Рис кивнул, давая понять, что ситуация ему ясна.

— Вы, может быть, и являетесь королем Англии, но в Кимри вы никакой не король, — сказал Рис, назвав на своем языке собственную страну. — И поскольку я не являюсь вашим подданным, то намерен говорить, независимо от того, будет ли мне дана такая возможность.

В третий раз палатка наполнилась изумленными восклицаниями, после чего наступила абсолютная тишина. И пока Рис и Генрих сверлили друг друга взглядами, присутствующие, затаив дыхание, ждали, что в любую минуту Генрих может проявить известный многим норов.

Однако подобного не произошло. По каким-то одному лишь ему известным соображениям Генрих проявил уважение к такой непочтительности Риса.

— Я отлично понял тебя, уэльсец, — сказал наконец король. — Мы будем говорить с тобой как равные. Но когда я объявлю о своем решении, то это будет королевская воля, ибо мы сейчас на английской территории, а Гилберт Фитц Уильям — мой вассал. Теперь можешь говорить.

— Рис, не надо! — взмолилась Алана.

— Тихо, племянница, — приказал он, повернувшись к ней. — На сей раз, тебе лучше было бы попридержать свой язык. — И вновь он обернулся к Генриху: — Алана не убивала Гилберта. Это сделал я.

— А также я, — сказал Дилан.

— И я тоже, — подтвердил Мереддид.

— Да и я, — прибавил от себя Карадог.

— Вранье! — заявила Алана.

— Тихо! — крикнул ей Генрих, после чего перевел взгляд на Риса. — А что побудило тебя убить моего вассала?

— Он пытался убить мою племянницу.

— Она сказала об этом, однако прибавила, что сама же убила его.

— Ну это же немыслимо. Ее столкнул в бурлящую реку Гилберт Фитц Уильям, и она чуть живая выбралась на берег. Из последних сил она добралась до леса, где и спряталась. Один из наших воинов нашел ее там и привел ко мне. Она рассказала мне обо всем. Твой глупый вассал совершил главную ошибку, когда заявился к нам и стал утверждать, что его жена утонула. И вот за свое коварство он получил сполна.

Генрих молчал. Затем спросил:

— А ты видел ли сам, как Гилберт столкнул твою племянницу в реку?

— Нет, — сказал Рис. — Они были вдвоем, их никто тогда не мог видеть.

— Значит, у тебя решительно нет никакого доказательства, что Гилберт пытался убить ее?

— Это почему же? — спросил в свою очередь Рис.

— Какие у него могли быть причины, чтобы убивать свою жену?

— У него была причина, — возразил Рис. — Нам с сыновьями довелось узнать, как эту причину зовут. Ибо имя это было последним, сорвавшимся с губ Гилберта.

— И что же это за имя такое? — поинтересовался Генрих.

— Гвенифер.

Взоры всех присутствующих устремились на женщину, которая тихо сидела и слушала.

— Нет! Это неправда! — воскликнула она и вскочила с лавки.

— Они были любовниками, — категорически заявил Рис. — У мужчины едва ли могут быть более весомые причины для убийства своей жены, чем желание жениться на любовнице.

— Это ложь! — не унималась Гвенифер, видя, как двое из охранников Генриха направились в ее сторону, намереваясь взять ее под стражу.

— Подождите! — скомандовал Генрих охранникам, которые уже хотели было схватить Гвенифер. — Гилберт не смог бы жениться на этой женщине. Церковь категорически запрещает подобные браки. Она, в конце концов, кузина его жены. Это слишком уж близкое родство.

— Может, в Англии этого сделать и нельзя, но мы в Кимри постоянно заключаем брачные союзы с родственниками. Не хотим, чтобы к нашей крови примешивалась кровь чужеземцев, — с кривой ухмылкой сказал Рис. — И как только Алана оказалась бы в гробу, Гилберт женился бы на Гвенифер, и никто бы возражать не стал. Но, как я уже сказал, он совершил непоправимую ошибку. Алана все еще жива, тогда как самого Гилберта давно уже среди живых нет. Он поплатился за свое коварство.

Генрих гневно посмотрел на Гвенифер.

— Правда ли все это, женщина? Был ил Гилберт твоим любовником?

Смертельно побледнев, Гвенифер покачала головой.

— Не смей мне лгать! — прогремел голос Генриха. — Мне не составит труда выяснить это наверняка. Мой личный лекарь осмотрит тебя, и тогда мы узнаем, невинна ли ты.

Видя, что Гвенифер и не думает отвечать, Генрих пригласил своего лекаря.

— Нет! — закричала она, видя приближающегося к ней человека. — Не подходите?

— Твое поведение, женщина, говорит само за себя! — крикнул Генрих. — Стало быть, это правда, ты была любовницей Гилберта.

— Да! — выдохнула Гвенифер, затем показала рукой на Алану. — Но это она убила его!

Это признание Гвенифер парализовало Алану. Она никак не могла ожидать подобного. Лишь спустя некоторое время она поняла: отношения между Гвенифер и Гилбертом были вовсе уж не такими безобидными, как это ей казалось раньше. Припомнила все случаи, когда заставала их вместе: как Гилберт улыбался Гвенифер, как весело звучал его смех, как свободно и весело в ответ смеялась Гвенифер. Алана теперь сообразила, что то были свидания любовников. Какой же все-таки она была дурой, что не поняла!

