– Простите, а вы работаете, учитесь? – спросила Алька просто потому, что надо было хоть что-то спросить. Вообще-то надо было просто отправиться в ванную и завалиться в горячую воду с книжкой, но уж очень хотелось есть. – Вы учитесь?

– А? – очнулся от своих дум молодой человек. – Не-а, не учусь...

И снова замычал, не обращая на Альку никакого внимания.

– А где работаете? – все еще проявляла гостеприимство Алька.

– Да нигде, на фиг надо...

– Действительно... – пожала плечами Алька и уже больше с вопросами в парню не приставала.

Тогда из кухни выскочила Лидия Демидовна. Она специально сегодня отправила Варьку с Борисом в кино на два сеанса, чтоб не мешали, сама продуманно удалилась на кухню, чтобы молодые быстрее наши общий язык, но с языком явно что-то не складывалось.

– Алечка! А Владик страшно любит машины! – защебетала она, закатывая глазки. – Просто обожает автомобили, правда же, Владик?!

– А особенно колеса... – буркнула себе под нос Алька – парень был явный наркоман.

– Алечка! Расскажи, на какие педали надо жать, чтобы управлять машиной! Вот ты на какие жмешь?

Парень лениво посмотрел на Лидию Демидовну.

– А на фига рассказывать? – спросил он ее.

– Н-ну... так... – растерялась женщина. – Алечка у нас... совершенно замечательно водит машину...

– А-а, ну тогда поехали, – распорядился парень, поднялся и кивнул Альке. – Поехали, мне тут в одно место надо, отвезешь.

Алька молчком вышла из-за стола и терпеливо ждала, пока он обуется.

– Смотрите, шалуны, – шутливо грозила матушка пальчиком и лукаво щурилась. – Только недолго! Алечка, на ночь не оставайся.

Алечка кивнула.

По подъезду они шли молча, если не считать нудное мычание кавалера.

– Ну? Где тачка? – уставился на Альку ухажер сонными белесыми глазами. – Значит так... Сейчас добросишь меня до...

Алька нежно взяла его за пуговицу и четко произнесла:

– А теперь слушай сюда. Ты сейчас топаешь ножками, куда тебе надо, и больше я никогда тебя не вспоминаю. Никогда.

– А тачка? – не понял кавалер.

– А ты не вспоминаешь про тачку!

Когда она зашла домой, маменька, не надеясь на ее скорое возвращение, намазывала себе на лицо маску из оставшегося на столе картофельного пюре. Завтра с утра за ней должен был заехать жених, и она должна поразить его своей свежестью.

– Алька? – удивилась она, завидев дочь, сердито запыхтела и насупилась. – Ну? И почему ты удрала от него так быстро? Вот вы же с ним даже не поцеловались!

– Мам, с кем там целоваться? – вытаращилась на нее Алька. – Это же наркоман! И по всему видно, у него солидный стаж с этими наркотиками...

– Да хоть какой-то стаж! – взвилась уже Лидия Демидовна. – Вон наш Бориска опять хочет работу бросать, условия, видишь ли, не те! А у него ребенок намечается! А у нас здесь даже повернуться негде! А у этого Владика, между прочим, однокомнатная квартира в центре города! И папа-адвокат! А тебе сейчас хороший адвокат – во как нужен! – и она мазанула себя ладошкой по шее.

Алька не могла поверить – неужели мать и в самом деле хочет вытолкать ее за этого Владика?

– У меня есть адвокат. И потом, мама! Ну я же его не люблю! И он меня не любит.

– И не полюбит! Потому что ты ходишь по дому, как богомол! Еле ноги переставляешь, и такое выражение – ы-ы-ы! Смотреть не хочется! А ты улыбнись, помурлыкай, ущипни его, пощекочи, в бок тыкни...

– И тогда из глубины души поднимется любовь!

– Ну хоть что-то да поднимется! – рыкнула мать и огорченно плюхнулась за неубранный стол. – Ну в кого ты у нас такая?.. Замуж никак не вытолкаешь, а вот в милицию – запросто угодила... Господи, хорошо, что не дожил отец! Он бы не перенес такого позора! Хорошо, что он скончался...

– ...от беспробудного пьянства, – подсказала Алька.

– Да... – горестно проговорила мать и спохватилась. – Чтобы я про отца такого больше не слышала!.. А то не ровен час еще кто услышит...


Дни летели быстро. Алька работала и за себя, и за Катю Новикову, и за Ирочку Кузнецову, которая только-только вышла из декрета, денег на ее счету прибавлялось, и совсем не хотелось думать, что их придется отдавать. Она и не думала, потому что Максим категорически запретил ей об этом думать, а она ему верила. Он все так же довозил ее до дома, все так же звонил, но Алька видела – это вовсе не те отношения, о которых мечтает каждая девушка. Никаких восторженных взглядов, никаких вздохов, никакой трепетной нежности.

– И чего? Он тебя до сих пор еще ни разу не поцеловал? – допытывалась Ленка, которой Алька жаловалась на черствость Раскатова. – Ну каков негодяй, а? А ты, Алька, вот возьми, и сама его – зажми в углу...

– Лен, его не зажмешь, он ростом метр девяносто. И плечи у него такие...

– Вот черт, и здесь неудача, – расстраивалась Ленка. – Нет бы задохлик какой был, ты б его в два счета к стене прижала... Ну и чего делать? Сейчас суд пройдет, и опять исчезнет твой Раскатов, только поминай как звали!

