Взглянув на майора Прествуда, Мари сказала:

— Если вам дорога жизнь, сэр, пойдемте быстрее к моей карете.

Майор решительно покачал головой:

— Нет, мисс. Идите сами, а я задержу их.

Мари со вздохом закрыла глаза. И тут же подумала: «А может быть, я сделаю доброе дело, если позволю этому человеку с верблюжьими мозгами отправиться на тот свет?»

— Поверьте, сэр, мне ничего не угрожает, — проговорила девушка. — Только отойдите от меня, пожалуйста.

Прествуд отступил от нее на шаг.

— Дьявол вас разберет, — проворчал он.

— Сэр, садитесь в карету, а я поговорю с ними.

— Нет, я не оставлю вас лицом к лицу с вооруженными мужчинами! — гневно заявил Прествуд.

В следующее мгновение — турки уже подбежали к ним — Мари ухватилась за изумрудный мундир майора и громко сказала:

— Ты прав, любимый мой! Мы больше никогда не будем ссориться!

Она встала на цыпочки и запечатлела на его губах поцелуй.

Янычары в изумлении уставились на них, а затем принялись о чем-то спорить. Мари же, покосившись на них, обвила руками шею майора — и вдруг мысленно воскликнула: «Боже милостивый, зачем ты наградил такими мягкими волосами этого мужчину?!» Волосы его и впрямь оказались необычайно мягкими, чего, по мнению Мари, никак нельзя было ожидать.

— Снимите фату с моей головы, — прошептала она. — Пусть они видят, кто я такая.

Прествуд обнял ее за талию и тихо сказал:

— Если вы хотите представить это как ссору любовников, вам надо поцеловать меня еще раз.

— Нет!

Она чуть не задохнулась от гнева.

Но он обнял ее покрепче и поцеловал. Затем осторожно стянул с ее волос фату; поцелуй же его становился все более страстным.

Но ведь она не позволила ему целовать ее! Да, она сама его поцеловала, но этого было вполне достаточно! Однако следовало признать, что ничего подобного этому поцелую, она прежде не испытывала…

Мари безотчетно ответила на поцелуй майора — и едва не задохнулась от удовольствия. Ей хотелось торжествующе что-то прокричать, но тут его рука вдруг опустилась на ее ягодицы. «Господи! — мысленно воскликнула Мари. — Как же его остановить?!»

В следующее мгновение она почувствовала, как его тело прижимается к ее телу, а затем вдруг ощутила восхитительный жар между ног. Из горла ее вырвался стон, и она постаралась еще крепче прижаться к Прествуду. Мари ужаснулась своей дерзости, а также неведомому прежде ощущению. «Боже, что это было?» — спрашивала она себя.

Внезапно она ощутила, как рука майора приблизилась к ее груди, и ей теперь казалось, что все ее тело кричало и молило о ласках.

Но что же он делал с ней? Неужели пытался свести ее сума?

Тут Прествуд сделал шаг назад, и Мари, покосившись на янычар, заметила, что они вложили кинжалы в ножны, а затем направились обратно в кофейню.

«Но как же я позволила себе настолько потерять контроль над собой?» — подумала девушка. Осмотревшись, она увидела, что ее отец сидит чуть поодаль, изучая какой-то булыжник.

— Как ты думаешь, на этот булыжник могла ступать нога древнего римлянина? — спросил отец.

Мари помогла ему встать на ноги и пробурчала:

— Да, возможно. Если хочешь, возьми его с собой.

Она повернулась, чтобы посмотреть на Прествуда. А тот стоял с совершенно невозмутимым видом — как будто ничего особенного не произошло, как будто она только что не спасла его шкуру и как будто не он только что целовал ее посреди городской площади. Грубиян! Наглец!

Что ж, англичане могли шантажом заставить ее продолжать работать на них, но это вовсе не значило, что она будет подчиняться этому сторожевому псу, что будет выполнять его желания. И пусть не думает, что сумеет проследить за ней.

Сидя в экипаже, Беннет с удивлением спрашивал себя: «Черт побери, что же со мной случилось? Почему я лапал мисс Синклер прямо на улице… как похотливый рекрут?»

Если раньше он находил свое желание писать о ней странным, то страстное желание снова прикоснуться к ней казалось ни с чем не сравнимой глупостью. Желание испытать эту дрожь, сотрясавшую его до самой глубины души.

Так что же с ним такое? Может, полковник Смоллетт-Грин был прав, когда говорил, что поэзия — удел слабых офицеров-молокососов? Хотя нет, тут что-то другое…

Видимо, он, Беннет, слишком долго находился на полях сражений и слишком долго не прикасался к женщине, вот и все. Наверное, ему просто надо переспать с какой-нибудь женщиной, а не описывать эту.

Он посмотрел на мисс Синклер, сидевшую напротив него. У нее действительно были необыкновенные глаза — светло-карие с примесью нефрита, обрамленные золотистыми густыми ресницами. За такие глаза его сестры отдали бы что угодно. Эти миндалевидные глаза придавали ей необычайно экзотический и таинственный вид, и они сейчас ярко светились на прелестном лице с высокими скулами и греческим носом. А ее губы… Беннет со вздохом отвел взгляд от этих соблазнительных, чуть припухших от его поцелуя губ.