— Вы оба хотели, чтобы меня не стало, — сказала, обратившись к Гвенифер, Алана. — Ты отлично знала, что Гилберт задумал избавиться от меня, разве не так?

— Да, знала, — крикнула Гвенифер и пыталась вырваться из рук крепко державших ее охранников. — Мы этот план обдумывали с ним вместе.

Генрих кивнул, и Алану отпустили. Она шагнула к Гвенифер.

— Неужели ты бы убила меня, только для того, чтобы самой выйти за Гилберта?

— Я любила его, и он любил меня. Впрочем, почему «только»? Я не только хотела выйти за него замуж, но еще и отомстить.

— Отомстить? Но за что?

— Отомстить за то, что твой отец сделал с моим отцом. Я ненавидела твоего отца. Мне удалось отомстить за смерть Хайвела. Убийца моего отца не остался без возмездия.

Алана широко открыла глаза.

— Ты?! Но ведь тебя даже близко не было там, где мой отец упал с лошади.

Гвенифер приосанилась.

— Это вовсе не был несчастный случай. Я подрезала подпругу его седла. Потому-то он и упал. Потому и сломал свою мерзкую шею.

Только сейчас Алана сообразила, что ведь и вправду, всякий раз, когда ее навещала Гвенифер, непременно случалось что-нибудь ужасное. То Алана чуть не утонула, и именно тогда умер Гилберт. А теперь вот это ее поведение на разбирательстве. Что же касается самого первого раза, то хоть Гвенифер и винит Родри в смерти ее отца, все ее обвинения — чистой воды вранье.

— Хайвел погиб из-за своего собственного коварства, Гвенифер. Когда наш дед умер и начали делить земли, оставшиеся от него, то Хайвел был недоволен своей долей наследства. Он попытался захватить также и землю, доставшуюся его брату, что и привело к конфликту. Родри был поставлен в такие условия, что вынужден был защищаться. Хайвела убила его собственная жадность. И более ничего.

Гвенифер решительно не хотела признавать правду.

— Это была земля моего отца, — выкрикнула она. — Теперь это должна быть моя земля. Но ты украла мою землю. Я тебя потому и ненавижу, что ты сумела присвоить себе все, что только было мне дорого. Ты отняла у меня отца, землю, Гилберта. Но я знала, что тебе это даром не пройдет.

«Вот откуда клок туники», — подумала Алана. Именно Гвенифер и положила его на постель.

— А как же тебе удалось достать клок с одежды Гилберта? — спросила Алана.

— Я дождалась, когда Мэдок покинет замок, и незаметно прокралась следом за ним. В лесу он пытался все улшси сжечь на костре. Но тут начался дождь, огонь погас. Мэдок закопал то, что еще не сгорело. Но как только он ушел, я тотчас же все откопала, все эти улики. С тех самых пор они хранились у меня в ожидании, когда подвернется подходящий момент, чтобы их использовать. Твой нормандский муж с самого начала подозревал тебя. Ну, я и полагала, что будет вполне справедливо незаметно подложить ему кусок туники, когда вы будете абсолютно счастливы. Так я и сделала. И мой план сработал. Потому-то вскоре я и смогу увидеть, как ты болтаешься на виселице. Вот тогда я буду чувствовать, что полностью отомщена.

— Нет уж! — перебил ее Генрих, к которому тотчас же обратились взоры присутствующих. — После того как мне стали известны новые факты, Алана из Ллан-голлена не будет повешена. Ты, молодая особа, в своих показаниях была предвзята. Ты не просто лгала, но лгала с умыслом, желая, чтобы твои слова привели к казни невинного человека. Ты и Гилберт вместе желали смерти Аланы. А кроме того, ты только что сама призналась, что убила собственного дядю. Гилберт получил по заслугам. — С этими словами Генрих посмотрел на Риса. — И я могу лишь добавить, что так ему и надо. — Генрих вновь обернулся к Гвенифер. — Но следует воздать по заслугам также и тебе. И потому вот мой приказ: то наказание, которое прежде я предназначал твоей кузине, будет теперь твоим жребием. — И Генрих сделал жест рукой. — Отвести ее на виселицу!

Кровь отхлынула от лица Гвенифер. Казалось, что еще немного — и она упадет в обморок. Двое охранников, поддерживая вмиг ослабевшую Гвенифер с обеих сторон, повели ее и усадили на лавку. Один из охранников пытался найти веер, а другой принес воды. Только тогда Гвенифер очнулась.

Выхватив из привязанных на поясе ножен отточенный нож, она рывком поднялась с лавки. Некогда симпатичное лицо ее было сейчас искажено гримасой ненависти, в глазах застыла дикая злоба.

— Ненавижу! — крикнула она и направила острие лезвия прямо в сердце Аланы.

Алана стояла и молча следила за приближением кузины. Она слышала, как рядом раздался крик Пэкстона, как выругались охранники, которые все еще держали его с обеих сторон. Рис и Дилан попытались было оттолкнуть Алану, вывести ее из-под удара. Затем Алана увидела прямо перед собой Гвенифер, которая вдруг вздрогнула, словно споткнулась. Лицо Гвенифер внезапно застыло, и она упала к ногам Аланы лицом в грязь. Стрела торчала у нее из спины.

У Аланы отчаянно стучало сердце, каждый удар которого сильно отдавался в ушах. Она подняла глаза и посмотрела на человека, стоявшего позади Гвенифер. Генрих стоял прямо, лицо его было мужественно, губы сжаты. Медленно он опустил арбалет.