Кэйтлин Битнер Рот - Строптивая красавица

Вулф вдруг вспомнил роковую ночь, когда была убита его мать, вспомнил общение с Малоуном на борту корабля, а потом Алану, которая стояла здесь, в Шотландии, напротив него, и лгала ему в глаза.

Он еще больше помрачнел. Его душило отчаянье.

– Не надо, Вулф… – начал было Старый Китаец, но силы оставили его, и он слабо махнул рукой, выпроваживая Вулфа из комнаты.

Вулф встревожился. Он боялся потерять наставника.

– Что вы хотели сказать? – спросил он, надеясь, что разговор продлит жизнь Старого Китайца.

«Уходи» – беззвучно проартикулировал наставник. Вулф поцеловал тыльную сторону его ладони и осторожно положил руку на кровать.

– Прощайте, сэр, – дрогнувшим голосом промолвил он. – Мне будет не хватать вас.

Вулф направился к выходу, но у двери остановился и, обернувшись, снова посмотрел на наставника. Он надеялся, что Старый Китаец договорит начатую фразу. Но Старый Китаец застыл, и его губы перестали шевелиться.

Сложив перед собой руки, Вулф поклонился, а затем вышел из комнаты, спустился на первый этаж и направился к пруду.

При его приближении пара белых лебедей поспешно уплыла к зарослям тростника. Прислонившись спиной к стволу дерева, Вулф стал размышлять над словами наставника. Старый Китаец считал его своим сыном. Комок подступил к горлу Вулфа. Неудивительно, что Старый Китаец не стал защищаться, когда Вулф грозил убить его. Вулф полез в карман и достал темно-зеленую коробочку, которую ему передала Алана.

Ожидание смерти Старого Китайца изматывало его. Вулф бросил взгляд на окна второго этажа, где находилась комната, в которой лежал умирающий. Вулфу было запрещено появляться там.

Тяжело вздохнув, он открыл коробочку. На черном бархате лежали серьга с гранатом и брошь, сплетенная из человеческих волос. Это были остриженные пряди его матери.

Вулфа вдруг обуяла ярость. Ему захотелось швырнуть темно-зеленую коробочку со всем содержимым в пруд. Но он не мог пошевелиться. Его как будто парализовало.

Внезапно по спине Вулфа пробежал холодок, ему показалось, что в шуме ветра он слышит голос наставника:

– Ожесточенное сердце все отторгает от себя, а мягкое сердце все пропускает через себя.

Вулф взглянул на окна. В этот момент он понял, что Старый Китаец завершил свой земной путь.

Вулф укладывал застывшее тело Старого Китайца на дрова, сложенные для погребального костра.

– Почему вы никого не позвали на помощь? – спросил подошедший к нему Эйден Фрейзер. – Почему стараетесь обходиться без нас?

– Я обещал Старому Китайцу отдать ему последние почести, как это положено, – процедил Вулф сквозь зубы, вытирая вспотевший лоб.

Эйден застонал.

– Вы не сможете долго управляться в одиночку! Рано или поздно вам придется кого-то впустить в свою жизнь, иначе скоро вы окажетесь на месте Старого Китайца.

Вулф молча продолжил свое занятие.

– Вам не кажется, что другие тоже хотят проститься с вашим другом? – спросил Эйден.

Вулф засопел и поднял глаза к небу, почувствовав, что сейчас заплачет. Он едва сдерживал слезы, из его груди рвался стон.

Эйден решительно подошел к нему и помог положить тело наставника на пирамиду дров.

– Жечь трупы – адское занятие, – пробормотал Вулф, вытирая лицо рукавом. – Мне оно не по нраву.

– В таком случае отдохните, придите немного в себя, а потом продолжим, – предложил Эйден. Они сели на одно из бревен. Уже смеркалось, на улице было сыро и холодно. – Старый Китаец неспроста пожелал, чтобы его тело кремировали. Огонь уничтожает злых духов, которые могут бродить по свету после смерти человека, если его похоронить в земле. И не только бродят, но и причиняют беды живым. Гордитесь тем, что вы оказываете своему другу высокую честь, кремируя его тело.

Вулф зажег спичку.

Вскоре дрова затрещали, объятые огнем. Сердце Вулфа пронзила острая боль.

Вокруг него молча сгрудились члены клана. Они крепко держались за руки и молились за Старого Китайца и за Вулфа. Пламя высокого костра устремилось к ночному небу, озаряя окрестности.

Мор скончался через месяц после смерти Старого Китайца. В течение трех дней после кончины главы клана церковные колокола звонили каждый час – днем и ночью. Мальчишки, получив по шесть пенсов за работу, разнесли весть о смерти Мора по всей округе.

У тела старейшины круглые сутки по очереди дежурили члены клана, поддерживая свои силы хорошим шотландским виски. Похороны Мора превратились в торжество, длившееся целую неделю. Это было роскошное пиршество с обилием еды, питья и музыки. Оно не запечатлелось в памяти Вулфа, потому что его мозг был затуманен спиртным. Вулф много пил, чтобы заглушить боль. Недосыпание еще больше заволакивало его сознание мутной пеленой, поселяя в нем хаос.

Когда поминки наконец закончились, Вулф ушел в себя. Он не желал ни с кем общаться, избегал даже Эйдена. Несколько недель Вулф прожил в самоизоляции.

