— Как только я могла усомниться, что ты и есть истинный герцог!..

Она поддразнивала его, но сама была готова плакать от счастья.

— Я еще успею натворить кучу дел, которые тебе не понравятся!

Айлин засмеялась и, прислонившись к плечу мужа, сказала:

— У меня предчувствие, что я снова и снова буду повторять тебе, как ты прекрасен, и в результате ты возомнишь о себе, Бог знает что!

Он рассмеялся и поцеловал ее.

Потом, словно по повелению волшебной палочки, молодые оказались в Париже.

Там герцог накупил для нее столько великолепных нарядов, что Айлин запротестовала, уверяя Шеридана, что корабль, на котором они собирались плыть в Индию, потонет от тяжести их багажа.

Но когда они поднялись на борт пассажирского парохода в Марселе, где все мужчины не могли оторвать от нее восхищенных взглядов, Айлин почувствовала такую уверенность, которой никогда не знала раньше.

Но прекраснее всего для нее было оставаться наедине с герцогом, а ему — одаривать ее любовью, которая превращала робкую девушку в женщину ослепительной, божественной красоты, перед которой он преклонялся.

— Я искал тебя всю свою жизнь, — говорил он. — На картинах и скульптурах, в музыке, на заснеженных вершинах Гималаев, но до сих пор был уверен, что ты существуешь лишь в моем воображении.

— А вдруг… ты… разочаруешься во мне?..

— Этого никогда не будет, любимая моя!

Всякий раз, когда я гляжу на тебя, всякий раз, когда я к тебе прикасаюсь, я влюбляюсь все больше и больше. Я уверен, что боги предназначили нас друг другу с самого начала времен.

— Мне так хочется верить в это! Расскажи мне еще о переселении душ, чтобы я никогда больше не боялась и… не желала… смерти.

Герцог вспомнил слова, которые девушка произносила в бреду и, крепче прижав ее к себе, сказал:

— Неужели ты не знала, что будешь принадлежать мне? И неужели я хоть на миг мог подумать, что мне удастся избежать своей кармы?

И снова он целовал ее, и больше не было слов, а пламя любви разгоралось все ярче и ярче, пока не достигло небывалых высот наслаждения.

Айлин чувствовала, что они стали единым целым, теперь и навсегда.

Лежа в объятиях Шеридана, прильнув к его плечу, она спросила:

— А как… долго мы… пробудем в Индии?

Она еще не задавала ему этот вопрос, опасаясь услышать ответ.

Конечно, ей хотелось, чтобы их медовый месяц длился вечно, но мысли Айлин всегда возвращались к Дому и людям, которые искренне ждали их возвращения.

Зная, о чем она думает, герцог ответил:

— В мире есть множество мест, которые я хотел бы показать тебе. Не только Индию, но и Сиам, Сингапур.

Он заметил вопрос в ее глазах, и договорил:

— Но ты, моя дорогая, убедила меня, как важно мое присутствие в Англии, и я понимаю, что мы не можем путешествовать слишком долго.

Айлин вздохнула с облегчением.

— Я хочу, чтобы ты сам чувствовал это, ведь порою, когда мне бывает так хорошо… когда я бываю так счастлива, я все равно чувствую себя виноватой перед людьми в имении, помочь которым можешь только ты…

— Я помню об этом, но я оставил вместо себя двух знающих людей. Помимо всего прочего, они должны будут открыть работы на сланцевом и гравийном карьерах, а это значит, что множество молодых людей получат работу и им не нужно будет перебираться в город.

Айлин слушала мужа, не перебивая, а он еще крепче прижимал ее к себе, понимая, что она ждала от него именно этих слов.

— К тому же, — продолжал он, — хоть ты и не говорила мне об этом, но я знаю, что во имя нашего рода я должен выполнять некоторые наследственные обязательства в отношении всего графства и королевского двора, которые твой отец игнорировал.

В его тоне звучали иронические нотки, но уже не было ни злобы, ни цинизма.

Он просто посмеивался над самим собой при мысли, что именно он, некогда изгнанный из Тетберийского аббатства, теперь восстанавливает родовые традиции.

— О, милый, — только и могла произнести Айлин, — в мире нет более прекрасного и замечательного герцога!

Она помолчала и спросила:

— Но… будет ли… тебе это… в радость?

— Прежде, чем ты вывернула весь мой мир наизнанку, я собирался стать крупным торговцем. Так я сколотил свое состояние и был вполне доволен своей жизнью на Востоке.

Айлин слушала, затаив дыхание.

— Но теперь я совершенно настроен не только радоваться жизни в роли герцога, но и, возможно, прославлять нашу фамилию, как это делали предки, которыми ты так страстно восхищаешься.

— Я восхищаюсь одним лишь тобой. А после этих слов, я не только обожаю тебя, но и восхищаюсь и горжусь тобой!

Понизив голос, она добавила:

— Только человек, исполненный величия, мог, подобно тебе, изменить свои взгляды во имя свершения благородных дел, лишь потому, что этого от него ожидают другие.

От внимания герцога не ускользнуло восхищение, которое звучало в ее голосе.

В лучах восходящего солнца Айлин была так прекрасна, и в ее глазах герцог прочел такое восхищение, что он сжал жену в объятиях, и их губы нашли друг друга.

Айлин чувствовала, что все это уже свершалось с нею прежде, не в этой, а во множестве иных жизней, и их любовь была стара, как само время, и молода, как само будущее.

Это была их судьба, их карма, и она верила, что теперь, когда они вместе, им удастся сделать мир чуточку лучше для тех, к кому жизнь была менее благосклонна.

— Я люблю тебя, — шептала она, касаясь губ герцога своими губами. — Ты… такой замечательный… Такой красивый! Ты привел меня в рай, где… царит сама любовь!..

— Милая, я всегда хотел, чтобы ты чувствовала себя именно так, — сказал Шеридан. — Я люблю тебя и намерен посвятить всю свою жизнь тебе, исполняя все твои желания!

Произнося эти слова, он приподнялся, и, глядя на Айлин сверху вниз, медленно, словно у них впереди была целая вечность, склонился над ней и снова приник к ее губам.

Она слышала, как их сердца бьются в унисон и упивалась сознанием того, что огонь, сжигающий их обоих, есть сама любовь, благословленная Богом.

И это была любовь, создающая жизнь.

Айлин мысленно молилась о том, чтобы Господь послал им сына, который станет продолжением рода и внесет достойный вклад в историю своей семьи и страны, которой они принадлежат.