– Не хочу, чтобы за моей спиной сестрица с братцем шушукались да решали по-родственному, как княжеством моим управлять. Сам управиться в состоянии – ноги поломал, а голова целёхонька.

И всё-таки не углядел. Крепкий сон сморил то ли после сытного обеда, то ли потому, что ромашкового настоя выпил сверх меры, и Анна не преминула этим воспользоваться, увела Юрия в один из дальних переходов терема. Рассказала ему всё без утайки – о княжеском соборе, о своих опасениях, что кто-то из князей удельных, может, даже дядюшка, замыслил погубить Василия, поняв, что тот не намерен противиться Москве. Про птиц зловещих она сказать забыла.

Опасность заговора Юрий решительно отверг. Губить Василия, чтобы вместо него иметь на Рязанском столе малолетнего наследника и сестру великого князя Московского соправительницей, рязанцам нет смысла. Поведение Василия одобрил, сказал, и Анна не уловила в его словах ни торжества, ни семейной гордости:

– Противостоять Ивану на Руси сейчас не может никто. Недаром его прозвали Грозным. Все князья до него мирные прозвища имели, хотя и спать ложились с мечами. У Ивана в жизни особое предопределение. Говорю это сестричка, не потому, что сторону Москвы представляю или брата боготворю. Трудное дело он затеял – собрать княжества русские в одну кучу. Соберёт – и двинет на Орду. Не одолеть нас Ахмату, даже если Казимир Литовский вздумает ему пособить. Но не пособит – сам распрями в своём княжестве занят.

Юрий обнял сестру. Они присели на какой-то ларь у обшитой тёсом стены. Вверху кошачьими глазами светились два малюсеньких слюдяных оконца.

– Ну что насупилась, Лисонька? Великое княжество из рук выпускать не хочется? Понравилось великой княгиней быть? Не горюй – оставит Иван тебе эту ляльку. Об этом не раз уж говорено. Но только тебе, любя. Не зятю, не племянникам. Родство для него мало значит. Братьев меньших не щадит в их строптивости. Если бы не матушкино заступничество, сломил бы их, свернул бы в бараний рог.

– А тебе, – спросила Анна, сдерживая слёзы от обиды и причинённого братом, невольно, унижения, – тебе не горько быть у него в пристяжных? Ведь ты всего на год моложе, умнее, добрее и, говорят, храбрее его. Слышала я в Переяславле от бояр – редкий дар у тебя воинский. Василий сказал, что благодаря тебе москвитяне одолели хана Ибрагима под Казанью.

– А что, может, и верно говорят! – Юрий взял сестру за руку, стал, как в их далёком теперь детстве, перебирать её длинные тонкие пальцы. Рука была иной – утратила мягкость, податливость, но от неё по-прежнему исходили привычные, родные тепло и нежность. «Наверное, я смогу узнать Анну с закрытыми глазами, по руке», – подумал Юрий и продолжил прервавшийся было разговор:

– Что до моей доброты, то она правителю не нужна. Вредна даже. Не успел раньше Ивана родиться – сам виноват! Что ещё там? Ум? Что такое быть умным? Молчишь – не знаешь! Должно быть, я не умнее, а начитаннее Ивана. Не мудрец, не умник – книгочей. Эх, если бы не походы, заперся бы я у себя в Серпухове и читал бы, читал. А ты читаешь ли, Анна?

– Некогда мне!

– А ты брось всё на мамок-нянек и читай. Негоже великой княгине невежей быть, тем паче тебе – вот-вот новая невестка объявится, умнейшая девушка…

– Так уж и умнейшая!

– Поймала на слове, сестрица! Начитанная, обладающая обширными познаниями, что не каждому великому князю известны, имеющая, говорят послы, богатейшее, дивное собрание книг. Вот бы взглянуть на него, – сказал Юрий мечтательно, – думаю, случай представится, привезёт его в Москву.

– Ты о Зое Полеолог говоришь? – спросила Анна враждебно. – Разве уже всё решено?

Юрий не уловил в вопросе враждебности. Присутствуя при разговорах Ивана о Зое Палеолог с послами римского кардинала Виссариона греком Юрием, итальянцами Карлом и Антонием, а также обосновавшимся в Москве и снискавшим особое расположение великого князя чеканщиком монет «денижником» Иваном Фрязиным, он проникся уважением к византийской царевне (чужеземцы именовали её принцессой) и считал, что брак Ивана с нею – большая удача для московского княжеского дома. С радостным возбуждением он поведал Анне, что посольство уже готово отправиться за невестой, ждут, когда прекратятся дожди и слякоть. Иван спешит с женитьбой, поскольку невеста очень завидная и много до неё охотников.

– Благодаря этому браку, – сказал Юрий, – Иван станет единственным в мире православным государем: ведь отец её, Фома, родной брат последнего Византийского императора.

Не скрыл он и того, что не всё зависит от самой Зои, её опекает могущественный папа Римский. Он и предложил ей в женихи великого князя Московского, после того как она отказала французскому королю и герцогу Миланскому. Но сама ли отказала или по совету папы Павла II, в Москве не знают. Семейство Зои обязано Павлу II за его покровительство. Он и герцог Миланский обещали Фоме, когда он, спасшись от турок, нашёл в Италии пристанище, возвратить ему потерянный венец. Но несчастный изгнанник так и умер, не дождавшись этого. По Москве прошёл слух, что он даже исполнял обязанности чуть ли не виночерпия на герцогских торжествах. А ведь Фома имел несомненные права на престол Византийский, кроме того, он привёз в Рим великую христианскую святыню – голову апостола Андрея.

Заметив, что Анна слушает его невнимательно, без должного сочувствия к будущей невестке, Юрий сказал:

– Зоя вместо священной реликвии принесёт нам новую культуру. В Италии превосходные зодчие, изографы, чеканщики, ваятели. Там не пишут икон, но в храмах росписи на стенах. Изографы могут изображать и простых людей.

– И это не грех? – оживилась Анна.

– У них – нет. Послы привезли несколько персон, так они эти образы называют, на них люди, как живые. Вот бы тебе… Да, Зоя тоже хорошо владеет кистью и вышивает великолепно.

– Сколько лет этой умелице? – спросила Анна подозрительно.

Юрий помолчал, соображая, возраст невесты его не занимал.

– Двадцать три, кажется, а может больше…

– Толстуха, значит, и вековуха!

– Ну что, ты, сестричка, мелешь? Так ты и меня в старики произведёшь.

– Ты мужчина! – отрезала Анна. – Идём – вон уже темнеет. Василий, наверное, нас хватился.

Кошачьи глаза на стене померкли, сумрак заполнял переход. В конце его кто-то прошёл со свечой.

– Посидим ещё немного: мы так редко видимся, и бог знает, увидимся ли ещё… Хотелось поговорить с тобой по душам, а ты злишься. Отчего?

– А противно, как вы с этой иноземкой носитесь: ни кола ни двора у неё, ни кожи ни рожи. Одно звание – царевна. Королевна! – Анна произнесла последнее слово с преувеличенным подобострастием, подражая мамке. Вышло очень похоже. Юрий засмеялся.

– Добро бы сами были худородными, – продолжала она уже серьёзно, – а то ведь от кесаря римского Августа род свой ведём. Знаешь ведь, что пращуры наши – потомки брата Августа – Пруса.

– Ну молодец, сестрица! – искренне восхитился Юрий. – Не забыла наставлений бабки нашей Марии Федоровны Голтяевой, хотя и редко с ней встречалась и вроде слушала её вполуха. Как и я. Но и я помню, что кто-то из предков наших, то ли дед, то ли прадед прапрадеда нашего Андрея Кобылы пришёл в Москву из Прусской земли. А был ли он родственником Пруса…

– Да как ты можешь сомневаться! – вскипела Анна. – В казне у Ивана хранится каменная шкатулка самого цезаря Августа!

– Иван верит, что у него в казне подлинная шапка Мономаха, – засмеялся Юрий, – а я сомневаюсь. И что толку в этом старье. Но коль ты придаёшь ему значение, подарю тебе ожерелье нашей бабки Софьи. Оно тоже очень древнее.

– Но бабушка завещала его твоей будущей дочери.

– Я не женюсь, Анна.

Юрий встал и увлёк за собою сестру. Они быстро и бесшумно пошли по переходу. Теперь навстречу им попадались слуги. Час послеобеденного сна кончился. Князь пробудился.

– Ты думаешь, что знаешь причину, – вернулся к разговору Юрий, – ошибаешься. Я добился согласия. Она меня любит.

Анна так резко остановилась, что шедший чуть сзади Юрий едва не сбил её с ног. Сохраняя равновесие, Анна ухватилась за брата, потом обняла, расцеловала:

– И почему сразу не сказал? Целый час петлял вокруг да около. Я, дура, не догадалась, что к своему подойти не можешь, взревновала даже. – Анна засмеялась и, отступив, посмотрела на брата со стороны, будто посторонняя. Статный, высокий, белокурый. Светлая небольшая борода оттеняет смуглость щёк, редкие у светло-русых – карие глаза, густые чёрные брови. «А ведь он красив, – заключила она радостно, – к тому же умён, добр и храбр. Как отказать такому!»

– Что значит после этого «не женюсь»? Бедная я головушка – не видать мне ожерелья, – веселилась она.

– Я не имею права жениться, – сказал Юрий очень тихо, – и узнал об этом после того, как получил согласие. – Он замолчал, точно раздумывая, посвящать ли Анну в своё горе дальше.

– Но почему, почему же? – она хотела теперь знать всё.

– Жить мне осталось меньше года.

– Ты болен? – вскрикнула Анна и, припав к брату, заглянула ему в глаза. Он смотрел на неё печально и виновато.

– Зря я тебе сказал. Прости – смалодушничал. Тяжело это пророчество при себе носить. Мне недавно предсказали близкую смерть. Я теперь, как тяжелобольной, душой, конечно, не телом. Кабы эта немочь не помешала мне в бою. – Он улыбнулся.

– Не верь, – торопливо заговорила Анна, – это тебе нарочно нагадала какая-то вражина, чтобы смутить покой. Костёр её ждёт, ведьму проклятую.

– Гадал Иванов астролог по звездам, он же и по руке потом сверял, вышло одно – не доживу до 32 лет. Может, оно и к лучшему…

– К лучшему? Как у тебя язык поворачивается такое говорить? А как же я? Ведь у меня ближе тебя некого нет! – И не дожидаясь объяснений, Анна вдруг побежала по переходу.

– Не верь чернокнижникам! – кричала она на бегу, не заботясь о том, что крик её разносится по терему и уже всполошил стражу и случившихся рядом слуг. – Пусть Еввула в бусинку посмотрит.