Джейн Харвей-Беррик - Становление Себастьяна

― И есть мотель «6» в Сан Исидро за пятьдесят долларов в сутки. Это может быть последним пристанищем, в случае необходимости.

Лицо Себастьяна стало мрачным.

― У меня есть почти семьсот долларов. Этого хватит оплатить еще один месяц, плюс вода и бензин.

Может, он может читать мои мысли.

Я погладила его щеку.

― Я не могу взять твои деньги.

― Да, ты можешь! Я хочу этого, Каро. Позволь мне помочь тебе. Я хочу позаботиться о тебе. Все, что мое....

Я приложила палец к его губам. Мне невыносимо было слышать отчаяние в его голосе, пока он пытался заботиться обо мне, как мужчина о женщине.

Он поцеловал мой палец и убрал мою руку от своего рта.

― Ты должна пойти к адвокату, Каро. Забрать половину того, что есть у этого ублюдка.

Я покачала головой.

― Нет, Себастьян, я не буду делать это.

― Почему, нет? ― сказал он порывисто. ― Ты заслуживаешь...

Я осторожно прервала его.

― Я не хочу ничего, что принадлежит ему. Ты понимаешь? Ничего. Но есть еще одна причина... Если я буду судиться с ним, я боюсь, что он узнает о нас. Я знаю его: он будет копать и копать, и копать, пока не найдет причину, почему я оставила его после всего этого времени. Его эго будет требовать, что есть причина кроме... кроме него самого. И затем он уничтожит меня.

Я могла чувствовать, что тело Себастьяна напряглось, ― все его мышцы были твердыми, и он едва сдерживал свой нрав. Он притянул меня крепче к своей груди, его руки дрожали, но он не говорил. Он зарылся лицом в мою шею, и мы обнимали друг друга всю ночь напролет.

Я гладила его спину, и постепенно его тело начало расслабляться, его дыхание становилось глубже.

Я не могла спать, но радовалась, что Себастьян уснул. Я слушала его тихое дыхание, и смотрела, как его лицо становилось расслабленным и умиротворенным. Я чувствовала, что вина обрушивалась на меня, когда я смотрела на него ― он такой красивый, такой милый и молодой. Все что он делал ― это любил меня, и теперь он был в опасности быть уничтоженным паводковыми водами моего неудавшегося брака.

Правильным для меня было бы тихо уехать и направиться в Нью-Йорк, чтобы мы с Дэвидом достойно могли провести наш развод, ― я надеялась на это, ― и мои отношения с Себастьяном могли остаться скрытыми. Как только ему исполнится восемнадцать, и меня уже здесь не будет, он мог бы сбежать. Люди будут говорить и возможно догадаются о правде, но у них не будет доказательств, и мы будем в безопасности.

Но кое-что удерживало меня от этого решения: первое, я знала, что Себастьян никогда не согласится на это, и будет еще одна ссора, и второе, я чувствовала ответственность за его хрупкую душу и не хотела оставлять его незащищенным.

Я знала, что Ширли и Митч присмотрят за ним, они и так заботились о нем как о сыне, но у них не было власти защитить его от желаний Дональда и Эстель. И ко всему прочему Дональд был одним из них ― частью военной семьи. Это работало в двух направлениях. Военные присматривали дуг за другом, но при этом существовал другой закон: не лезть в чужое дело.

Я не думала, что Митч захочет идти по этому пути ― это будет концом его карьеры. Если бы Себастьян был моложе, то возможно, но не сейчас, когда ему почти восемнадцать, возраст совершеннолетия и выхода из-под родительской опеки.

Поэтому мой план был такой: провести несколько дней в поисках комнаты, затем набраться мужества, чтобы сказать Дэвиду, что ухожу от него.

Я достаточно хорошо знала своего мужа, и была уверена, что он будет чувствовать вину за сегодняшний несчастный случай, и поэтому будет вести себя тихо несколько дней, в которых я нуждалась.

По крайней мере, на это я и надеялась.

На рассвете я осторожно потрясла Себастьяна, чтобы он проснулся.

Всю ночь я прислушивалась, не вернулся ли Дэвид, но дом оставался в тишине, а наша связь в тайне.

Он зевнул и потянулся, одарив меня самой ослепительной улыбкой.

― Боже, я люблю просыпаться с тобой, Каро. Я хочу делать это всю оставшуюся жизнь.

От его слов у меня болезненно сжалось сердце. Я отчаянно хотела верить ему.

Затем его улыбка увяла, и я увидела, что он вспомнил про ожоги. Он нахмурился.

― Как ты? Как твои ноги?

― Не так уж плохо. На самом деле лучше.

В действительности они болели больше, чем немного, особенно когда я сгибала колени, но ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Хуже всего выглядела верхняя часть правой ступни, и было очень больно. Проведя небольшой осмотр, я почувствовала, что она покрылась волдырями за ночь. Скорее всего, будет адски больно надевать любую обувь, даже шлепанцы будут натирать.

Он подозрительно посмотрел на меня.

― Правда?

― Конечно, ― сказала я, не встречаясь с его взглядом и выпрямляясь.

