Клодин надеялась, что они пощекотали нервы его сестре своей женитьбой, но она сомневалась насчет остальных. Алиса послала письмо на адрес отеля, который ей оставил Баррет, выражая сомнительные поздравления, и пожелания, что он в свои-то годы не сделал ничего дурного и глупого. Несомненно, его жена захочет сделать всевозможные модные изменения в старом доме, но она решила оставить этот вопрос на Клодин, так как она сама всего лишь сестра. Эти строки замыкали список ценных указаний и изменений.

Переезд из Чарлстона в «Гусхил» — родовое имение Форбсов занял чуть больше часа, но Клодин почти заснула, когда Джон остановил экипаж напротив величественного дома из красного кирпича с лестницей, серпантином спускающийся к реке от портика с белыми колоннами.

Было уже темно, и по обеим сторонам подъездной аллеи, как, впрочем, и на двери, горели огни. Как только раздался скрип колес, входная дверь распахнулась и из нее высыпала толпа чернокожих в сопровождении белой женщины в сером шелковом платье и чепце на голове. У нее были песочного цвета глаза, как у Баррета. На лице у нее было написано полное ко всему недоверие. Она посмотрела на часы на цепочке, висевшие у нее на шее.

— Ты очень поздно приехал, Баррет.

— Алиса, ты же знаешь, что не я веду пароход. — Баррет вылез из экипажа и помог Клодин.

— Клодин, это моя сестра Алиса, Алиса, это Клодин, и мы очень устали и проголодались.

— Я не удивляюсь; путешествовать на всех этих поездах и останавливаться в отелях…

— Это было неделю назад, — сказал Баррет.

Клодин разглаживала свое дорожное платье.

— Все, что нас подвело — это отсутствие обеда, поскольку мы знали, что ты нас накормишь дома.

Баррет поцеловал сестру в щеку.

— А вот если бы мы не были голодны, ты бы, пожалуй, оскорбилась.

— Тогда заходи в дом и не держи Клодин на улице.

Алиса окинула взглядом рабов, которые собрались, чтобы получше разглядеть новую хозяйку.

— Так, а вы все быстро за работу. Успеете насмотреться утром.

Она оценивающе оглядела Клодин.

— Вы очень красивы, и могу предположить, что вам не больше восемнадцати лет. Не могу понять, почему вы вышли за моего брата. Но тем не менее милости просим.

С этими словами Алиса ввела их в дом. Баррет посмотрел на Клодин, чтобы понять, что она думает по поводу всего этого, и с удовольствием увидел, что ее губы восхищенно приоткрыты.

— Мне кажется, ты должен быть чуть ли не судьей для своей сестры, — шепнула Клодин, когда они вошли в теплый, освещенный свечами холл.

— Я покажу тебе твою комнату, на тот случай, если ты захочешь воспользоваться удобствами до ужина, — произнесла Алиса. — Просто сейчас слишком холодно и сыро ходить на улицу, да еще вчера Питер убил на дорожке змею. Я говорила тебе, Баррет, что надо построить удобства ближе к дому, но разве ты слушаешь. Я думаю, теперь ты будешь слушать, что тебе говорит жена.

Алиса начала подниматься, и Клодин, улыбнувшись через плечо, последовала за ней.

Баррет наблюдал, как они уходят со смешанным чувством удовлетворения и облегчения, если Клодин справилась с Алисой, то она, уж конечно, сможет держать себя с его друзьями и соседями.


Клодин помахала платком вслед уезжающим экипажам. Баррет, стоящий чуть сбоку, подошел, положил руку ей на талию и поцеловал ее в щеку, щекоча ленточками от традиционного чепца замужней женщины, сидящего на ее курчавой голове, у себя в носу.

— Счастлива?

— Ослепительно. Я обожаю твоих друзей Лоингвортов. Холисесов тоже, хотя я чувствовала себя несколько неудобно среди них.

Мне показалось, что я познакомилась с ними в плохую минуту.

— В этом мире все что-то скрывают. Мы делаем вид, что симпатизируем, хотя на самом деле нет; поздравляем, когда на самом деле завидуем, хотим быть довольными, но в действительности неудовлетворены.

— Все, кроме Алисы, — ухмыльнулась Клодин. — Хамелеонство не ее привычка.

— Нет, — подтвердил Баррет, — но это только потому, что она не знает причин.

Он увел Клодин в дом.

— И так как Алиса легла спать, самое время кое-что тебе показать.

Клодин проследовала за ним в библиотеку, где он зажег китайскую лампу на массивном ломберном столике. Он залез на небольшую лестницу и достал с верхней полки книгу в кожаном переплете. На ней золотом было выведено: S. N. Doyle. Клодин с недоумением посмотрела на Баррета, когда тот положил книгу на стол.

— Самуэль Натаниэль Дойль. Дальний родственник по отцовской линии. Он сам их переплетал. Насколько я знаю, никто не удосужился разрезать странички, еще меньше их читали. Так из нее получился отличный тайник, — он сдул слой пыли с книги.

— Для чего?

Баррет улыбнулся такой улыбкой, какой Клодин ни разу не видела на его лице.

— Для старого всеобщего презрения.

Он открыл книгу и вынул оттуда небольшой портрет без рамки. На портрете была изображена очень красивая женщина, одетая в платье довоенных времен. С картинки им улыбалась женщина в напудренном парике. Клодин посмотрела сначала на портрет, потом на мужа.

