– Да какая разница, лишь бы разговорить ее! Ох, Таня, какая ты нерешительная...

– Ладно, я попробую, – мрачно сказала я. – Хотя однажды у меня это уже не получилось.

Я была почти уверена, что и на сей раз у меня ничего не выйдет. Но мысли о Шурочке не давали мне покоя, я хотела ее увидеть – страстно, нестерпимо, словно предмет своего обожания.

* * *

Я позвонила ей в воскресенье утром, и, на мое счастье, она была дома.

– А, Таня, – покровительственным, ласковым голосом произнесла она. – Все-таки решила мне позвонить... Как у тебя дела?

– Очень плохо, – тоскливо ответила я. – Так плохо, что просто умереть хочется. Милая, милая Шурочка, давай где-нибудь встретимся, поболтаем. Может быть, ты хоть немного сумеешь меня развеселить!

– Вообще-то у меня были кое-какие планы на сегодня, – снисходительно заявила она, – но раз ты просишь...

Мы договорились о встрече.

Кажется, она поверила, что я действительно нуждаюсь сейчас в ее дружеской поддержке. Похоже, она действительно согласилась встретиться со мной лишь для того, чтобы упиться видом моих мук. Или я безнадежно заблуждалась...

Я надела золотистое платье, всунула ноги в золотистые лодочки, тщательно уложила волосы и изобразила на своем лице с помощью косметики нечто праздничное и утонченное, какие-то летние мотивы рекламы «Веронезе», которая, кстати, уже давно не шла по телевидению, но зато, я была уверена, очень хорошо отпечаталась в завистливой Шурочкиной памяти. Я собиралась на встречу с Шурочкой с такой самозабвенностью, словно спешила на свидание к возлюбленному. Я волновалась и трепетала, будто от предстоящего разговора зависела вся моя дальнейшая жизнь. Хотя, может быть, так оно и было.

Мы договорились встретиться на Чистых прудах, где когда-то зимой гуляли с Алексеем. Теперь бульвар было не узнать – все сияло в ярком майском свете, едва шелестела молодая сочная листва, еще не успевшая запылиться, на лавочках гроздьями сидели компании молодежи, пиво лилось рекой, и малообеспеченные старушки едва успевали собирать бутылки, вопили дети на детской площадке. Все дышало жизнью, солнцем, предчувствием праздника, хотя все главные календарные праздники были уже позади.

Шурочка стояла возле памятника Грибоедову и листала какой-то дамский журнал. На ней был прелестно скроенный летний костюмчик оливкового цвета, она щурилась на солнце и слегка улыбалась тому, что читала. Весь ее непринужденно-уверенный, элегантный вид говорил о том, что она вполне счастлива и довольна жизнью. «Если бы знать точно!» – мелькнула у меня в голове мысль, но отступать было поздно.

Я осторожно подкралась к ней сзади и схватила ее за руку.

– А вот и я! – закричала я весело. Наверное, Шурочка ожидала чего-то иного – слез, тоскливого лица, жалоб на жизнь, она ошеломленно уставилась на меня, покачиваясь на одной ноге, – я успела развернуть ее, словно в танце.

– Но Таня... – пролепетала она растерянно. – Что за шутки, ты меня напугала!

– Очень хорошо! – сказала я. – Сегодня необыкновенный день, такая погода...

– Вот человек – а ведь только что по телефону умирала, – с неприязнью заметила она, подвергая тщательному анализу мой внешний вид – платье, туфельки, весенние краски на лице. – Знала бы – ни за что не купилась бы на твою провокацию.

– Нет-нет-нет! – энергично запротестовала я. – Мне с тобой просто необходимо было встретиться, дорогуша! Есть одно важное, очень важное дело...

В лице у нее что-то промелькнуло – так облачко пробегает по чистому летнему небу, на миг закрывая солнце. Через мгновение она была по-прежнему собранной и высокомерной.

– Что за дело? Кстати, Танюша, ты похудела еще больше... А где твои знаменитые веснушки, все-таки окончательно их вывела? Но это глупо и некстати, оригинальность теперь в большой моде.

Опять эта странная манера унижать меня под прикрытием дружеского совета!

– Здесь рядом летнее кафе, посидим там?

Возле метро действительно было кафе. Мы взяли себе по стаканчику газировки и расположились за плетеными столиками.

– Что за дело, рассказывай... Ты, верно, наконец решила продать мне тот розовый костюм?

– Недавно была у нас в школе – все по-старому, болтала с Флорой Лаврентьевной, – начала я издалека.

– Ну и что?

– Тебя вспоминали, Сержа...

– Флора Лаврентьевна – старая дура, – довольно грубо заявила Шурочка. – Или она имеет какое-то отношение к твоему делу?

– Некоторым образом – безусловно... Да, что-то я совсем невежливой стала – забыла спросить: как у тебя-то дела?

Шурочка ослепительно улыбнулась, положив ногу на ногу. Сидящий за соседним столиком восточного вида мужчина послал ей воздушный поцелуй – она засмеялась, отмахнулась с досадой и одновременно польщенно.

– Отлично.

– Я рада за тебя. Неужели нашла для Витюшки отца? Шурочка, тридцать лет скоро, пора хотя бы формально разок побывать замужем!

Я подшучивала над ней, говорила с откровенной насмешкой, но для моей собеседницы, похоже, все было всерьез – она побледнела и нахмурилась.

