- И мне так кажется, Паш, я в это верю, надеюсь на это… Гордый? И мне он показался гордым, да я-то… а ты почему так решил?

- У него в следующую пятницу день рожденья. Ну, четырнадцать ему. Вот, я говорю, что-то надо будет тебе подарить, бл-лин, он чуть не кусаться, что ты! - да мне ничего не надо, да я не из-за подарков там, ты чо, Паш, да я… И так далее. Ха, краснеет, потеет, - классный пацан, не то, что эти мои, из гимназии.

- А ты что? Про подарок?

- Молчать, говорю, Белов! Если б ты из-за этого, тогда бы я… Понял? - говорю, - Как хочешь, но если тебя батя привёл, то ты с нами, всё, глохни, ты с нами, значит и будешь по нашим правилам, а у нас правила, вот если с нами, то на день рождения, да и просто так, тогда надо дарить чего-то. И глохни, а то уйду щас, и альбомы свои можешь, - ну, про самолёты, - можешь тогда и не показывать мне, Белов…

- Павел, я не могу постигнуть, как ты годовые по русскому языку сдал!.. Это, Паш… спасибо…

- Ум-гум… Дай ещё глотнуть. Дай! Ну, вот, он понял, по ходу, что я не шучу, ладно, говорит, только что-нибудь недорогое, Паш, как-то так вот… А я такой: - А у меня и бабок на дорогое нету, я на парашютную секцию коплю, так, подарю что мне самому не надо, ну, там футболку драную, ещё там чего, - он смеётся, ну, вот… Пап, можно я сладенького выпью чуточку, а? Ну налей, а…

- Мама дорогая… Хана мне, - если ты ещё и поддавать начнёшь, - всё, хана. Пусти-ка, но только капельку!

- Так и не надо больше, я ж не то, что некоторые… Всё, не перебивай!

Пашка берёт бокал с Хванчкарой, который я ему протягиваю, ждёт, пока я сяду, и сам устраивается поближе ко мне, под самый бок, - так ему лучше, он всегда так старается устроиться, когда у нас с ним возникает совсем уж доверительный разговор…

- Да. Это катит, а то кислушкой давиться мне не в тему! Ну, вот. Но Белов гордый вообще, по жизни, не только про подарки там. А чо, мне нравится, и не псих, понял он, что я сильнее, и ничего, но я не давлю особо, говорю же, он мне понравился, нельзя ведь давить, если кто нравится! Так ведь?.. Ну вот, я и не буду давить, так просто, курить ведь плохо, - да мне-то по, но если он с нами, то курить бросай, не люблю.

- Забудь ты про курево, я сам как-нибудь решу это с ним.

- Ты решишь, как же… Ладно, дело ваше, с Беловым. М-м, сладенькое!.. Пап, ну это я понял, что он тебе понравился, но ты скажи, - только понравился? И всё? Это же ничего не значит, мне же вон тоже, мало ли кто нравится!

Я без паузы, без раздумий отвечаю моему старшему сыну:

- Паш, я пропал. Я в него по уши втрескался, и как только угораздило…

- Вот ты бы сейчас себя в зеркало видел бы! Я уж и не помню, пап, когда ты таким… таким выглядел! Счастливым, что ли… Ладно, Белов, ладно, тогда кури, разрешаю. Папа, ты только мне расскажешь, как у вас первый раз будет! Ну, когда вы первый раз в постель залезете.

Я чувствую, что покрываюсь горячёй, совсем мальчишеской краской, и эта краска на моём лице, - она не пунцовая даже, - здесь, в этой краске слились все горячие оттенки красного, такие цвета разве что, только в доменной печи увидеть можно…

- Ну-у, пап, кончай, что ты, нормально всё!

- Да я… это… Паша, я тебе тысячу раз повторял, и повторяю снова: - у каждого своя… ментальность. Не могу я с тобой обсуждать такие вещи! Не могу и всё…

- Обсуждал же!

- Я согласен, обсуждал, но…

- А, понимаю, если про меня, - то это можно, а про тебя ты не можешь обсуждать? Да на хрен мне твои обсуждения, ты мне просто расскажи, как там у вас, и пипец, а обсуждать я и сам не хочу.

- Не в тебе дело, и не во мне дело. Паша, я твои… рассказы, про то, как у вас с Олегом, выслушивал… с душевным трепетом, с трепетом в том смысле, что я считаю, что это очень личное, очень, понимаешь, я так не могу, я даже…

- Что? Договаривай, пап, правило ведь, - начал, так договаривай!

- Я и в постели не очень люблю об этом говорить, мне кажется, что слова тут не слишком уместны.

- Да? Это ты так по глупости говоришь, это же кайф, - поговорить, - а то чо, просто, трах, и баиньки?

- Балда! Поговорить я не против, это нужно и важно, - говорить, только не о самом сексе, тут надо через чувство…

- Всё, дальше я не хочу слушать! Чувство! Кто ж спорит, но и обсудить, это тоже кайф, ну ладно, о чём хотите, о том с Вовкой и говорите, а только ты мне всё равно всё расскажешь, как там у вас всё будет по первому разу, а куда ты денешься, я ж с тебя с живого не слезу!