— Моя прабабушка. Мать матери моего отца. Она была квартеронкой. Я никогда не видел ее, и никто не говорил о ней ничего, но мой отец решил, что я должен знать.

Он снова закрыл книгу, спрятав портрет, потом нагнулся и поцеловал жену.

— Никто и никогда не нашел портрета моей прабабушки, так что я думаю, у нас все будет хорошо.


В «Прекрасной Марии» празднества закончились, наступил очередной рабочий год; все повторялось. Следуя за плугом, рабы начали высаживать семена тростника, специально сохраненные с прошлого года.

Дождливым днем в конце января Поль собрал вместе жену, тетю, детей, Дину, Романа, Адель, которые после свадьбы должны были стать членами одной семьи. Салли знала, что это значило, но остальные выражали любопытство и непонимание. Поль начал.

— Я составил завещание. Точнее, я его переделал. И так как мне четыре месяца в году минимум придется проводить в Вашингтоне, я решил некоторые его пункты огласить сейчас.

Люсьен, сцепив руки, положил их на колени, а Роман выглядел будто не в своей тарелке, как если бы домашние дела его друга не имели к нему никакого отношения.

— Эти пункты касаются всех вас, — заявил Поль, видя состояние Романа.

— Некоторых это будет касаться в меньшей степени, но я счел нужным объявить это всем, чтобы потом не было недомолвок и недопониманий. И ты, — обратился он уже лично к Роману, — ты тоже должен все знать.

— Хорошо, если глава семьи желает этого — я останусь.

— Ты всего на два года младше меня, — отрезал Поль, — и если ты будешь обращаться со мной, как с Метуселаном, я прокляну тебя и не оставлю тебе ни копейки.

Роман усмехнулся. Он прекрасно знал, что Поль не собирается ему ничего оставлять, и подозревал, что сегодня его основной задачей было беспристрастно наблюдать за остальными.

Поль поправил очки и посмотрел в записи, которые держал в руках.

— Фелисия уже получила свою часть наследства, так же как и Холлис, когда выходила замуж за своего покойного мужа.

Он посмотрел на Холлис.

— Если ты еще раз выйдешь замуж, киска, то, для соблюдения приличия, я сделаю тебе подарок, но твоя судьба полностью в твоих руках, и этого вполне хватает, чтобы жить не испытывая нужды. Когда Эмили выйдет замуж, то ей тоже будет выплачена ее доля от «Прекрасной Марии», равная долям ее старших сестер, и тетя Дульсина, естественно, тоже получит свое.

Он посмотрел на тетушку Дульсину уверенным взглядом, как бы подтверждая свои слова, но та лишь всплеснула руками, давая понять, что понимает в денежных вопросах не более, чем в кротах, но уверена, что Поль не обидит ее.

— В дополнение, — продолжал Поль, — каждая девочка получит наследство от их матери в свое время, а тебе будет процент от «Прекрасной Марии» на всю твою жизнь.

Салли кивнула. Они заранее обговорили детали между собой.

— Что касается самого имения.

Поль посмотрел на сыновей:

— Я никогда не был сторонником раздела имущества, но теперь, видимо, придется — у меня нет выбора. Люсьен, я не могу ни отдать тебе «Прекрасную Марию» целиком, ни лишить тебя ее.

Лицо Люсьена залила краска гнева. Поль посмотрел на Дэниса, который сидел молча, но смотрел во все глаза.

— Дэнис, мне кажется, из всех моих детей ты больше всех любишь «Прекрасную Марию». Я могу отдать тебе все, но вы с Люсьеном получите поровну, а дом поделите между собой сами, если, конечно, один из вас не надумает построить собственный дом на свои деньги.

Дэнис расплылся в улыбке:

— После Дины — это лучший подарок, который я получил. Спасибо, папа.

— Но есть одно условие. И оно записано в завещании, потому что я не смог обойти его. Посмотри на меня, Люсьен.

Люсьен поднял глаза на отца, лицо Поля было непроницаемо.

— Дэнис будет полностью управлять «Прекрасной Марией». Полностью и безоговорочно. Если ты, Люсьен, каким бы то ни было образом вмешаешься, ты автоматически теряешь свою долю. Оставь все вопросы управления Дэнису и можешь жить в свое удовольствие.

Лицо Люсьена было белым от гнева и испуга. Он пристально посмотрел на отца, но промолчал, затем он вылетел из комнаты, а отец с сожалением смотрел ему вслед.

Адель без особого интереса смотрела на удаляющуюся спину Люсьена. Они получали половину «Прекрасной Марии», богатство, о котором она даже не мечтала. И если Люсьен был унижен, то ее это не касалось.

Дина смущенно смотрела на Дэниса. В ее глазах светилась гордость. Дэнис любил «Прекрасную Марию», и Дина тоже. Хорошо быть богатым, но они стали бы богатыми в любом случае. Это было то, чего Дэнис хотел больше всего на свете, а то, чего хотел он, и она хотела.

Поль снова заговорил в наступившей после ухода Люсьена тишине.

— Кажется, я все сказал. Я сказал это при всех вас, потому что хочу, чтобы мои слова были расценены без ошибок. Но я бы очень не хотел, чтобы это стало известно за пределами этого дома.