Он вытянул руку и притянул меня назад, заставляя посмотреть на него.

― Правда?

― Моя правая нога немного болит, ― призналась я. ― Мне просто нужно заклеить пластырем, вот и все.

На это раз он позволил мне встать с кровати и лег, наблюдая за мной.

Я ничего не могла поделать и заметила, что он стянул джинсы ночью и был одет только в футболку и боксеры ― из которых четко проявлялась большая выпуклость. И хотя мое тело сразу начало покалывать, я была не в настроении заниматься чем-то подобным, что Себастьян, казалось, даже не осознавал. Возможно, он просыпался так каждое утро. Я улыбнулась про себя, обдумывая, что в ближайшее время буду в состоянии ответить на этот вопрос.

Когда я вернулась из ванной, он был полностью одет. Он даже заправил кровать.

Я прокралась вниз, проверяя, что возвращение Дэвида нам не угрожало. У нас будет около двух минут, прежде чем мы услышим его машину снаружи ― достаточно времени, чтобы Себастьян мог прошмыгнуть через заднюю дверь. Я бы хотела сделать завтрак для него, но была вероятность, что Дэвид скоро вернется, чтобы переодеться.

Мы стояли на кухне и обнимались, поддерживая друг друга, ― так много ключевых событий происходило в наших жизнях.

― Я буду скучать по тебе каждую минуту, ― сказал он нежно.

Я выдохнула в его грудь.

― Встретимся в парке в девять?

― Да, ― сказал он непринужденно.

И затем настало время ему уйти. Мне казалось, что всегда наступало время для него уходить. Я знала, что он чувствовал то же самое.

Но Дэвид не вернулся. Вместо этого я провела часы до встречи с Себастьяном, слоняясь по пустому дому и проводя пальцами по старой знакомой мебели, и в моей голове крутились старые воспоминания.

Я решала, что возьму с собой из этого дома. Этого было немного: моя одежда, украшения, которые отец подарил мне, мой старый лэптоп, несколько книг и любимые диски, которые уже были в машине. Я была счастлива, что уродливый свадебный фарфор, который подарили нам родители, по выбору моей мамы, останется у Дэвида. Было не так много всего за одиннадцать лет брака, но с новой жизнью, которая ждала меня впереди, мне было плевать. Это говорило само за себя.

Когда я все еще жила в северной Каролине, мы с несколькими друзьями выпивали вечером и играли в игру, какие бы три вещи мы спасли из дома при пожаре. Одна женщина, которую я не очень хорошо знала, сказала, и я запомнила это очень хорошо: «Мою собаку, мою сумку и мой свадебный альбом».

― Что насчет твоего мужа? ― спросили мы, смеясь.

― Он может позаботиться о себе сам, ― ответила она.

Я делала только одно, прежде чем покинула дом, ― я просматривала сайты и искала, кто сдает комнаты, составив список пяти мест, которые нужно было посмотреть. Меня не заботило, какой была комната, если она была дешевой и выглядела опрятно. Я не собиралась задерживаться там надолго.

Несмотря на недостаток сна, я чувствовала, как во мне бурлит беспокойная энергия. Я приняла свое решение и сейчас была готова взять свою жизнь в свои же руки. Последний месяц пролетел, но ближайшие несколько дней казались ужасно долгими.

Я направилась в ванную и, стиснув зубы, приняла холодный душ, который жалил мою сверхчувствительную кожу. Все ожоги выглядели ужасно, но меня беспокоили только ступни. Я порылась в шкафу и в конечном итоге нашла пару длинных свободных штанов и какие-то старые кроссовки, которые носить было терпимо, когда я сделала марлевую повязку, чтобы прикрыть большой волдырь. Не самый мой элегантный наряд, но, черт побери, Себастьяна это не заботило. И это все, что имело значение.

Он ждал меня, конечно же, день становился лучше от его присутствия рядом.

― Как ты? ― снова спросил он, с тревогой вглядываясь в мое лицо.

― Я... на удивление хорошо, ― сказала я честно.

Он улыбнулся своей красивой улыбкой, и я увидела, что его плечи расслабились.

― Как ты? ― улыбнулась я в ответ. ― Голоден?

― Да, ужасно голоден!

― Ты снова пропустил завтрак? ― спросила я.

Он уныло улыбнулся.

― Да.

― Почему?

Он пожал плечами.

― Дома не было еды.

Я чувствовала себя плохо из-за этого, зная, что отпустила его голодным.

― Это... всегда так?

Он продолжал пялиться в окно.

― Наверное. Хотя сейчас стало хуже. Они все время ругаются. Я не знаю, почему они еще не разошлись ― и, черт побери, это точно не из-за меня. Возможно, чтобы защитить свою репутацию ― как будто это вообще возможно. Боже, я не могу дождаться момента, когда уеду от них.

Я вытянула руку и нежно сжала его бедро. Он опустил взгляд, и мгновение спустя осторожно переплел свои пальцы с моими.

― Я подумала, что мы можем поехать в нашу кофейню, ― сказала я тихо.

Он все еще смотрел на наши сплетенные руки, когда ответил:

― Да, это будет хорошо.