И она нисколько не походила на ласковую английскую кошечку — это была пантера, которая, казалось, была готова вцепиться ему в горло.

Он увидел вызов в ее глазах, но ей не следовало даже и пытаться обмануть его — это было бы совершенно неприемлемо.

А вот София частенько его обманывала…

Увы, любовь к сестре сделала его доверчивым и слепым. Он верил ей, если она не появлялась, когда собиралась вся семья, — София объясняла свое отсутствие неожиданной болезнью, хотя сестра даже в детстве никогда не болела. Он поверил ей и тогда, когда она сказала, что синяк у нее на скуле появился оттого, что она стукнулась о дверь. Черт возьми, он даже подсмеивался над ней!

Но он не допустит, чтобы эмоции влияли на его отношение к мисс Синклер. А потом, когда она сделает то, что должна была сделать, он сможет уехать в Англию.

Глаза мисс Синклер сверкнули.

— Перестаньте злиться, сэр. Не моя вина, что мне пришлось спасать вас.

Беннет кивнул:

— Благодарю вас за сообразительность, мисс Синклер.

Она нахмурилась, очевидно, пытаясь найти подвох в его словах. Затем скрестила на груди руки и стала смотреть в окошко.

Ее отец сэр Реджинальд, сидевший рядом с ней, то и дело улыбался. От отца она унаследовала темно-каштановые волосы, но на этом сходство заканчивалось. Лицо сэра Реджинальда не отличалось резкими чертами, а пристрастие к опиуму лишило его глаза блеска и выразительности.

Мисс Синклер взглянула на майора и увидела, что тот пристально смотрит на ее отца.

Она поспешно перевела взгляд на окно. Слишком уж поспешно.

Ему захотелось успокоить ее, и он сказал:

— Его болезнь не отразилась на вас.

Она снова нахмурилась и проговорила:

— Почему вы предположили, что меня беспокоит ваше мнение обо мне или о моем отце? Только потому, что какой-то слабоумный поручил вам охранять меня? Думаете, что обладаете властью распоряжаться моей жизнью?

Беннет стиснул зубы и сказал себе: «Ты не должен злиться, не должен реагировать…» Армия научила его держать себя в руках, и он мог часами неподвижно сидеть в засаде в кустах. Так неужели эта слабая маленькая женщина заставит его вспылить? Нет, она не имела над ним власти!

— Уверяю вас, мисс, весь следующий месяц власть над вами будет принадлежать только мне, — ответил Беннет и тут же подумал: «Как такое сорвалось у меня с языка?»

Мисс Синклер в ярости прошипела:

— Этого не будет, черт побери!

— Именно так и будет. Потому что я должен охранять вас.

— Но я лишь согласилась сделать чертежи. Мне не нужен тюремщик.

— Вы должны быть живы, чтобы их сделать.

— Как же вы предполагаете обеспечить мою безопасность? Ведь одно только ваше присутствие может выдать меня. Из-за вас меня могут разоблачить. С вами риск намного увеличивается, неужели не понимаете?

Беннет невольно вздохнул.

— А вам надо понять следующее: то, что вы делаете для британцев, очень опасно, мисс Синклер. Скажите, с кем я встречался сегодня утром?

Мари с вызовом посмотрела на майора.

— С моей горничной, сэр.

— А что вы собираетесь делать сегодня после полудня?

Девушка фыркнула и заявила:

— Я буду занята.

— Чем же?

Она с вызовом вскинула подбородок.

— Это мое личное дело, и вас оно не касается.

— Мисс, что вы намереваетесь делать?

Беннет пристально взглянул на девушку, и этот его взгляд заставлял заговорить даже самых упорных из провинившихся солдат.

Но на мисс Синклер взгляд майора не произвел впечатления. Когда они подъехали к ее дому, она все еще молчала.

Беннет соскочил со ступеньки и помог девушке выйти из экипажа. Прикосновение к ней по-прежнему волновало его, и он чувствовал себя Прометеем, державшим похищенный огонь.

Мари попыталась высвободиться, но он еще крепче сжал ее запястье. Она поморщилась и сказала:

— Отпустите меня.

— Не отпущу, пока не узнаю, что вы собираетесь делать.

И пока он не убедится, что в этой женщине нет ничего особенного, кроме редкостного упрямства.

Мари резким движением высвободила руку, но Беннет тут же обхватил ее за талию, не давая сделать ни шага. Затем проговорил:

— Если вы не расскажете о своих планах, мы проведем здесь всю ночь.

Она ударила его кулаком в грудь, но ничего не добилась — он не ослабил свою хватку. Тяжело вздохнув, Мари сказала:

— Сегодня я останусь в моем доме, ясно?

— Что ж, вот и хорошо. А мои планы относительно вас мы обсудим завтра утром, ровно в девять.

Мари молча кивнула.

— Вы дадите мне слово, что не попытаетесь сбежать отсюда сегодня вечером? — спросил Беннет.

Она снова кивнула: