Боун улыбнулся. Это была его первая улыбка на памяти Кассандры.

В другой раз, тренируясь, но теперь уже на оружии Никодемуса, Кассандра неудачно загнала пулю в ствол его ружья.

— Теперь выстрелом разорвет ствол, — предположил Никодемус.

— Тебе придется показать ей, как разобрать ружье, — лениво заметил Алекс, — или это сделаю я.

— Лучше ты, — раздраженно предложил Никодемус.

Так она научилась разбирать и самое мощное их ружье. Ствол надо было промывать в мыльной воде с помощью специального шомпола.

— Мыло? — она была приятно удивлена, когда Алекс объяснил ей это. — Можно мне тоже помыться мылом?

Она уже много месяцев не мылась мылом и не могла поверить, что его берегут для чистки оружейного ствола.

— Ты считаешь, что иметь надежное оружие менее важно, чем быть хорошо вымытым? — спросил Алекс.

Неожиданно мыло ей предложил Пинто, при условии, что она позволит ему присутствовать при ее купании.

Всю ночь ей снились команчи с лицом Пинто. И она больше не хотела вспоминать о своей просьбе.

Постепенно Кассандра стала неплохим стрелком. Очевидно, у нее получалось бы еще лучше, если бы она не обращала внимания на Алекса больше, чем на мишень. Однажды Алекс даже похвалил ее, определив, что теперь она умеет достаточно, чтобы при необходимости застрелить Пинто. Парню он напомнил при случае еще раз.

— Если я обнаружу, что ты опять пристаешь к ней, тебе несдобровать.

Но Пинто, выслушав, только улыбнулся.

Больную левую руку Кассандра постоянно тренировала. Превозмогая боль, почти каждый день она выезжала во второй половине дня верхом. А в течение дня всегда жадно слушала и запоминала все: разговоры мужчин о том, как следует ловить и приручать лошадей. Ей очень хотелось стать полезной в их основной работе.

Мужчины часто обсуждали план предстоящей охоты. После ловли лошадей они занимались их приручением, привязывая веревками к уже объезженным кобылам или объезжая их вдоль песчаного русла ручья, где падение на землю было менее рискованным.

Жизнь здесь была полна опасностей. Все время в дороге, всегда в ожидании возможной встречи с индейцами. Она сама удивлялась обнаружившейся в ней способности жить в мужском обществе. До прошлого года все ее время проходило среди женщин и девушек-студенток в заведении матери, и еще школьных воспитательниц. Жизнь отца, когда он бывал дома, очень мало пересекалась с ее жизнью. Мужчин его круга она видела только по выходным дням. Потом они исчезали вместе с чашками китайского фарфора, которые прятались в буфет после их ухода. Когда Кассандра была совсем маленькой, она считала, что мужчины всегда проводят свои выходные дни между чашек и блюдец.

Все те люди, среди которых она росла, академические ученые, преподаватели, министры, студентки и студенты — все они жили жизнью разума, в то время как ее новые друзья здесь, в прериях, день за днем проводили как профессиональные искатели приключений. Эти люди смело смотрели в лицо опасности.

Сама же Кассандра никак не могла побороть в себе страх. Каждый всадник, приближавшийся к их лагерю, казался ей команчей и врагом. Эти воображаемые враги преследовали ее и во сне. Она просыпалась в холодном поту, а потом долго лежала и слушала спокойное дыхание Алекса. И только так успокаивалась.

Она уже сделала вывод, что Алекс был здесь самым отчаянным искателем приключений. Его отец когда-то в составе армии Эндрю Джексона воевал в Новом Орлеане. После окончания военных действий отец вызвал к себе семью. Там и родился Алекс. Позднее отец стал преуспевающим торговцем, имеющим долю в текстильном бизнесе. Но когда Алексу было семнадцать лет, отец неожиданно умер, и Алекс отправился на запад Техаса, к семье его сестры.

Кассандра с удовольствием отмечала много общего в их судьбах. Она ведь тоже отправилась на запад в семнадцать лет, после смерти матери.

Интересно, заметил ли Алекс это совпадение? Скорее всего, да.

А потом Алекс попал в отряды мятежников, выступавших против Мексики. Это очень не понравилось мужу сестры, который только получил от властей земельный пай. Алекс вспоминал, как в те годы он побывал на нескольких балах, организованных с целью умиротворения какого-то мексиканского полковника, который был послан на борьбу с мятежниками. Кассандра, когда слушала этот рассказ, почувствовала вдруг приступ ревности к тем синьоритам, с которыми танцевал на балах Алекс.

Через четыре года он опять оказался среди мятежников. И вскоре Техас стал независимой республикой. В то время ему повезло, потому что он сумел спастись в резне, которая была при Голиаде. Ему тогда помогла жена одного мексиканского офицера. Кассандра мысленно отругала себя за глупую ревность к женщине, которая спасла ему жизнь.

«Интересно, — думала Кассандра, — почему я не реагирую так, например, на рассказы Аурельяно? Он ведь явно оказывает мне знаки внимания, рассказывает длинные романтические истории о своих родных, об отце, который сражался вместе с Алексом. В конце своих рассказов о прошлом и темноглазых синьоритах он всегда добавлял, что его сердцу милы также и голубые глаза, и белокурые волосы».

