– Ну, да! Скажете тоже. Отчего же тогда все туда валом валят? – ехидно поинтересовалась Эльвира Викентьевна.

– Не все. Вот узбеки, например, все больше в Россию норовят. А уж актеру русскому самое место в Питере. Даже в Москву надолго уезжать нельзя. Сразу талант пропадает.

– Вы, наверное, правы, – согласилась Евгения. – Сейчас все известные актеры выходцы из нашего Питера. Я вот слышала, многие даже живут на два города. В Москве, понятно, деньги, а вот, что же у нас такое в Питере для актеров полезное есть?

– Вдохновение! Я думаю, это результат Питерской мерзопакостной погоды.

– А вам, наверное, тяжело в нашей погоде? Вы же человек южный.

– Да я уж привык. Я того юга-то уж и не помню. Язык вот забывать стал. Спасибо Акбару, напоминает иногда. Так что, Шура, уж если не за тобой, то за вдохновением твой друг обязательно вернется.

– Да дело в том, что, похоже, влюбилась я сильно. И уже как-то с ним вместе привыкла. До последнего момента надеялась, что все у него сорвется. – Шура тяжело вздохнула. – А тут бах-трах все решилось! Раз, два – и он уже из Москвы в Америку вылетает.

– Это плохо, Шурочка, желать любимому человеку, чтобы у него планы сорвались и надежды рухнули, – печально сказала Евгения. – Это эгоизм с вашей стороны.

– Я понимаю. Только что же я одна-то теперь буду делать? В выходные, например? Не хочу я опять одна быть. Плохо мне. Скучно.

– Да ты, Шурка, оказывается махровая эгоистка! – ахнула Эльвира Викентьевна. – Значит, ты этого Жигурду своего заместо клоуна держала. Он тебя, выходит, развлекал, чтобы тебе одной не скучно было в свободное от работы время?

– Мама! Ну почему ты всегда все утрируешь?

– Как почему? Не почему, а зачем! Для ясности.

– Тяф, тяф, – добавила Сюсенька из сумки.

– Знаю я таких бабенок, – продолжала Эльвира Викентьевна. – Схватят мужика, и давай его любить. Так и залюбить могут до смерти. Уж не знала я, что дочь у меня такой пиявкой уродилась. Мужик должен иметь несколько степеней свободы! Только тогда он дышит полной грудью и радуется жизни.

– Правильно говорите! – согласился Ашраф. – Я всегда знал, что вы не только красивейшая, но и умнейшая женщина.

– Ну уж нет! – Эльвира Викентьевна погрозила Ашрафу пальцем. – Несколько степеней свободы, кроме одной. Знаю я вас, полигамщиков! Вам дай волю, у каждого бы гарем имелся.

– Я и говорю – умнейшая женщина! – Ашраф кивнул и улыбнулся. – Только гарем прокормить, это надо деньги лопатой грести. А с этим у некоторых заминка. Отсюда и предпочтение моногамным отношениям.

– Ага, – фыркнула Эльвира Викентьевна. – Это у вас там, на востоке, гарем прокормить надо, а у нас индивидуумы попадаются, которые на шее и у жены, и у любовницы прекрасно себя чувствуют. Еще и мать-пенсионерку трясут, как грушу.

– Шурочка, а почему вы в свободное от работы время не рисуете? У вас же талант. Я вот помню эту вашу картину, у вас в кабинете в «Космосе» висела. Очень интересная. Я бы такую купила себе. – Глаза Евгении опять вспыхнули изумрудным светом. – Нарисуйте для меня картину.

– Отличная идея! – согласилась Вера. – Шура, вы в свободное от работы время, ожидая возвращения вашего принца, будете рисовать картины, а мы их будем выставлять у нас в холле. И пусть наши дамы их покупают.

– Сейчас как раз дожди зарядили. Самая погодка для вдохновения, – поддержал Веру Ашраф. – Опять же деньги они никому не лишние. Даже если гарем кормить не надо.

– Родной матери, между прочим, и забесплатно можно натюрморт нарисовать. Мне бы в гостиную натюрморт подошел. В кремовых тонах. Пастель называется.

– Эльвира Викентьевна, соблюдайте очередь. Я первая попросила. – Евгения обиженно выпятила нижнюю губу.

– Кстати, про очередь… – Эльвира Викентьевна глянула на часы. – Я же на процедуры приехала. Шурка, кончай антимонию, пошли, будешь надо мной работать. – Эльвира Викентьевна подхватила сумку с Сюсенькой и последовала в сторону Шуриного кабинета. – Всем привет! – не оборачиваясь, сказала она и помахала рукой.

Шура встала, шмыгнула носом и послушно пошла за матерью.

* * *

Питерская мерзопакостная погода обычно дает о себе знать сразу после недолгого бабьего лета. Бабье лето в Питере как раз и есть то самое «пышное природы увяданье», о котором писал Пушкин. Дело в том, что в Питере и его окрестностях природа, действительно, увядает чрезвычайно пышно. Но уж очень быстро это происходит. Какое-то ускоренное увядание, ей богу! После этого начинаются серые тусклые дожди, и все приобретает какой-то осклизлый вид. И так до ноябрьских праздников, когда выпадает первый снег. Он, конечно, быстро тает и опять наступает та самая мерзопакостность. Вплоть до Нового года. На Новый год в большинстве случаев все-таки выпадает снег. Настоящий: белый и пушистый. А после Нового года и правда бывает «мороз и солнце – день чудесный», но опять очень недолго. В феврале к обычной мерзопакостности добавляется мокрый снег и снежная каша под ногами. В городе эта каша щедро сдабривается реагентом и у пешеходов не выдерживают никакие сапоги. Автомобилисты же страдают через уделанный кузов, который не отмыть без специальной технологии обезжиривания. И так до самого апреля. В апреле сквозь мерзопакостность пробивается солнышко, которое начинает даже слегка припекать. Правда из-за ночного подмораживания снег за городом тает аж до самых первомайских праздников. Однако уже к середине мая природа буйно расцветает. Так же быстро, как и увядала в октябре. Еще бы! Ведь ей, природе, надо успеть в короткие промежутки времени без мерзопакостности и расцвести, и поцвести, и отцвести, и быстро увянуть. Ведь в июне опять начинаются дожди. И не «ах, эти летние дожди» с радугами и ливнями, а мелкие, назойливые словно мухи, дождики, моросящие круглосуточно. То есть, по-прежнему мерзопакостные и щедро сдобренные комарами. Потом июль с нечеловеческой жарой, дождливый август и снова здорово! «Пышное природы увяданье».

Конечно, творческим людям, коими являются практически все коренные петербуржцы, ничего не остается, как длинными серыми дождливыми мерзопакостными днями украшать своим творчеством жизнь Питерской публики. Они пишут картины и книги, сочиняют симфонии и стихи, снимаются в кино и играют на сцене. И не надо ехать за вдохновеньем в Прованс. Только деньги тратить. Самое вдохновенье находится на берегах Невы. Вышел на бережок, получил в морду заряд мокрого снега и сразу вдохновился. Бежать домой творчеством заниматься, ну, или в магазин за бутылкой. Как без бутылки вдохновленному человеку философствовать?

В самый разгар осенней мерзопакости Ашрафу позвонил какой-то однополчанин и попросил о помощи. Необходимо было куда-то срочно выехать, чтобы чего-то там такое настроить и наладить. А уж, кто как ни Ашраф является главным специалистом по настройке и наладке? Перед отъездом он строго настрого велел новому начальнику охраны «пасти периметр», ведь именно в мерзопакостную погоду разное отребье и шпана вдохновляются на противоправные поступки по отношению к чужому имуществу. Дело в том, что зимой и ранней весной «на дело» они не ходят, так как и вокруг имущества, и в лесу на снегу завсегда остаются отпечатки ног этих злых людей. По отпечаткам пограничник Карацупа и собака Мухтар своевременно обнаружат покражу, устроят погоню и могут даже вычислить местоположение бандитского логова. В смысле, явиться в соседний поселок и отнять награбленное. Опять же лазить по глубокому снегу с награбленным барахлом злодеям тяжеловато, поэтому зимой они сидят по домам у себя в поселке и строят козни. Всякие там планы набегов и все такое прочее. Летом же в лесу всегда болтается толпа народу. То ягодники, то грибники, то просто любители пикников и шашлыков. Не ровен час наткнешься на какую-нибудь парочку или дедка с корзинкой. А вот в осеннюю мерзопакостность шушера активизируется и идет на приступ чужой недвижимости и движимости.

Недвижимости в клинике «Вечная молодость» много. И движимости тоже. Особенно, когда клиентки со своими модными автомобилями в клинике ночуют. Кто отвечать будет, если у Евгении, например, «Ауди» угонят? Или «Мерседесу» Эльвиры Викентьевны ноги приделают. Так что охране Ашраф объявил осеннее усиление. Перед каждым постом охраны поставил конкретную задачу. Пост, который в будке на въезде, должен неотрывно следить за автомобилями. Второй пост, который в здании клиники, должен обеспечить безопасность клиенток и их сумочек, особенно в ночное время. И, наконец, третий пост должен курсировать круглосуточно между клиникой и въездом с регулярным обходом территории каждый час. Обычно большую часть этих обязанностей выполнял Акбар, поэтому охранники могли себе спокойно дрыхнуть на посту, зная, что Акбар всегда подаст сигнал тревоги. Но Акбара, естественно, Ашраф забирал с собой, ведь тот в любой наладке и настройке был Ашрафу незаменимым помощником.

Затем Ашраф озадачил и проинструктировал дворника, отдал необходимые распоряжения старшей горничной, сдал дела Вере и Тамаре Федоровне, загрузил Акбара в «Ниву» и отбыл на неизвестный срок в неизвестном направлении.

– Хозяйка, ты уж меня за отлучку прости. Я товарищу отказать не могу. А ты береги себя и Тропилиным сильно не увлекайся, – на прощанье сказал он Вере, погрозив остатком указательного пальца. – Знаю я его. Только я за ворота, так он тут, как тут. Постараюсь обернуться до холодов.

Акбар же Вере ничего не сказал, а только улыбнулся, подмигнул и помахал хвостом.

Глядя на удаляющийся в сторону леса автомобиль, Вера почувствовала себя несчастной одинокой сиротой.

Серые дни потянулись один за другим, расцвечиваясь только появлением на парковке нарядных сверкающих автомобилей клиенток клиники. Без Ашрафа Вера еще больше погрузилась в свой бизнес. Хотя, казалось, куда уж больше? Однако каждый день был полон открытий, и Вера удивлялась, какой колоссальный объем работ тихо и незаметно выполнял Ашраф. Вот уж точно сподвижник и соратник, иначе и не скажешь. Она решила, что в первую очередь по его возвращению подымет ему зарплату и назначит своим заместителем.