Наконец Габриэль обращает на меня взгляд, снова поражая этими ярко-голубыми глазами.

— Только что читал о нем статью в «Форбс».

С моих уст срывается тихий смешок. Я больше не в Канзасе.

— Ну, — говорю, — возможно, немного позже тебе удастся найти, с кем скрестить члены.

Теперь его очередь подавиться выпивкой, хотя парню отлично удается это скрыть. Одним точным движением он ставит стакан на стол и поправляет идеально выглаженные манжеты.

— Абсолютно уверен, что теперь могу с тобой справиться.

— Ой, комплимент.

Он опускает на меня взгляд, медленно кивает, и темная дуга его ресниц почти касается щеки. Но затем парень шокирует меня, молча наклоняясь так близко, что его губы почти касаются моего уха.

— Да, Болтушка, это комплимент.

Я всё ещё прихожу в себя от низкого рокота его голоса, который щекочет мой позвоночник и разжигает пламя между моих бедер, когда Габриэль отстраняется.

— Не пей слишком много, а то голова будет болеть, — советует он перед тем, как направиться к лестнице вниз.

Ненавижу признавать, что вместе с ним из бара исчезает вся шумиха. Теперь это место пахнет устаревающей новизной. Я отодвигаю полупустой бокал и спрыгиваю с барного стула.

Внизу, в салоне самолета, маленькие кабинки реально превратили в спальни с кроватями. Я сдерживаю визг радости. Потому как передо мной настоящая кровать с полноценной подушкой и идеальным белым одеялом в пододеяльнике с алой окантовкой. А на каждой подушке лежит по одной красной розе. Клянусь, я почти начинаю прыгать вверх-вниз, но замечаю мистера Счастье, который стоит возле нашей кабинки, уперев руки в боки и хмурясь так, что брови почти касаются друг друга.

— Что не так? — спрашиваю я. — Тебе не откинули уголок в знак приглашения?

Он бросает на меня долгий косой взгляд, а после возвращает свое внимание к кроватям.

— Я просил не преобразовывать мое место. И стюардесса, очевидно, неверно поняла мою просьбу.

Заглядывая в кабинку, я наконец понимаю, о чем он говорит. Я так радовалась наличию кровати, что даже не осознала — два наших кресла превратили в одну большую двуспальную кровать. На ней даже стоит ведерко со льдом и шампанским.

Из меня вырывается смешок до того, как я могу его сдержать.

— Специально для молодоженов?

— Ты находишь это забавным? — его ноздри раздуваются, хотя парень даже не смотрит на меня, а лишь мысленно разрушает эту кровать своим лазерным взглядом.

— Честно? Да, нахожу. — Я сбрасываю обувь и забираюсь на кровать. Она твердая и даже на грани жесткой, а посередине есть небольшой хребет. Но я не собираюсь жаловаться. Сев со скрещенными ногами на свою сторону, поднимаю взгляд на его нависающую надо мной фигуру — парень всё никак не зайдет в кабинку. — Давай же. Ты должен признать, что это немного забавно.

— Ничего я не признаю, — сердится он. Но затем его плечи поникают, Габриэль входит в кабинку и закрывает дверцу, так что та издает финальный щелчок. — А эта женщина ещё и флиртовала со мной.

В его голосе столько отвращения, что мне снова приходится рассмеяться.

— Я не понимаю.

Он садится на свою сторону кровати и сбрасывает туфли, всё ещё хмурясь.

— Очевидно, стюардесса предположила, что мы вместе, и всё равно всего несколько минут назад... — он слегка краснеет, что мило, кажется даже, что парень почти смущен. И всё же.

— Она клеилась к тебе в холле? — моя злость нарастает быстро и сильно — не ревность. Это дело принципа.

Он ворчит, смотрит на кровать, недовольно морщит нос и снова разворачивается ко мне и кровати спиной.

— Вот же маленькая шлюшка, — говорю я, глядя на двери.

Габриэль оглядывается на меня через плечо. В его глазах мерцает блеск.

— Ревнуешь, мисс Дарлинг?

— Эй, ты указал на то, насколько это было неправильно!

— Оскорбительно, — поправляет он. — Она предположила, что я отношусь к тому типу, который не прочь дважды сунуть свой стручок. И очевидно, такому скользкому, чтобы сделать это на виду у моей нынешней дамы сердца.

— Уверен, что ты не герцог?

Я почти вижу, как он закатывает глаза, хоть парень и отвернулся от меня.

— Я её сейчас позову.

— Нет, не надо,— я становлюсь на колени.

Он наполовину поворачивается, закидывая одно бедро и колено на кровать. У него озадаченное выражение лица.

— Почему?

— Потому что кровать — самая клевая вещь в этом рейсе, и я не хочу её терять.

Уголок его губ слегка приподнимается.

— Они устроят тебе односпальную кровать.

Ага, и хитрожопая стюардесса будет всё время усмехаться.

— Если ты попросишь ее убрать кровать — откроешь двери для ещё больших приставаний.

Его глаза прищуриваются.

— Если, конечно, ты не этого хочешь, — говорю я легкомысленно. Не-а. Совсем не ревную.

— Она не в моем вкусе, — говорит он, фыркая.

— А у тебя есть вкус в женщинах? — эта фраза срывается с губ до того, как я могу себя остановить.