- Павел, ты… и вообще, ты говоришь об этом, как о чём-то решённом, неизбежном! Погоди, я бы всей душой, я полюбил парня, но ведь всё будет, - или не будет, - только так, как он сам решит, таков мой закон, внутренний, по иному я не умею, и не могу, не хочу я по-другому…

- Это я уже слыхал… Папа, я тебя люблю! Ты самый лучший! И если этого Белов не понял ещё, то поймёт всё равно, сто пудов уверен, а не поймёт, то и жалеть нечего, но он поймёт! Поэтому, потому что я так уверен, я и говорю, сам он к тебе в постель прыгнет, если ты не почешешься, но ты уж почешись, а то будете сиськи мять, переживать там, а чо переживать, - оба хотите, и не хрен тут переживать, раз, и всё ништяк, и кайф… И не хрен нервы там трепать, ни себе, никому, ни Вовке, вообще никому…

- Павел, если бы все в этом Мире жили по таким принципам, по которым живёшь ты, то лучше Мира бы и не было…

- Базара нет…

- Да только ты мне так и не сказал, почему, откуда у тебя такая уверенность в том, что я нужен Вовке, - понравился я ему, это я почувствовал, но…

- Но… То-то и оно, что но! Во, я с тобой поэтом стану! Погоди-ка, дай я поудобней сяду… Короче, я с Вовкой о тебе поговорил. Да не дёргайся ты! Вот же! Чо шугаешься? Не шугайся, я ни о чём таком не говорил, так…

Тут к нам в кабинет заглядывает Тимур.

- Пап, я в ванную! А чего это? Пашка, гад, ты мой сок хлещешь? Гранатовый мой хлещешь? Убью, если весь! На хрен замочу! В сортире. Тогда.

- Да я чуть-чуть только! Вот же, иди, давай, в ванну, стой! Ты там всё убрал?

- Я? Где? Там? А зачем? Я потом, может, ещё постреляю, завтра, или ещё когда, зачем убирать…

- Тимка, иди, умывайся, потом ужинать будем.

- Ага, я пошёл, а ужинать не хочу, а я, если увижу, что Пашка весь сок выдул…

Тимка исчезает, мы с Пашкой посмеиваемся ему вслед. Пулемёт, он Пулемёт и есть…

- Перебил, зараза…

- Ты с Беловым говорил обо мне…

- А, да! Да нет, я не то, чтобы говорил, я больше… Пап, да это Вовка всё больше говорил, ну, спрашивал, - какой ты, что любишь, как живёшь, когда встаёшь, где работаешь, всё-всё, я такой, ошалел как бы! Ну, он видит, что я рот раззявил, блин, папа, покраснел! Не, говорю же, - пацан суперный! А я ему такой, - да чо ты всё меня спрашиваешь, ты с батей сам и побазарь, он же видел какой, он зашибись у нас, ты и поговори… И тут, пап, я думаю, - блин, мама у Вовки только утром придёт…

* * *

Господа, я не виноват!

По мере своих скромных возможностей, я стараюсь говорить правду, зачастую пренебрегая при этом законами жанра, но сейчас всё написанное мною и вправду становится несколько смахивать на Голливуд… Х-холливуд, прости мя, Х-хосподи! Но что делать, такой вот был у нас с Пашкой разговор…

Погодите, господа мои, это ещё что, сейчас ведь, совсем уж как в самом неумном кино, будет телефонный звонок, и это позвонит Белов! Но…

Но, воля ваша, господа, так всё и было…

* * *

- Я знаю, да что с того?

- А то с того, что…

И тут звонит телефон. Да. Да, я сразу угадываю, кто это звонит… А что тут угадывать, это же мелодия вызова на второй линии моего смартфона, я ведь сам дал ему этот номер…

- Папа, это Вовка! Белов это твой, возьми ты мобильник свой, вон он на столе… Твой, свой, - блин, точно стихами говорить я начал…

- Да. Да, Володя, это я…

- Пап, это я ему сказал позвонить…

- Ил, я вот чего, я чо хотел…

- Пап, я подумал…

Я раздражённо машу на Пашку рукой, аферист гадский!

- Что, Белов, я слушаю, что ты хотел?

- Ил, это… а что мне брать с собой? Ну, одежду там, продукты, да?

Я смеюсь, смеюсь против воли…

- Белов, не надо продуктов, не дури, что же ты… Так, одежду, ну, не знаю, возьми что-нибудь, если чего забудешь, у Пашки подберёте, размер у вас одинаковый…

Белов молчит, дышит в трубку, что-то я не то говорю, он другого ждёт, сейчас он попрощается до завтра, и повесит трубку… и я торопливо добавляю:

- Ты знаешь, ты возьми с собой книжки какие-нибудь, я не знаю, будешь ли ты читать, но вдруг дождь, или ещё что… Хотя, вы же с Пашкой придумаете, чем заняться… Полно там у нас интересного…

Пашка закатывает глаза к потолку, яростно бьёт себя кулаком по лбу, делает мне какие-то жесты, интенсивно машет руками…

- Погоди, Вовка, секунду… - я зажимаю мобильник подмышку. - Что? Чего тебе, Паш?

- Мне! Это тебе, и Белову! Позови ты его к нам! Ночевать позови к нам сегодня, деятель!.. Ну, чего ты на меня так смотришь, и рот закрой, я же ему специально сказал позвонить, ты не понимаешь, что ли, он же затем и звонит… Да позови ты его к нам, папа! У-у…

Я потрясённо смотрю на Пашку, закрываю рот, и медленно говорю в телефон:

- Володя? Извини, я тут… Ты говоришь, у тебя мама с дежурства приходит к восьми утра?.. Ты знаешь, мы тут с Пашкой… То есть, я подумал, ну чего ты один ночью, приходи сейчас к нам, это… Погоди, я договорю… Да, ночевать останешься… Да погоди ты! Переночуем все у нас, утром соберёмся, заедем к тебе до прихода твоей мамы, поговорим с ней, - кстати, извини, я не спросил, как её зовут? - Оксана? - а отчество? - хорошо, ну вот, поговорим с ней, и в Абзаково к нам… Вовка, я тебя уже просил, - кончай с этим своим «не знаю»! И думать нечего, мыслитель, сердцем решай… сейчас надо тебе решить сердцем…