Иногда с ней разговаривал и ворчливый Никодемус. Однажды она спросила его, был ли он когда-нибудь женат. Никодемус рассказал, что у него уже было три жены: две индианки и одна белая, и больше он не намерен жениться. Кассандра все-таки поинтересовалась, почему он не хочет больше домашнего очага.

— Очага? — фыркнул Никодемус.

— Ну, может быть, вигвама, — пробормотала Кассандра.

— Тебе никогда не доводилось бывать на баррикаде из лошадиных и человеческих трупов? Мою последнюю жену застрелили, когда мы с ней отстреливались из-за трупов павших лошадей. С нами были еще ребята с гор под командой Генри Фрэка. Его труп потом оказался залит кровью. Моя жена выглядела получше, но ненамного. В нее уже всадили кучу стрел, но она продолжала удерживать ружье.

— Извини меня, Никодемус.

— Все в порядке, — пробормотал он. — У нас с Алисой было три счастливых года. Она научилась приемам охоты у своего отца, а после его смерти продолжила его дело. Мы стали работать вместе и жили счастливо. Может быть, ее смерть и называется удачной. Во всяком случае, ей не пришлось хоронить детей, — продолжал он. — Потерять ребенка для женщины хуже всего. Да и для мужчины тоже.

Его лицо было мрачным. Кассандре стало очень жаль его.

— Я потерял до этого своих детей. От жен-индианок. Вот так у меня было три жены. Поэтому с меня хватит.

Она согласилась с ним: после всего пережитого начинать еще раз вряд ли захочется. И все-таки ей было приятно, что Никодемус поделился с ней своими горестями.

* * *

Алекс наблюдал за Кассандрой, вздремнувшей возле костра. Огонь золотом отражался на ее коже и длинной косе, спадавшей на грудь. Каждый день он старался как можно меньше находиться поблизости от нее. Его обоняние мучил исходивший от нее особый ароматический запах.

Еще хуже было по ночам, когда близость ее тела временами грозила довести его до безрассудства. Он лихорадочно начинал соображать, кого он может назначить ей в качестве защитника себе на замену.

Двигаясь на юг, они сейчас очень удачно ловили лошадей. При таких темпах можно вести табун на рынок уже в июле. И это был бы повод отправить Кассандру домой. Но где оставить ее на юге в относительной безопасности? Да и пока, до июля, как ему держаться, постоянно ловя на себе ее взгляды, полные нежности и любви?

* * *

Она проснулась утром от того, что услышала, как Алекс разговаривает во сне. По его лицу скатывались капельки пота. Кассандра сразу же разбудила Никодемуса.

— У каждого, кто когда-нибудь жил на юго-востоке, бывают приступы лихорадки, — объяснил Никодемус. — У Алекса она длится день или два, а потом он снова в седле. Делай то, что я тебе сейчас скажу, и скоро он будет в порядке.

— Но я еще никогда…

— Ничего. Меняй воду в чашке на самую холодную из ручья, смачивай тряпку и протирай его тело.

— Все тело? — в голосе Кассандры прозвучал испуг.

— Представь себе, что он твой родственник.

Никодемус бросил ей чашку, кусок чистой материи и исчез.

Испуганная Кассандра встала на колени возле своего пациента.

А если Алекс умрет? Она быстро набрала воду и стала влажной тряпкой протирать ему лицо. Веки его дрогнули, и она сразу же отдернула руку. Похоже, эта процедура ему не очень нравилась. Сейчас он откроет глаза и отругает ее за то, что она к нему прикасается. Но он беспокойно заворочался на одеяле. И она приложила тряпку снова. Постепенно сон его становился спокойнее. Похоже, Никодемус был прав. Она перешла на шею и ту часть груди, которая не была прикрыта рубашкой. Затем снова вернулась к лицу. Может быть, следует снять рубашку?

Дрожащими пальцами Кассандра стала расстегивать рубашку. В это время он снова начал бредить, и она поскорее возобновила лечение, протирая теперь уже мускулистые плечи, грудь и живот. Что бы ни советовал ей Никодемус, на большее она не способна. Интересно, что сказала бы ей мать, если бы увидела сейчас, как она гладит мужское тело?

Она снова смочила тряпку в холодной воде и провела по его животу. Вдруг его мышцы напряглись.

— Иди сюда.

Кассандра с удивлением уставилась на его лицо.

— Иди сюда, моя любовь, — пробормотал он.

Его рука обняла ее за талию и притянула поближе к себе. Чашка с водой опрокинулась, а тряпка выпала из ее рук. Он прижал ее к себе так сильно, что она не могла пошевелиться, и нашел губами ее губы.

Прежде чем она успела испугаться, Кассандра почувствовала всю сладость его поцелуя, вкус его мягких и нежных губ, от которого по телу прокатился восторг. Она никогда не испытывала ничего подобного. Кассандра расслабилась и обняла его за шею.