— А мне это больше напоминало готический храм. Я играл там в видения святых.

— Что??? — Ядя не смогла сдержать смех. — Как это?

— Складывал ладони и долго смотрел на солнце через щели амбара. Смотрел до тех пор, пока у меня перед глазами не начинали мелькать цветные пятна. Это помогало мне воображать себя святым, на которого снизошли видения. Идем, я тебе покажу. — Циприан потянул ее за собой, и они побежали, хохоча во все горло.

Внутри амбара царил полумрак, прорезанный солнечными лучами. В рассеянном свете кружились пылинки. Ядя жадно втянула воздух в легкие. Да, хорошо знакомый запах… насыщенный, немного сладковатый… Этот запах никогда не выветривается, даже зимой.

Весь пол был завален мешками с табачными листьями. Это производило жутковатое впечатление.

— Как будто армия спящих тел… — прошептала Ядя.

— Идем поспим вместе с ними. — Циприан снял куртку и положил ее на табачные горы.

Он очень боялся к ней прикасаться. Внезапно его пальцы утратили ловкость. Он смущался, они оба словно учились всему заново.

В этом волшебном закутке он хранил свои детские сокровища, и когда Ядя вот так лежала здесь, он вдруг понял, что она и есть его самая большая и счастливая находка, главное в его жизни сокровище.

Ядю пробрала такая сильная дрожь, что она не могла сдержать стука зубов. Они были как парочка неопытных, немного испуганных подростков.

«Почему я смеюсь?» — подумала она, подавляя в себе нарастающий смех.

Ей было хорошо и легко. И уже через минуту она хохотала во все горло — так громко, как никогда в жизни, хотя по лицу ручьем текли слезы, будто кто-то открыл кран.

А потом, беспрестанно чихая от табака, они исполнили все танцы мира, после чего долго кружилась голова, а сердце разрывалось от счастья.

— Ты готова? — спросил он перед самым выходом на сцену.

Наконец их объявили, и камеры с этой минуты уже не выпускали пару из виду.

— Ну, в бой! — Циприан улыбнулся, чтобы приободрить Ядю, а заодно и себя, и, не удержавшись, шлепнул ее по попке.

Под первые такты известнейшего хита «You Never Can Tell» в исполнении Чака Берри Ядя выбежала на танцпол, сбрасывая на ходу шпильки. В черных брючках и подчеркивающей талию белой, простого покроя блузке она была настоящей Мией из лучшего фильма Тарантино. Ее взгляд из под ровной челки был настолько провоцирующим, что зал взорвался аплодисментами, которые, когда появился Циприан, переросли в овацию.

Пара источала такую необыкновенную внутреннюю энергию, что операторы почти перестали дышать, чтобы ничего не упустить. Каждая деталь была превосходно продумана, начиная с дырки в носке Циприана и заканчивая скучающим выражением лица человека, пресыщенного жизнью.

Циприан много лет ждал этой минуты, когда он сможет наконец станцевать твист Траволты по-своему. Так, как хотелось ему, без излишней напыщенности и спеси, без пиетета перед образом, в который ему предстояло войти.

Когда он появился в лучах софитов, у всех перехватило дыхание, до такой степени он не был похож на прежнего Циприана. Чтобы волосы, собранные сзади в небольшой хвостик, производили впечатление немного несвежих, он специально смазал их бриолином. Под брюки большего размера он подложил силиконовую подушку — это создавало видимость лишнего веса. Тесная рубашка обтягивала «пивной животик», какого в жизни у него никогда не было.

Циприан ненадолго замер на чуть согнутых ногах, а затем они начали, будто бы нехотя, этот чарующий твист.

Съемочная группа просто ошалела, камеры постоянно давали крупным планом дырявую пятку и сальную прядь, свисающую на щеку. А когда Ядя начала делать «волны» перед глазами, сначала одной, потом другой рукой, сменившиеся эффектным «нырком», в операторской раздался дикий вопль:

— Крупный план!!! Просто блеск! Глаза! Глаза давай, тааак!!! Общий, общий, и возьми обоих! Быстро, переходи на детали!!!

Уже давно ни одна пара не вызывала таких бурных эмоций. Потому что история, сыгранная во время танца, была полна внутреннего драматизма. Не обязательно было знать известный эпизод из «Криминального чтива», чтобы понять страстный код, объединивший — если по фильму — капризную жену босса и бандита, переживающего кризис среднего возраста.

Чак Берри умолк, чего нельзя было сказать о зрителях. Танец, столь не похожий на все то, что они видели до сих пор, покорил сердца всех присутствующих в зале и всех телезрителей.

Жюри было единодушно в своих оценках:

— По десятибалльной системе вы получаете двадцать.

Циприан боялся поднять голову — ему не хотелось, чтобы кто-то заметил, как он взволнован. Однако ему пришлось сделать это, потому что самый противный из членов жюри обратился непосредственно к нему:

— Ваше выступление повергло меня в полное отчаяние, Циприан Влодарчик. Впервые я не могу ни к чему придраться. Это был не только танцевальный, но и актерский шедевр. Вот уж действительно, только великий артист умеет уйти в тень, чтобы женщина проявила себя во всем своем блеске. И хотя партнерша станцевала феноменально, но настоящей звездой были именно вы.

Ядя, поднявшись на цыпочки (она так и не надела шпильки), нежно поцеловала Циприана в потный лоб.

Когда они вышли за кулисы, даже Молодой решился их поздравить.

— Силен, старик, — сказал он, шутливо ударив Циприана в грудь.

И только Верена стояла и молчала, сжав губы так, что они побелели. Заметив, что их по-прежнему снимает камера, она язвительно бросила в сторону Яди:

— Интересно, ты так же, как героиня фильма, накачалась кексом?

Все еще тяжело дыша, за Ядю ответил Циприан:

— Она бы хотела, солнышко, но ты вынюхала все, включая сахар для кофе.

Спустя полчаса определились финалисты. Зрители отказали в симпатиях Верене, но поддержали Молодого. Циприан и Ядя на этот раз были вне конкуренции. Замученный партнер Верены воспринял поражение с явным облегчением. Роберт уже не мог дождаться, когда наконец вернется к своим квантам и кваркам. Все-таки они были более предсказуемы, чем эта чокнутая истеричка.

Услышав решение жюри, молодой снова подошел к Циприану и, встав в боксерскую стойку, заявил:

— Я сожру тебя живьем, а твои яйца повешу на рождественскую елку.

Вскоре все отправилась в клуб «Отстой», где по традиции отмечался каждый выход в эфир. За горластой, приплясывающей на ходу компанией наблюдала, сидя за рулем своей машины, взбешенная Верена. Разумеется, она не пошла с ними, ей не хотелось «держать лицо», когда игра проиграна.

Ядя с Циприаном вышли из студии чуть позже остальных. Теперь они бежали, взявшись за руки и обмотав шею одним шарфом. И выглядели они такими счастливыми, что Верена в отчаянии начала грызть длинные ногти. Когда один обломился и больно выстрелил ей прямо в глаз, она громко расплакалась. Как маленькая девочка, которую никто не любит.


Эдвард стоял перед зеркалом в прихожей и старательно втирал в усы туалетную воду «Пират». Несколько дней назад он дал Циприану последнюю возможность, чтобы тот ушел с честью. Но самоуверенный нахал даже не подумал отстать от Яди. Эдя прекрасно знал этих ловеласов! Этих шалых вертопрахов со змеиным взглядом… Такие сначала отравляют жертве мозги ласковыми словами, а потом, когда нужно принять жизненно важное решение и действительно быть мужчиной (постель тут ни при чем), поминай как звали! А бедняжке останутся ночи, полные слез… Ну нет! После их последнего выступления он не собирался спокойно смотреть на это. Он слишком хорошо знал, чем все это кончится. Потому и решил перейти в контрнаступление, чтобы одним сокрушительным ударом положить конец пошлейшей истории.

Эдя решил сделать предложение. У него была вполне приличная пенсия, хорошая квартира, и сам он, слава богу, пока еще не развалина. Несколько лет протянет, а то и больше. И малый его полюбил, а это главное. Да и Ядя, поди, не девчонка, уже в возрасте, и теперь ей нужен степенный мужчина, способный позаботиться и о ней, и о ее сыне. Важна, прежде всего, стабильность — одними флиртами сыт не будешь. Кому нужны эти возвышенные порывы? От них только скорее сыграешь в ящик!

— Ну, мужчина я порядочный… — Эдя с удовольствием рассматривал себя в зеркале. — Серьезный и ответственный…

В вазе стоял большой букет белых роз с нежной зеленоватой каемочкой на краешке лепестков. Он ездил за ними аж в Кабаты[46], к садоводу, разводящему голландские цветы. Когда нужно было, Эдя умел сделать широкий жест, а для нее готов был отправиться за цветами аж на Аляску.

Весь дрожа от волнения, он взял розы и тихо вышел из квартиры. Вот будет пересудов, если его увидит кто-нибудь из соседей…

Эдя повернул ключ в замке и хотел уже подняться наверх, когда услышал голоса этажом ниже. Он осторожно подошел к перилам, чтобы посмотреть. На лестничной площадке стояли Ядя с Циприаном. Они о чем-то негромко разговаривали, а потом… он ее поцеловал. Так необычно нежно и чувственно, что у Эди закружилась голова. Чтобы не упасть, ему пришлось покрепче ухватиться за перила. Она ответила на поцелуй еще чувственнее и нежнее… С каждой секундой в сердце отставного полицейского нарастала боль. Эдя с трудом открыл свою дверь и, едва переступив порог, рухнул на пол, повалив вешалку. Прежде чем потерять сознание, он пробормотал:

— Старый слепой дурак…

Большой букет роз неприкаянно лежал на грязной лестнице, воняющей кошачьей мочой…


Пани Похлебка теперь относилась к Яде с глубочайшим уважением. Старая грымза не переставала восхищаться, как она выражалась, «интеллектуальной независимостью» Готи. Под «интеллектуальной независимостью» подразумевался его строптивый, с трудом подчиняющийся школьным порядкам характер. Но кто сказал, что это плохо? Когда Ядя стала звездой, «минус» поменялся на «плюс», и это нисколько не претило педагогическим принципам директрисы. «Второе чудо в Кане Галилейской», — думала Ядя.