Одинокими ночами он просыпался в холодном поту, искал и не находил рядом с собой возлюбленную, по которой тосковал. Запасы виски в подвале замка быстро таяли. Вулф не проявлял ни малейшего интереса к жизни, его тянуло только к бутылке с золотистой жидкостью. Обжигающее горло виски позволяло ему уйти от ненавистной действительности.

В сумерках Вулф забрел в кухню. Он был опухший, небритый, с тусклым взглядом. Не удосужившись присесть за стол, Вулф отрезал кусок мяса от приготовленной бараньей ноги и сунул его в рот.

Миссис Гатри закрыла книгу, которую читала, и сурово посмотрела на него.

– Может быть, выпьете чашку чая?

Вулф рассеянно огляделся.

– А где чайник? – буркнул он. – Кстати, какое сегодня число?

– Девятое октября. Вы живете здесь уже несколько месяцев и до сих пор не знаете, где стоит чайник?

Миссис Гатри прошла к буфету, достала чайник и со стуком поставила на стол.

– Можете наполнить его водой и поставить на плиту. Если, конечно, вы знаете, где взять воду.

Вулф бросил на миссис Гатри угрюмый взгляд.

– День уже заканчивается, а вы впервые высунули нос из своей комнаты, – проворчала она. – И вид у вас такой, как будто вы неделю не смыкали глаз.

Вулф не собирался оправдываться перед ней.

– Неужели вам не интересно, что творится за пределами вашей спальни?

Вулф взглянул в окно и увидел, что по стеклу растекаются капли дождя.

– Какое мне до этого дело?

– А такое, что надо вести достойный образ жизни, не пить до посинения и не показываться из своей комнаты впервые за сутки перед самым наступлением темноты.

– Хватит! – прорычал Вулф.

– Нет, не хватит, – отрезала миссис Гатри. – Вы должны взять себя в руки и вспомнить, какой пост вы занимаете. Я не справляюсь одна с ведением хозяйства. А Эйден не имеет права брать на себя обязанности главы клана. Но он вынужден вместо вас охранять наши земли и наводить на них порядок! Вы совершеннолетний мужчина, не хворый, не хилый, не изувеченный, поэтому должны исполнять свой долг перед кланом.

Вулф грохнул чайник на плиту.

– Я здесь не останусь!

– Я постоянно слышу это от вас, – проворчала миссис Гатри. – С первого дня пребывания здесь вы твердите одно и то же. Если бы вы действительно хотели уехать, то давно бы сделали это. Вы занимаетесь самообманом, и это вредит вам. Вы пытаетесь убежать от жизни, прячетесь от нее в алкоголь. Я теряю к вам уважение, Вулф, потому что вы не исполняете своих обязанностей.

В дверь черного хода постучали, и Вулф вздрогнул от неожиданности.

– Кто бы это мог быть? – проворчал он.

Быстро подойдя к двери, он распахнул ее. На пороге стояла маленькая, седенькая женщина. В одной руке она держала старую потертую трость, а в другой – корзину с мокрыми от дождя яйцами. Ее голову и плечи покрывал большой выцветший коричневый платок, который был слабой защитой от непогоды. Вулф посторонился, чтобы впустить старушку, но она не двинулась с места, протянув ему корзинку.

– В моем доме течет крыша, сэр, ее нужно бы починить, – прошамкала старушка.

Вулф взглянул на грязные, в курином помете яйца, некоторые из них были треснувшими.

– А при чем здесь яйца? – спросил Вулф.

Старушка смутилась.

– Это подарок вам, сэр, за… за ремонт крыши.

Тяжело вздохнув, Вулф взял ветхую корзинку и небрежно поставил ее на край стола. Она накренилась, грозя перевернуться. Но тут подоспела миссис Гатри. Однако одно яйцо все же упало на пол и разбилось.

Старушка еще больше сконфузилась и поправила костлявыми дрожащими пальцами дырявую шаль на груди.

– Ну, я пойду…

У Вулфа сжалось сердце. Старушка повернулась и пошла прочь. На улице лил проливной дождь.

– Проклятье… – пробормотал Вулф и, догнав ее, схватил за хрупкое плечо.

Старушка подняла на него взгляд, исполненный достоинства.

– Когда-нибудь вы состаритесь и останетесь в одиночестве, сэр, – произнесла она. – Вы превратитесь в немощного, беспомощного старика. И, возможно, у вас будет нечем, кроме куриных яиц, заплатить людям за услугу. Вот тогда вы вспомните меня, и вам станет стыдно!

Она исчезла в ночи.

Промокший Вулф вернулся в дом, и миссис Гатри накинулась на него.

– Хватит! Мне надоели ваше хамство и жалость к себе! Что вы творите, Вулф? Опомнитесь! – Она направилась к двери. – Вы ведете себя как ваш отец, он тоже много пил. Вы бросили бедную девушку в трудной ситуации. Она осталась совершенно одна, как когда-то ваша несчастная матушка. Все, я умываю руки! Я ухожу!

Слова миссис Гатри поразили Вулфа.

– Почему вы назвали мою мать несчастной?

Миссис Гатри замерла у двери.

– Потому что ваш отец беспробудно пил, как вы сейчас. И это навлекло на вашу семью беды.