Луи Бриньон - Валутина гора

– Вам трудно отказать Астраханов. Что же вам рассказать?

– Всё, что вы знаете. Ну, например…какие она цветы любит, что читает…ну же Арсанов – Астраханов с глубокой надеждой смотрел на Петра.

Пётр перевернулся на спину и подложив руки за голову, задумался. Думал он довольно долго. Астраханов почти потерял надежду услышать его голос, когда, наконец, услышал его.

– Я не знаю, какие она любит цветы. Не знаю, что она читает. Но когда она говорит,…её голос…он похож на пение соловья с той лишь разницей, что в нём гораздо больше очарования и удивительной мягкости. Руки у неё нежные…самый незначительный жест полон изящества. Особенно заметно это становится, когда она начинает что то вышивать. Осанка горда и уверена. Походка не слышна. Она грациозна от рождения и ничуть не страдает кокетством.

Пётр продолжал говорить не замечая, что Астраханов больше не улыбается, а с хмурым видом поглядывает на него.

– Улыбка как луч солнца…согревает и радует. Лицо…оно прекрасно. Ангелам не сравниться. А глаза,…глаза…стоит лишь раз посмотреть в них, и ты понимаешь, что пропал…ничего более в жизни не надо…смотреть в них и смотреть…бесконечно. Её глаза говорят,…они могут сказать всё…никаких слов не надо. Они могут сказать, что…любят,…одобряют или осуждают…нравиться или не нравится…дать совет…поддержать в трудную минуту или…показать свою…ненависть,…а белокурые локоны…Пётр внезапно замолчал и повернулся на бок.

Астраханов услышав последние слова, изумлённо вытаращил глаза на Петра. Но изумление тут же сменила лукавая улыбка. Он начал понимать слова своего друга.

– Полагаю, ты мне описывал ту самую загадочную незнакомку, которой клялся в соборе?

Пётр ничего не ответил на эти слова. Видя что тот не желает больше разговаривать, Астраханов тоже отвернулся и подложив руку под голову, пробормотал:

– Послушать Арсанова, так я и не люблю вовсе. Я ведь даже цвет её глаз вспомнить не могу. Только и помню хорошо, как трусом меня обозвала.

Астраханов уже заснул, но Пётр никак не мог заснуть. Он всё время беспокойно ворочался и лишь под самое утро сомкнул глаза.

Пётр проснулся от того, что кто то тряс его за плечо. Это был Астраханов. Приподнявшись, Пётр увидел, что никого в палатке больше нет. Он сразу вскочил и начал поспешно одеваться.

– Что орудия? – одеваясь, спросил он у Астраханова.

– Заклепали и в речку, как и приказывали, – ответил Астраханов и тут же спросил: – а что с пленными делать?

– С собой возьмём, – с иронией ответил Пётр, – Что делать? В лагерь надо бы отправить. Но в данный момент не представляется возможным. Отправь гонца в штаб и извести, что у нас тут целый полк французов сдался в плен. Пусть сами решают, что с ними делать. А пока что надумают, оставим здесь человек десять охраны и половину нашего провианта. Вот и все дела.

– Слушаюсь! – Астраханов козырнул Петру и вышел из палатки.

Пётр только головой покачал ему вслед. Одевшись, он пристегнул саблю и взяв винтовку в руки, вышел из палатки. Возле палаток пылали костры. Гусары отдавали должное завтраку. Пётр наскоро поел вместе со всеми и тут же приказал готовиться к следующему маршу. Все дела были закончены к полудню. Полк снова взял направление на Московскую дорогу.

В течение всего дня, им удалось разгромить четыре обоза и взять ещё около пятидесяти пленных. Все они, были отправлены в лагерь. Отправив пленных, Пётр повёл полк к Вязьме. Он собирался предпринять дерзкую атаку и искал только подходящий случай. Этот случай подвернулся в одной деревушке, расположенной в непосредственной близости от города. Дозорные донесли, что в деревушке находятся крупные силы. Возможно дивизия или даже корпус. И около сорока орудий. Пётр сразу же уцепился за это донесение. В первую очередь, он очень подробно расспросил дозорных, а потом и сам отправился на разведку местности. Укрываясь среди деревьев, он издали наблюдал за движением неприятеля в деревне и расстановкой сил. Большинство орудий было расположено на востоке и юге деревни. Орудия простреливали всё, начиная от дороги заканчивая опушкой леса. На западе была низина. Нечего было, и думать о нападение с той стороны. Поэтому, Пётр решил сосредоточить своё внимание на востоке. Там находилось меньше всего орудий, но больше всего живой силы противника. Прямо перед домами, тянулись окопы. В случае атаки, их могли задержать и расстрелять в упор. Нечего было думать о нападение с этой стороны. Слишком сложно. Может, не получится – думал Петр, направляя коня вокруг между деревьев. Сделав большой крюк, он вышел к южной окраине и только сейчас заметил то, чего не заметил с другой стороны. Шагах в сорока от орудий тоже находились окопы. Видимо, эти окопы были сооружены во время отступления нашей армии – думал Петр, прикидывая каким образом можно было бы использовать их. Пешими добраться до окоп? Бессмысленно. Всё равно всех перебьют. Неожиданно его глаза загорелись. Он ещё раз всё осмотрел, потом пришпорил коня и понёсся обратно. И уже, когда полностью стемнело, он вернулся на это место, ведя за собой весь полк. Пётр расположил полк прямо на поле, но вне досягаемости орудийных выстрелов. Потом собрал командиров эскадронов и начал объяснять свой замысел. Разговор состоялся короткий. Сразу после разговора, последовали приглушённые распоряжения. Двадцать гусаров спешились и крадучись двинулись к окопам. Едва их головы скрылись в окопах, как в сторону орудий с громкими криками двинулся первый эскадрон. Едва они, вошли в зону обстрела орудий, как тут же начали рассыпаться веером в разные стороны. Около тридцати орудий одновременно начали изрыгать пламя. Но первый эскадрон уже вышел из обстрела. А орудия не переставали стрелять. И тому была причина. Те двадцать гусар что сидели в окопах, издавали крики, изображая раненных и убитых. Из за полной темноты, французы не могли разобраться, что точно происходит. По этой причине, слыша крики, они продолжали стрелять. Наконец крики стихли. Вслед за ними сразу же прекратился огонь. Гусары столпившись возле Петра вовсю хохотали.