— Да, — он растягивает слово. — Тихая, достойная и сдержанная. Вот мой типаж.

— Ложь.

Он поворачивается, чтобы встретиться со мной лицом к лицу.

— Прошу прощения?

Я забираюсь под одеяло. Идеальный вес и мягкость. Миленько.

— Прости себя сам. Ты сказал, что поставишь меня на место. Но я не кусаюсь.

— Ты надумываешь, — ворчит он, откидываясь на спинку и с явным нежеланием поднимая ноги на кровать. — И это раздражает.

— Ты просто не можешь мной управлять. И это тебя раздражает.

Я достаю маленькую маску для сна из выданного комплекта мелочей и натягиваю ее на голову, счастливо вздыхая. Просто буду игнорировать его до конца полета. Без проблем. Тишина звенит в ушах, а звуки работы двигателя лишь дополняют ее.

Но его хриплый голос берет и всё портит:

— Ты собираешься пить шампанское?

— Нет. На меня наехали за то, что я слишком много пью, помнишь?

Следует тихое ворчание. А затем кровать прогибается, когда он наклоняется ближе и убирает поднос. Звон стекла, кровать еще раз прогибается, а затем всё замирает.

— Я никогда не встречал кого-то, с кем не мог бы управиться, — через несколько секунд следует его резкий ответ.

Не утруждая себя тем, чтобы снять маску, я протягиваю руку в его сторону.

— Софи Элизабет Дарлинг.

И в следующее мгновение край моей руки кусают его зубы. Я так потрясена, что вскрикиваю и отдергиваю руку. Отстраняясь, стягиваю маску и обнаруживаю, что Габриэль смотрит на меня совершенно невозмутимо.

— Ты только что меня укусил? — данная фраза выходит как один возмущенный писк. Не то чтобы мне было больно. Он просто прикусил кожу, играя с ней. Но тем не менее. Серьезно?

— Звучит как описание некоего незрелого поведения, — отвечает он, ложась на подушку.

— Вопрос был риторическим, — восклицаю я. — Ты меня укусил!

Его губы изгибаются так, будто парень изо всех сил пытается не рассмеяться.

— Тогда на будущее: тебе лучше не совать руки людям в лицо.

Я сердито гляжу на него почти в течение минуты.

— И ты ещё называл меня сумасшедшей.

Его голубые глаза встречаются с моими.

— Ты не согласна? Я пытаюсь тут отдохнуть.

— Ты мне не нравишься, — бормочу, натягивая маску.

— Ложь, — указывает он, имитируя мой же тон голоса. — Ты неоднократно говорила, что находишь меня ослепительно привлекательным.

— И это не значит, что ты мне нравишься. Кроме того, твоя фирменная красота будто оружие. Нападаешь ею на жертву, как делает вампир. Не удивлюсь, если ты вспыхнешь от солнечных лучей.

— Не могу поверить, что спорю с женщиной, которая ссылается на «Сумерки»,

— А то, что ты понял мои отсылки на «Сумерки», выдает в тебе тайного поклонника Эдварда.

Он громко и отчетливо фыркает.

— Команда Джейкоба вперед.

Не могу сдержаться и открываю глаза, приподнимая уголок маски и глазея на Габриэля.

— Ну вот. Теперь нам никогда не стать друзьями.

Он делает вид, будто ранен в самое сердце, но невероятно фальшиво.

— Слова ранят, Болтушка.

Бормоча что-то о мудаках-британцах, отворачиваюсь от парня и игнорирую его плохо замаскированные смешки. Но я предаю саму себя, потому как очень хочу посмеяться вместе с ним. Вот только боюсь, что, как только сделаю это, он снова возведет свои стены и вызовет у меня чувство неловкости.

Габриэль Скотт может и не понимает, как справиться со мной, но я до чертиков уверена, что когда дело касается него, от меня тоже мало толку.

Понимая это, я решаю сосредоточиться на дыхании и тихом гуле самолета, так что вскоре отключаюсь.

Глава 3

Софи

Думаю, меня разбудил звук сигнала «пристегните ремень». Сперва я так растеряна, что даже с трудом понимаю, где нахожусь, чувствуя лишь вибрацию и слыша шум. А еще здесь очень темно. Затем я вспоминаю, что сплю в маске. Приподнимаю ее и несколько раз моргаю, чтобы проснуться.

Самолет трясется, будто кулак, которым размахивает в воздухе злой великан, отчего моему желудку не по себе. А тот факт, что я лежу, лишь усугубляет странное ощущение, создавая иллюзию, будто вот-вот достигну невесомости.

Но я слышала звук сигнала или нет? Вот только где на этой кровати ремни безопасности? Я ощупываю всё рядом с собой и натыкаюсь на нечто твердое. Бедро. Вспоминаю о Габриэле и том, что он очень плохо переносит полеты. Бросаю взгляд в его сторону и понимаю: дело — дрянь. Он лежит, замерев, будто доска, прижав кулаки к бокам и не выражая ни эмоции. Вы бы подумали, что парень помер. Вот только он еще и задыхается, а его кожу покрывает заметный слой пота.

Я не виню его, в таких-то условиях. Ужасная турбулентность. Самолет так сильно бросает, что моя задница рискует слететь с кровати.

— Солнышко, — шепчу я.