в полицию… тогда он начал слать мне ваши фото. Вас всех по очереди. Фото, которые можно было сделать, если только близко подобраться. Он угрожал, что убьет… Черт! Я искал его! Я весь город долбаный перевернул, я людей нанимал. И ни хрена! Ни хрена, понимаешь? Ни одной зацепки.

Вскочил с лавки и зарылся пальцами в волосы.

— А он шлет, сука, и шлет. Фото девочек, твои. Я по ночам спать перестал, запирался и пил.

Он говорит, а я вижу… я его вижу там, в нашем прошлом, как сразу после работы идет в свой кабинет и закрывается там, кричит, что не голоден, и у него новые проекты и важные звонки. А я? А я в этот момент просто лежу в нашей постели и смотрю в потолок, потому что, вроде как, и обидно, а с другой стороны — не первый год вместе, и думаешь — ничего, пройдет. Зачем в душу лезть. Может, и правда, занят. Ночью слышу, как рядом ложится, отвернувшись спиной… а иногда набрасывается и, не целуя, берет быстро, остервенело, а потом спать ложится. Мне это казалось нормальным. Да. Нормальным. Поживите с человеком с мое, и вы поймете, что уже многое кажется нормальным. А не должно! Не должно вот так быть в порядке вещей! Если бы я тогда пошла к нему, если бы спрашивала, что с ним… может, все сложилось бы иначе. Может, рассказал бы мне… Я даже видела себя. Как открываю дверь его кабинета, как обнимаю и прижимаю его голову к своей груди, как спрашиваю, что с ним, как глажу его по щекам, а он растерянно смотрит на меня, а потом рывком обнимает. Как когда-то, когда мирились после ссор. И там, в моих картинках выдуманных, он мне все это говорит. Там, а не сейчас.

— И думал… Черт, я думал, кто это может быть. Опять на Мишку. Нашел его адрес, поехал туда… А он погиб, оказывается. Машина сбила. Через несколько дней я снова письмо получил, что друга моего справедливая кара настигла, потому что он не дал показания против меня. Не сказал, что это я столкнул Вовку. И я вспомнил о брате Жуликова. Начал искать. Оказывается, мать их под машину бросилась, а… а Димку, брата Вовкиного, в детдом определили. Короче, все концы в воду, понимаешь? А ублюдок мне пишет и пишет! Я ему заплатил. Сломался.

Потом Алина появилась. Не спрашивай — как. Не спрашивай, я сам не знаю… чтоб уйти от тебя. Чтоб ненавидела. Я и сам себя ненавидел! За бессилие. За то, что поймать ублюдка не могу. За то, что боюсь его. Да! Я его боялся. Не за себя. Нет. За вас. Я хотел, чтоб он от вас отстал. Чтоб охотился только на меня. Делал все, чтоб начал считать меня мудаком… как и вы все. Мне нужно было, чтоб он понял — мне наплевать на семью. Чтоб искал другие рычаги давления. Это было самое лучшее, что я мог сделать.

— Ты мог рассказать мне! — хрипло прошептала я, чувствуя, как весь свет вокруг меня вертится. — Мы бы что-то придумали! Кир… почему? Почему, черт тебя раздери!

— Не мог! Ничего я не мог! Да и чтобы это изменило?

— Я бы… я бы знала — почему.

Кирилл резко обернулся ко мне и сгреб с лавки, тряхнул сильно, в глаза всматриваясь, и я вдруг впервые увидела его… именно моего Кирилла, которого так хорошо знала, в бешенстве и в каком-то безумии. Его трясло так же, как и меня. Теперь он походил именно на того Кирилла, который забрал свои сумки и ушел от нас. Того Кирилла, который равнодушно оставался в машине, пока ждал прихода детей, Кирилла, который отказывался со мной видеться.

— И что? Он бы понял, что я лгу, и убил бы кого-то из вас? Я блефовал. Я играл с ним в игры. Я время тянул, чтоб найти тварь.

— Тогда ты купил пистолет?

Кирилл кивнул, и волосы упали ему на лицо. На улице холодно, а у него на лбу капельки пота выступили.

— Я вас каждый день сопровождал. Каждую гребаную ночь ночевал у вашего подъезда. Чтоб ничего не упустить. И я не упустил! Я, мать твою, ничего не упустил, Женя! — до боли сжал мои плечи, так сильно, что я поморщилась, но даже не вздрогнула. Мне его монолог, как анестезия. Пусть бы бил сейчас, я бы не почувствовала. — Я тебя ненавидел!!!! Как я тебя ненавидел, когда понял, что ты и Славик… Мне казалось, я смогу тебя убить или его. А потом понимал, что я сам это сделал. Своими руками! Я напивался в хлам и ехал к Алине. Трахать ее, пока ты там со своим…