– Зажечь десять костров! – приказал Пётр.

Через несколько минут костры ярко запылали.

– Пошла вторая сотня! – приказал Пётр.

И на этот раз повторилось тоже самое. Гусары с громкими криками атаковали позиции француз, а потом, рассыпаясь веером, начали уходить от огня артиллерии. И вновь, едва раздались орудийные залпы – начали раздаваться крики засевших в окопах, гусар.

Запылали ещё десять костров. В атаку пошла третья сотня. Потом четвёртая и пятая. После этого начали по второму кругу. После каждой ложной атаки зажигались десять костров.

– Костры то зачем жжем? – спросил у Петра Астраханов.

– А пусть думают, что подходят новые силы русских. – ответил Пётр. – Нам главное, чтобы они позиции оставили и начали отступать. Вот когда начнут это делать, тогда и по настоящему ударим. Они, будут думать, что их атакуют крупные силы. Вот уж тогда им сразу придёт конец.

Атаки чередовались одна за другой. Костры вспыхивали вслед за ними. А гусары…они хохотали не переставая. Так весело им, ещё ни в одном бою не было.

– Надо бы заменить наших в окопе, – раздался, чей то голос, – небось, глотки себе уже надорвали.

Эти слова вызвали новый приступ хохота у гусар. Атаки чередовались до тех пор, пока вокруг всей деревни не запылали костры. Лишь путь на запад, в сторону Вязьмы оставался свободным от костров. Пётр умышленно приказал так сделать. Именно там, удобнее всего было нападать. Гусары уже и не знали, какая по счёту пошла атака, когда услышали явные признаки переполоха в стане врагов.

– Давай ещё одну тремя сотнями сразу. – приказал Пётр. – И побольше шума. Орите во всё горло. Пусть думают, что нас тысячи.

Сказано сделано. Но на этот раз, орудия, почему то не стреляли. Сделав круг сотни вернулись обратно. Пётр немедленно послал в деревню разведку. Очень скоро, разведчики вернулись и доложили, что в деревне осталось не больше батальона и то, видимо для прикрытия.

– И что, они ушли, бросив орудия? – не поверил Пётр.

– Похоже на то господин полковник!

Пётр выслал повторную разведку, но она только повторила донесение предыдущей. Тогда он дал сигнал к атаке. Меньше чем через четверть часа, деревня была взята ими. Задребезжал рассвет. Часть, оставшихся в живых из батальона прикрытия француз, в смятении смотрели на несколько сотен всадников, которые взяли деревню.

– А где же все остальные? – говорили их взгляды.

Анастасия некоторое время наблюдала за тем, как Виктория хлопочет над печью, готовя ужин. У неё ловко получалось, хотя по всей вероятности, она подобно самой Анастасии, ничего такого в прежней жизни не делала. Анастасия вздохнула. Когда эта жизнь закончится? И какая жизнь будет после войны? И нужна ли будет ей такая жизнь? – эти вопросы часто возникали у неё в голове. И почти всегда, она не могла на них ответить. Как не могла и ответить на многие другие. Ещё раз вздохнув, она взяла моток белья и вышла из домика. Убедившись, что никого из французских солдат поблизости нет, она спустилась к озеру и начала стирать. Вода была холодная. Руки мёрзли. Но Анастасию ничуть это не волновало. Она знала, что это необходимо сделать. Вот и всё. Не раз во время стирки, она с грустью оглядывалась на дом. Он давно потерял былую привлекательность, как и Римский парк. Парк был практически полностью разрушен. Лишь кое-где высились уцелевшие колоны. Столько лет заботливые руки создавали эту красоту,…и в один день всё было уничтожено. Анастасия не столько тосковала по парку, сколько по дому. А больше всего по дневнику Петра. Она не успела его взять с собой, и он сгорел. Этот дневник все, что от него оставалось. Это была просто память. А само содержание дневника, Анастасия помнила. Она помнила каждую строчку в дневнике. Часто она воссоздавала эти строчки в памяти и раз за разом повторяла, словно молитву.