Петрашова. Вы должны понять, это не только в нашей редакции, это вообще что-то вроде газетной традиции — частые посиделки с алкоголем… Поверьте, Ничего плохого тут нет, никаких попоек, просто способ расслабиться в этой постоянной гонке…


На этом месте мы с Гришаней, одновременно читавшие принесенные Корнетом копии протоколов, раздобытые им вопреки запрету на огласку, тоже одновременно подняли глаза от текста и посмотрели друг на друга. В глазах моего мужа читались недоумение и большой вопросительный знак…

— Вранье! — сказала я твердо в ответ на его невысказанный вопрос. — Наглое вранье!..

Оболенский, догадавшийся, о чем идет речь, ухмыльнулся, а мы вернулись к протоколу дознания.

Петрашова. …Ну а наш главный редактор — он относится к таким вещам не только без понимания, но более чем строго… Не мне вам напоминать, что тайное всегда становится явным… А теперь вообразите, что могло произойти, если бы вместе с сотрудниками творческого состава, молодыми и очень молодыми людьми, за распитием застукали еще и пожилую наборщицу… Человек, пьющий в моем возрасте, — это, в соответствии с ходульными представлениями, всегда алкоголик… Добавьте к этому, что в последние годы представителей моей профессии расплодилось больше, чем имеющихся свободных рабочих мест. И вы поймете, что кара ребят, с одной стороны, и меня, с другой, ожидала в этом случае разная… Зная характер Кравцова, и вы бы не усомнились в том, что я тут же бы лишилась работы… С другой стороны, обижать ребятишек своим отказом разделить с ними отдых в том виде, в каком они его понимали, я тоже не могла… Ну так вот все и получилось: когда они впервые позвали меня посидеть с ними после шести за бутылкой вина, я буквально на ходу и выдумала первое, что пришло в голову, — больную сестру… Милочка тогда уже бывала у меня дома и знала, что я живу одна. Пришлось, тоже на ходу, поселить сестрицу как можно дальше от центра и с телефоном исключительно у добрых соседей… Легенда прижилась, мне было не очень приятно обманывать ребятишек, но куда деваться? Приходилось эту выдумку время от времени поддерживать, и она меня не раз выручала…

Следователь. Действительно, довольно глупая история… Ну хорошо, допустим, все так и было. Но сбежать с собственного дня рождения! Согласитесь, это уже ни в какие ворота: могли бы в этом случае и рискнуть, дата, да еще круглая, разве это не достаточное оправдание для посиделок по такому поводу, да еще после завершения рабочего дня?

Петрашова. Вы так рассуждаете потому, что не знаете Григория Константиновича: подобные вещи у него что-то вроде пунктика… А у меня в тот день были все основания предполагать… Да нет, я просто знала, что он должен вечером вернуться в редакцию. И он бы нас непременно застукал…

Следователь. Не понял… Почему вы считаете, что он должен был вернуться?

Петрашова. Потому что один из материалов, идущих в номер, вызывал у главного большие сомнения. Он говорил об этом на летучке, мне Милочка рассказала… В таких случаях он всегда приезжал в редакцию поздно вечером и сам еще раз, вслед за дежурным редактором и «свежей головой» читал полосы… Точнее — ту полосу, на которой стоял сомнительный, с его точки зрения, материал.

Следователь. И часто так происходит?

Петрашова. Да почти каждый раз… Кравцов вообще предпочитает по возможности каждый этап выхода газеты контролировать лично…

Следователь. Вы не помните случайно название материала, о котором идет речь? Или хотя бы суть содержания?

Петрашова. Насчет названия не уверена, а содержание помню, конечно. Я сама его набирала… Статья касалась деятельности Н., как вы понимаете, известного бизнесмена… Его взаимоотношений, с одной стороны, с властями, с другой — с бандюками, мафией… Как раз этот момент и смущал главного. Ему казалось, что в этой части автор слишком вольно оперирует фактами, а сами факты недостаточно аргументированы…

Следователь. Почему же в таком случае материал все-таки был поставлен в номер?

Петрашова. Я задала Милочке в точности такой же вопрос. Она сказала, что статья заказная, в том числе по срокам, что сверху давят… Только не спрашивайте меня, что означает сверху, я этого попросту не знаю…


На этом месте мы с Григом вновь прервали чтение — по его вине. Мой муж буквально подпрыгнул на стуле от возмущения и, сам того не заметив, повторил мою фразу.

— Наглое вранье! — прошипел Григорий. — Я имею в виду — насчет давления сверху… Вот гадюка!.. Просто плохая была статья! Но возвращаться из-за этого дерьма в контору я даже не думал!..

— Предлагаю вначале дочитать протокол, а уж после комментировать, — пресек Корнет его оправдания, возвращая нас к процессу чтения.


Следователь. Кто был автором статьи?

Петрашова. Заведующий нашим экономическим отделом Лобуков Олег. Отчества я не знаю…

Следователь. Хорошо, оставим это и вернемся к мифу о сестре… Вы понимаете, Валентина Петровна, что в силу всплывших обстоятельств я обязан взять с вас подписку о невыезде до окончания следствия — так же как и с остальных участников ваших роковых посиделок?..

Петрашова. Если откровенно, не очень понимаю… Когда я уходила, с застольем все было в порядке…

Следователь. Следующая же после вашего ухода стопка с вином оказалась для Людмилы Евстафьевны последней… Насколько знаю, вы сидели с ней рядом…

Петрашова. Ясно… Я не знала, что это случилось вскоре после моего ухода… Но рядом с Милочкой была не я одна! К тому же, насколько помню, постоянно кто-то вскакивал, куда-то ходил, курсируя мимо нас… Да и когда я засобиралась, по-моему, все, кроме Милочки, поднялись, чтобы проводить меня до дверей… Хотя нет, кто-то остался за столом…

Следователь. Нам известны эти перемещения. Да, вы правы: всыпать отраву в бокал Песочниковой мог почти каждый из присутствовавших… Почему, кстати, Людмила Евстафьевна, если уж у вас были столь близкие и теплые отношения, не стала провожать вас до дверей, осталась за столом?

Петрашова. Субординация.

Следователь. Не понял…

Петрашова. Что ж тут непонятного? Впрочем… Если коротко, Мила очень серьезно относилась к своему авторитету среди сотрудников… С одной стороны, конечно, как в любой «молодежке», отношения между всеми подчеркнуто демократичные. Но с другой… Во всяком случае, у себя в отделе она организовала так… Словом, дистанция между нею и остальными Милочкой соблюдалась тщательнейшим образом. В рабочее время, да еще в присутствии подчиненных, даже свою лучшую подругу Марину она называла по имени-отчеству… Ну и во время застолья она просто не могла вести себя так же, как остальные! Я это понимала, поэтому попрощалась с ней еще за столом, по собственной инициативе… Мы поцеловались, и я… я… Простите, можно еще воды?..


На этом выдержка из протокола дознания обрывалась. Мы с Григом с одинаковым вздохом облегчения откинулись на спинки своих стульев и. молча уставились на Оболенского, неторопливо курившего на наших глазах уже не менее чем пятую подряд сигарету…

Под потолком гостиной-столовой, в которой мы пристроились на этот раз, вились сизоватые полосы дыма. Но даже я, к тому моменту успевшая обрести отвращение к табачному запаху и расставшаяся в этой связи с проклятым зельем, не посмела возникнуть: вся контора знала, что, если у Оболенского наступает пиковый момент интенсивного размышления над чем-то важным, дымит он в том же темпе, что и думает…

Первым нарушил молчание Григорий:

— Заметь, я даже не спрашиваю, каким образом тебе удалось добыть это, — он ткнул пальцем в протокол, — до завершения следствия… Меня другое интересует… Что говорит сам Потехин, предоставивший материал? Будь я на его месте, с учетом «дамы в шляпе», я бы после такого собеседования только на ней и сосредоточился… Сколько дней прошло с момента ее допроса?

— По-моему, около недели… Вот поэтому ты, мой милый, и не на его месте! — Оболенский грустно улыбнулся. — В отличие от нас, Николай понятия не имеет о возможных мотивах, опять же возможно, и впрямь существующих у Валентины Петровны… Ты, Гриша, помнишь исключительно о тех фактах, которые свидетельствуют против нее: работа в университете, примерно совпадающая по срокам со взлетом Катиной карьеры и ее гибелью… Собственно говоря, этим вполне, может быть, просто совпадением и ограничивается количество доказуемых фактов… Для нас, подчеркиваю, а вовсе не для Потехина, который о Кате Крымовой знать не знает, ведать не ведает!.. Все остальное — сплошные несовпадухи: паспорт Валентины Петровны чист от детей…

— Зато новый!

— Ну и что? Сейчас все меняют паспорта… Это не улика. Далее — возраст…

— Это можно подделать, если очень хотеть и постараться! Кстати, и внешность тоже…

— Проверить все косметические клиники нам, как ты понимаешь, не под силу — по техническим причинам! Тем более что никаких следов пластики у нее на лице я, как ни смотрел, Не заметил…

— Стоп! — Это вмешалась я. — Корнетушка, я поняла, почему она выглядит так… так интеллигентно!

— То есть? — удивились они оба, только Григ молча.

— У тети Вали очень сдержанная мимика, свойственная исключительно супервоспитанным людям, вот почему!

Все-таки Оболенский и впрямь умница и схватывает на лету любую, даже так криво высказанную мысль! Пока Гришаня продолжал смотреть на меня с недоумением, Корнет оживился и кивнул:

— Точно, детка… Умница, наблюдательная! У Петрашовой действительно какое-то очень уж неподвижное лицо… После пластики такой эффект изредка остается… Ну что ж… Будем считать данное обстоятельство еще одним аргументом в нашу корзину… домыслов.

— Ну знаешь! — Григ все-таки снова завелся на ту же тему. — Ни тебя, ни свою собственную жену я просто не понимаю! Отказываюсь понимать!.. Вы не желаете сдавать Потехину убийцу… Во всяком случае, с огромной вероятностью именно убийцу! А ни в чем не повинных людей — пусть кушает на здоровье с потрохами… В том числе и нас с Маришкой… По крайней мере, мы у него тоже числимся в подозреваемых — наверняка… Уж Маришка-то точно!..