Алька и сама это понимала. А день суда, между тем, приближался. И, наконец, наступил.

С самого утра Алька не находила себе места. Она и понимала, что ее в обиду не дадут, но уж больно не хотелось встречаться с Эрикой еще раз.

Сам суд она помнила плохо. Сначала всех представили – судью, обвинителя, защитников, потом кто-то выступал, кажется, обвинитель. По его словам выходило, что Алька, то есть Алина Антоновна давно питала недоброжелательные чувства к Эрике Семеновне, так как испытывала симпатию к ее супругу – Раскатову Максиму Михайловичу. В результате чего не справилась с собой и нанесла госпоже Раскатовой существенный материальный ущерб. Потом выступал Игорь Леонидович, и по его словам выходило, что Алька вовсе даже ничего такого к многострадальной Эрике Семеновне не испытывала, потому что знать ее не знала, а машину ее видела всего однажды, да и то на полном ходу. И вообще, у них имеются свидетели, которым есть что поведать.

Хоть Альку и царапало выступление обвинителя – так стыдно было слышать про себя всякие гадости, а еще стыднее, просто невозможно, когда он говорил о ее симпатиях к Максиму, но его вступление было детским лепетом по сравнению с тем, что говорила Эрика.

Она вышла к трибуне тонкая, стройная и бесконечно несчастная. Чтобы это свое несчастье подчеркнуть сильнее, она то и дело прикладывала белоснежный кружевной платочек к идеально накрашенным глазам.

– Мой муж работает инструктором в автошколе... – в глубоком горе начала она рассказывать. – Ах, если бы вы знали, сколько девушек сходили от него с ума...

Алька непроизвольно поискала глазами Раскатова. Он выступал свидетелем, а потому в зале суда еще не присутствовал.

– ...и как меня это травмировало. Как жену. Нет, я все понимала, я даже с некоторыми общалась по телефону, предлагала своего психолога, чтобы девочки могли менее болезненно пережить эту влюбленность, и даже великодушно позволяла... некоторым образом «угощала» учениц своим супругом – чтобы те могли поговорить с Максимом, пообщаться... Но Андреева Алина Антоновна! Она буквально не давала ему проходу! Мало того что она донимала мужа на работе, она еще и добралась до его матери! И угнетала старушку своими визитами! В ре-зультате которых мать мужа увезли в больницу с приступом!

– Это неправда! – закричала Алька, позабыв про все наставления Игоря Леонидовича.

– Ваша честь, там к делу приложены справки о нахождении Раскатовой Ирины Сергеевны в кардиологическом центре, – тут же вскочил обвинитель.

– Ваша честь, – холодно проговорил Игорь Леонидович. – Никем не доказано, что больная поступила туда из-за посещений Андреевой. Прошу бездоказательных обвинений моей подзащитной не предъявлять!

А Эрика старалась вовсю – скромно всхлипывала, беззащитно хлопала ресницами, тяжко вздыхала и умело орудовала платочком. Алька всерьез испугалась, что ей сейчас возьмут и поверят. Она бы обязательно поверила.

Потом приглашали свидетелей. Со стороны Эрики выступала неизвестная полная тетка, которая рассказала, что не однажды видела, как Алька приезжала к Ирине Сергеевне и даже нагло ставила свою машину во дворе старушки. Еще выступала какая-то намалеванная девица, утверждавшая, что училась с Андреевой в одной группе и сама лично видела, как та не давала проходу их инструктору. Алька ее не помнила, но девушка говорила довольно уверенно. Слушая ее, Алька чуть не провалилась под землю. Неужели ее чувства были так заметны? И когда только углядели, они ж общались с Раскатовым только в машине, а там какие свидетели?

Зато со стороны Альки выступил сам Максим.

– Андреева Алина Антоновна – моя ученица. Водила машину всегда отвратительно. И сейчас так же водит. Виноват, конечно, я сам, потому что не нашел к девчонке подхода, ругал, рычал... Поэтому никаких теплых чувств она ко мне и не думала испытывать. У нее одно желание было – поскорее перевестись к другому инструктору – к Аркадию Петровичу Гусеву.

– Прошу прощения, – вскочил Игорь Леонидович. – В деле есть высказывания Свечкиной Дины Викторовны. Она находится на санаторном лечении, поэтому не смогла присутствовать, но ее показания имеются. Свечкина работает секретарем в приемной директора автошколы и подтверждает, что Андреева в самом деле приходила к ней с просьбой перевести ее к инструктору Гусеву. Но у того уже не было свободных часов.

Алька даже охнула от удивления – а она и не знала, что секретарша, с которой у нее каждый раз происходили стычки, встанет на ее защиту. Она даже не знала, что она Свечкина!

Раскатов вдруг посмотрел на Альку, которая сидела на этой позорной скамье, и тихо произнес:

– Тебе от меня одни неприятности... Ты уж прости меня, девочка...

Эрика вскочила, хотела что-то сказать, но судья строго застучал молоточком:

– Свидетель, прошу обращаться непосредственно к судье! Вам больше нечего сказать, тогда садитесь.

Потом в Алькину защиту выступили два паренька из их группы и один серьезный дядька, их Алька помнила хорошо. Они в один голос утверждали, что ничего такого между инструктором и этой Андреевой не было, она и вообще с группой мало общалась, после занятий всегда торопилась домой, и даже когда им вручали права и вся группа собиралась, чтобы такое дело отметить, Андреева удрала самая первая, потому что за ней заехал какой-то дятел... простите, ваша честь, какой-то хмырь... простите... долдон.