– Шурочка, не морщи лоб! – с притворным испугом воскликнула я. – Будут морщины! Вон, возле глаз, – я нагнулась, пристально вглядываясь в ее лицо, – «гусиные лапки» стали еще заметнее. Ты каким кремом пользуешься?

Шурочка менялась на глазах – она покраснела, победная улыбка исчезла с ее губ. Я пользовалась самыми дурацкими, дешевыми приемами и даже не ожидала, что они так на нее подействуют. Впрочем, она сама любила бить ниже пояса.

– Да какая разница! – с досадой воскликнула она. – Так что у тебя случилось?

– Я наняла частного детектива, – официально заявила я.

– Кого?

– Частного детектива. Очень милый молодой человек. – Ожидающий результатов моего блефа, Алексей, наверное, икнул от моих заочных комплиментов.

– Зачем? – нахмурившись, спросила Шурочка – неясная тревога тенью легла на ее личико.

– Шурочка, а ты ведь меня обманула. Ты всех обманула...

– Я не понимаю, какая-то ерунда...

– Мой детектив ездил к Сержу, их разговор запечатлен на видеокамеру.

Пластиковый стаканчик с газировкой опрокинулся. Темная жидкость, пузырясь и шипя, потекла со стола на оливковый костюм.

– Что за черт! – Шурочка схватилась за салфетку, руки у нее дрожали. – Танеева, ты сумасшедшая!

– Дорогуша, ведь это ты подтолкнула Сержа на убийство, сам он ни за что бы не взял в руки нож.

– Он что, в этом признался? Да кто поверит психу...

– Помнишь, зимой я спросила – за что ты меня ненавидишь, почему завидуешь? И ты ответила, что я ошибаюсь, что это я скорее должна тебе завидовать. Шурочка, милая, ты лгала. Если раньше, в юности, ты меня просто терпеть не могла, ограничиваясь словесными унижениями, – холодно, спокойно говорила я, – то теперь ты перешла ко вполне конкретным действиям уголовного характера.

– Чушь, бред...

– Сначала ты пыталась разлучить меня с Митей, влюбить его в себя – о, как мне должно было быть больно от измены возлюбленного! Но у тебя ничего не получилось, и ты решила свести меня с Сержем, больным, несчастным шизофреником. Прекрасная месть – Таня Танеева бросает доброго, нормального Митю и связывается с сумасшедшим, совершенно ни о чем не догадываясь... Ты знала, что Мельников болен, именно из-за этого вы когда-то расстались, хотя в последнем разговоре ты и пыталась меня убедить, что причиной вашего разрыва был твой новый роман. Неправда, все неправда! Флора Лаврентьевна подтвердила.

– Ну и что! – ответила моя бывшая одноклассница, тщетно пытаясь оттереть подол своей юбки. – Ну и что, что знала... Это еще ничего не значит! Серж был не такой уж ненормальный. Я просто хотела, чтобы он был счастлив – с тобой, ведь ты его всю жизнь любила. Вы вполне сносно могли бы существовать рядом...

– Я любила его в юности. Нежное чувство испарилось со временем без следа, оставив лишь печальные и светлые воспоминания, ле нюаж...

– Что?

– А ты, милочка, пыталась мне внушить, что я до сих пор люблю его. О, как ты злилась и горячилась, доказывая мне это... А когда я окончательно решила разорвать с Сержем всякие отношения, ты толкнула его на убийство.

– Я? – Она засмеялась, уже не бледная, а какая-то серая. – Это ты подтолкнула Сержа, это из-за тебя он убил Митю...

– Глупость, незнание и легкомыслие... Нет, я не снимаю с себя вины, но у тебя, моя славная, рыльце тоже в пушку. Никакая эпиляция не поможет!

– Бред, демагогия... – Она скомкала салфетку и отбросила ее далеко в сторону. – Ты ничего не сможешь доказать.

– Возможно, – согласно кивнула я. – Наша система правосудия далеко не так совершенна, хорошие адвокаты способны на чудеса, Серж сидит в дурдоме, и никто с ним не будет возиться, суд учтет смягчающие обстоятельства и ограничится условным наказанием. Ах, Шурочка, даже при самом неблагоприятном для тебя раскладе дел ты скорее всего выйдешь сухой из воды...

– Тогда ради чего стараться, нанимать детектива, сотрясать воздух? – криво улыбнулась она.

– Для того, чтобы хотя бы я одна знала правду. Дорогуша, закона ты можешь не бояться, но... ты должна бояться меня.

– Тебя? Ты хочешь меня наказать?

– А мне, милочка, терять совершенно нечего! – рассмеялась я беззаботно и весело – Шурочка вся съежилась, услышав мой смех. Конечно, внутри у меня бурлило и кипело, но я призвала на помощь всю свою выдержку и актерское мастерство, чтобы эта женщина испугалась меня и поверила, что я могу пойти на все.

– Что ты хочешь? – спросила она.

– Я хочу знать всю правду. Искреннее и чистосердечное признание смягчает участь подсудимого.

– Зачем? Ты же и так все знаешь, у тебя даже детектив есть...

– А мотив? А всевозможные мелочи, которые особой роли не играют, но без которых так скучно?

– Скучно? Хорошее ты слово подобрала...

– И потом, Шурочка, разве тебе не хочется облегчить душу, рассказать мне всю правду, выплеснуть то, что давно бродило у тебя в душе, сорвать маску, исповедаться? И кому – именно мне, той, которая... Только представь себе это блаженство! Погоди, я еще закажу газировки...