Как бы отвечая на его вопрос, она открыла глаза и встретилась с ним взглядом. Глаза у нее были карие с блестящими вкраплениями янтарного цвета.

Он буквально растаял от ее взгляда. Взгляд был нежный, милый и... ошеломленный.

Она пристально смотрела на него, как будто тоже потеряла память, потом охнула и отпрянула назад, покинув уютное местечко на его плече.

Он с трудом поборол желание вернуть ее на место, удержать. Она идеально подходила для этого места в его объятиях — такая миниатюрная, с такими изящными формами и такая красивая.

Он не имел права удерживать ее в своих объятиях.

— Вы уже проснулись, — тихо сказала она. Щечки у нее вспыхнули теплым розовым румянцем, от которого она стала еще красивее. — Как вы себя чувствуете сегодня?

Он помнил ее голос со вчерашнего вечера. Ему нравилось, как он звучит: мягкий, чуть хрипловатый, но невероятно женственный.

Закусив губу, она стала осторожно отползать от него. Он боялся даже, что она упадет с кровати. Но она села, спустив с кровати одну стройную ножку.

Копна рыжеватых волос в беспорядке рассыпалась по плечам. На ней были надеты обтягивающие хлопчатобумажные шорты и просторная тенниска, не скрывавшая приятных округлостей груди.

У нее была стройная фигурка — не тощая, а скорее гибкая, в хорошей форме, — что лишь подчеркивало красивую линию хорошо развитой груди.

— Чувствую себя так, как будто смог бы подняться на Эверест, — солгал он.

Она усмехнулась:

— Вот как? Ну ладно. — Она закусила губу и, чуть помедлив, спросила: — Память к вам еще не вернулась?

Он покачал головой, но сразу же пожалел об этом, потому что в висках усилилась пульсирующая боль. Резкие движения были ему явно противопоказаны.

— Пока нет.

— Надо вам показаться доктору.

— Если о том, что я жив, узнает человек, заинтересованный в моей смерти, то мне потребуется не доктор, а могильщик.

— Вчера вы не позволили мне сообщить властям. Я подумала, что, может быть, утром...

— Нет!

Он запретил ей делать это со всей решимостью, на какую был способен. Так подсказывал ему инстинкт, и он не станет ему противиться.

— Значит, вчера вечером кто-то действительно пытался убить вас?

По ее голосу он почувствовал, что она нервничает, хотя и пытается скрыть это. Она была не только красивой — она была сильным человеком, способным без паники справиться с критической ситуацией.

Она вызывала у него восхищение, наряду с чем-то еще, с каким-то удивительным чувственным влечением.

Испытывал ли он когда-нибудь что-либо подобное? Пожалуй, нет. Но чувство было удивительно сильным.

И оно казалось новым, еще не изведанным.

Он напомнил себе, что не имеет права сейчас питать какие-либо чувства ни к Джози, ни к кому-либо другому. Нет, только не сейчас.

Не сейчас, когда вся его жизнь перевернулась.

— Кому-то желательно, чтобы я был мертв, — сказал он ей. — И я уверен, что эти люди не обрадуются, когда узнают, что им не удалось убить меня вчера вечером. Опасность будет угрожать мне, пока я не вспомню, кто это сделал.

Она довольно долго смотрела на него.

— Пока что вы являетесь единственным человеком, которому известно, что я остался в живых и нахожусь здесь, — продолжал он. — Я знаю, что мое пребывание здесь сопряжено с большими неудобствами для вас...

— Вы хотите остаться... здесь? — пискнула Джози.

Сердце у нее замерло, и ощущение это было приятным, что больше всего встревожило Джози.

Зачем бы ей приходить в радостное волнение от того, что Джон Гарриман скрывается в «Голубой рыбе»? Это было бы глупо, просто глупо.

Вся эта история разрастается как снежный ком.

Она-то хотела позволить ему остаться на ночь, пока в голове у него не прояснится. Но вот уже утро, а он по-прежнему убежден, что если о нем сообщить властям, то это поставит его жизнь под угрозу.

Она вспомнила о том, как проснулась в его объятиях, словно любовница. Она понятия не имела, каким образом, всего лишь держа его за руку, она оказалась в его объятиях.

Этот мужчина был опасен — с заглавной буквы «О».

Еще неизвестно, что может произойти, если она будет проводить с ним слишком много времени.


Разумнее всего было бы вовсе не допускать его в свою жизнь.

— Вы могли бы объяснить все властям. У них есть свои возможности защищать людей...

Гарриман покачал головой:

— Я не могу допустить, чтобы о том, что я жив, узнали многие люди. Достаточно будет одному человеку проговориться, допустить ошибку или продать эту историю средствам массовой информации. Я понимаю, что прошу слишком многого. Вчера вы спасли мне жизнь. За это я у вас в неоплатном долгу. Мне не хотелось бы просить вас о большем, но вы единственный человек, который знает правду. Если вы поможете мне, то все так и останется.

Джон Гарриман прячется у нее в «Голубой рыбе».

Ей вспомнилось то, что сказала вчера вечером Бекки: «Ведь можно немного и пофантазировать. Это очень скрашивает жизнь».

Сердце у нее учащенно забилось.

Вот вам и фантазия. Фантазия из реальной жизни с доставкой на дом.

Джози была к этому не готова. Ведь она твердо решила жить спокойной, размеренной жизнью, сосредоточившись на работе.

По правде говоря, сейчас она и была сосредоточена на работе. У нее оставалась всего неделя для того, чтобы окончательно приготовить гриль-бар «Голубая рыба» к празднику по случаю выздоровления Скипа.

У нее не было времени на фантазии.

— Почему вы уверены, что я сама не продам эту историю средствам массовой информации? — спросила она, стараясь сохранять здравомыслие, несмотря на учащенный ритм сердца.

Она должна отговорить его от этой затеи. Он буквально просверлил ее взглядом.

— Я должен кому-то верить, — сказал он. — Так что приходится верить вам.

Она, конечно, никогда бы не продала информацию бульварным газетенкам, но ее удивило, что его доверие так сильно тронуло ее. Она просто растаяла от удовольствия.

— Ладно, — сказала она наконец. — Только не забудьте, что здесь гриль-бар. Бар не самое подходящее место для того, чтобы спрятаться.

Он обдумал ее слова.

— Это идеальное место для того, чтобы спрятаться. На виду у всех. Никто глазам своим не поверит, если увидит Джона Гарримана в баре крошечного городка, — разумно заметил он. — Тем более что средства массовой информации сообщили о моей смерти. Люди видят то, что, как им кажется, они видят.

Я всего лишь парень, который похож на какую-то знаменитость. Множество обычных людей имеют внешнее сходство со знаменитостями.

Джози закусила губу. Она все еще не была уверена, что понимает, как он намерен действовать дальше.

— А на какое время вы рассчитываете? — спросила она, заметив, что говорит об этом так, словно уже готова согласиться. — Что, если память никогда не вернется к вам?

Гарриман кивнул.

— На неделю, — сказал он. — Дайте мне одну неделю. Если память не вернется, я обращусь к властям.

Джози ничего не сказала. Она размышляла о целой неделе с Джоном Гарриманом и испытывала приятное головокружение.

— Здесь есть офис? — спросил он. — Может быть, я смог бы спать там хотя бы на полу? Или чердак? Или кладовая? Я мог бы устроиться там. Я не хотел бы стеснять вас.

— Офис Скипа не больше шкафа, — сказала она. — А на чердаке не закончен ремонт. Там нет системы охлаждения. Но сейчас июнь, и в жаркие дни температура там как в печке. А насчет кладовки даже не думайте. Придется вам остаться... — она судорожно глотнула и закончила: — здесь. В этой квартире, со мной.

Судя по всему, это его не обескуражило.

— Я хочу, чтобы вы знали, что мне не нужна благотворительность, — сказал он. — Я настаиваю на том, чтобы оплатить вам все расходы, проживание и питание. Как только ко мне вернется память, я снова получу доступ к своим банковским счетам. Вы говорили, что я очень богатый человек...

— Не нужны мне ваши деньги, — прервала его Джози, обиженная таким предложением; однако ее не оставляло приятное головокружение.

— Я не хочу быть обузой. Я не останусь здесь, если вы не позволите мне оплатить свое пребывание.

Гордый. Но это она уже имела возможность заметить.

Гордость — чувство понятное. Но все же деньги с него она не могла взять.

— Не надо вам никуда уходить, — сказала она, поняв, что выбора нет.

Она спасла ему жизнь. И теперь чувствовала за него ответственность. Пусть даже, кроме этой, и есть какая-то другая причина, она не намерена признаваться в этом, даже себе самой.

Она будет считать это гуманитарным проектом. Актом благотворительности. Ее мать внушила ей важность богоугодных дел.

«Да, Джози, ты правильно рассуждаешь».

— Можете остаться здесь, — собравшись с духом, решительно заявила она.

Она сможет побороть это глупое влечение. Она взрослая женщина, а не какая-нибудь малолетняя заложница разгулявшихся гормонов.

— Если вы и впрямь хотите как-то расплатиться со мной за ваше пребывание здесь, то могли бы, как только окрепнете физически, выполнять кое-какие работы в «Голубой рыбе».

Джози сформулировала мысль, которая пришла ей в голову спонтанно.

— Видите ли, я планирую устроить большой праздник по случаю возвращения на работу Скипа, моего отца. Он был болен и некоторое время не работал. В связи с этим у меня куча дел: покраска, мелкий ремонт и тому подобное. Я привожу в порядок гриль-бар в качестве подарка для Скипа. Работы еще полным-полно. — Она помедлила. — Правда, все это физический труд, — пояснила она.

Ей вдруг показалось, что она делает ошибку. Джон Гарриман был фактически представителем американской аристократии, а она предлагает ему случайную работу в каком-то баре.