Диана Чемберлен - Спасительный свет

– Это ее порадовало бы, – он вручил Хелен чек. – Я думаю, больше всего она боялась оказаться забытой.

Когда он вернулся домой, его встретил грохот музыки Лейси, доносящийся сверху. Но сначала он зашел в кабинет, чтобы позвонить Ноле.

– У меня есть кое-какие новости, – произнес он в трубку, – и они вряд ли тебе понравятся. Соберись с силами, хорошо?

– В чем дело, дорогой?

– Я ухожу из комитета спасения маяка.

В трубке надолго повисло молчание, потом Нола заговорила.

– Ты шутишь.

– Нет.

– Алек, ради Бога, почему ты?

– Я не могу объяснить тебе это, Нола. Назначаю тебя новым председателем комитета и желаю всем вам удачи, и чтобы ваши усилия увенчались успехом.

– Постой! Ты не смеешь просто так взять и все бросить. Ты должен как-то с нами объясниться, Алек. По-моему, это естественно, тебе так не кажется? Что я скажу остальным?

Его пальцы перебирали шелковистый голубой бант на подарке Лейси.

– Скажи, что на меня снизошло прозрение, – произнес Алек. – Скажи им, что я избавился от иллюзий.

Взяв коробку, он поднялся наверх и постучался в комнату Лейси. Она взвизгнула:

– Пока не заходи, пап!

– Что случилось?

– Ничего, я не одета. Одну секунду!

Алек слышал, как она лихорадочно суетится у себя в комнате, и попытался себе представить, что он обнаружит, когда его наконец впустят.

Лейси открыла дверь через пару минут. Она была одета как обычно: в шорты и футболку, а волосы убраны под широкополую соломенную шляпу.

– Зачем эта шляпа? – спросил он.

– Просто так, – Лейси явно была слегка взбудоражена. Она посмотрела на коробку в руках Алека: – Что это?

– Очень запоздавший подарок на день рождения. Она взяла коробку и села на кровать, а он наблюдал за ней, прислонившись к дверному косяку. Она, закусив губу, сняла крышку.

– Ах! – Лейси открыла рот от изумления. – Это потрясающе, папа!

Она извлекла куклу из папиросной бумаги и прикоснулась к ее волосам.

– Рыжая, – она посмотрела на Алека. – Где вообще ты смог отыскать куклу с рыжими волосами?

Он пожал плечами и напустил на себя таинственный вид.

Лейси встала и посадила куклу в центре полки над комодом, как раз под афишей с длинноволосым головорезом в кожаной безрукавке.

– Знаешь, – в ее голосе вдруг послышалась робость, – у меня тоже есть кое-что, что я хочу показать тебе. Ты будешь потрясен, папа.

Алек улыбнулся и сложил руки на груди:

– Видишь ли, Лейси, я думаю, меня сейчас трудно чем-нибудь удивить. Что ты хочешь показать мне?

Она, не отрывая взгляда от него, медленно сняла шляпу, обнажая очень короткие рыжие кудряшки. Она срезала каждое пятнышко черного, оставив на голове очень мало волос, но все они были рыжие.

– О Лейс, это прекрасно! – воскликнул Алек. Он привлек ее к себе, и она покорно замерла у него на груди. Он обнимал ее, прижимаясь щекой к влажным кудряшкам, вдыхая чистый, сладкий запах ее волос.

Однажды ему придется рассказать ей правду о том, кто ее настоящий отец. Когда-нибудь придется рассказать об этом и Тому. Но не сейчас. Сейчас она была его дочерью.

Так ли уж безболезненно разрушать брак?

Оливия выбралась из постели, сознавая, что ни разу не подумала о Поле с тех пор, как он покинул ее дом накануне вечером. Конечно, вчера вечером она работала допоздна, гораздо позже, чем должна была, отдавая пациентам все свое время и внимание. Она работала до тех пор, пока у нее совсем не кончились силы, и уработалась настолько, что не сомневалась: она уснет, едва добравшись до постели, – сразу же и без сновидений.

Теперь, приняв душ и высушив волосы, она подумала, что специально не допускала в голову мыслей о Поле, как будто, если бы она позволила им появиться, позволила охватить себя, они могли бы раздавить ее.

Однако она думала об Алеке. У нее был выходной, и она занялась домашней работой, прислушиваясь, не звонит ли телефон, и желая, чтоб Алек позвонил. Она сама не станет звонить ему еще раз. Ему необходимо время, чтобы разобраться в самом себе.

Около полудня она неохотно отправилась в магазин. Через час, свернув на свою улицу с двумя пакетами продуктов, она заметила Алека, стоявшего на пирсе за ее домом. Хотя он находился в трех-четырех домах от нее, его ничто не загораживало, и она остановила машину, чтобы понаблюдать за ним. Он стоял, прислонившись к перилам, из-под руки глядя на залив. Она почувствовала, как ее переполняет болезненная нежность. Каким ужасающим был для него, должно быть, вчерашний день. Те поразительные подробности, которые она узнала о своем муже, не шли ни в какое сравнение с тем, что Алек узнал о своей жене.

Она поехала дальше, и он, должно быть, услышал, как она подъезжает, потому что, когда она начала выгружать продукты из машины, он подошел, чтобы помочь ей.

– Я рада тебя видеть, – она смотрела на него через крышу автомобиля. – Я не была уверена, что ты позвонишь, и не хотела тебя беспокоить.

– А я думал, что рискую, приходя сюда, – он взял пакеты с продуктами. – Тут мог оказаться Пол, а я еще не готов к встрече с ним, – он остановился, не дойдя до входной двери. – Его ведь здесь нет, правда?

– Нет, – она отперла дверь. – Заходи.

Он прошел следом за ней на кухню и поставил пакеты на стол.

– Итак, – он глянул на нее, когда они начали выгружать продукты, – ты поговорила с ним?

Она поставила в холодильник пакет молока и вернулась к столу, опершись на него руками и чуть подавшись вперед:

– Он заходил вчера вечером. У него был извиняющийся вид побитой собаки, и из него буквально сочилось раскаяние, – она услышала издевку в собственном тоне и подумала, кажется ли она Алеку такой же безжалостной, как самой себе? – Он сказал, что был дураком. Вчера он разбил все кассеты с интервью Энни и сжег все ее фотографии, – она покачала головой. – Похоже, он никогда не потеряет своей склонности к драматическим представлениям. Я рассказала ему о ребенке, и если бы чувство вины могло убивать, у меня на руках вчера оказался бы труп, – она печально улыбнулась. – Он сказал, что хочет, чтобы мы снова были вместе, что мы должны попытаться наладить наши отношения ради ребенка, но я лишь… – Ее голос, к собственному удивлению, сорвался, и она отвернулась от Алека.

– Все нормально, Оливия, – тихо произнес он. – Не держи это в себе.

Она покачала головой.

– Но я не расстроена. – Слезы наполнили ее глаза, и она смахнула их пальцами. – На самом деле, нет.

Алек протянул к ней руку. Его пальцы скользнули вокруг ее шеи, и Оливия, закрыв глаза, позволила ему обнять себя.

Он не разжимал объятий, позволяя ей выплакаться, и не говорил пошлостей, не произносил фальшивых слов утешения, как будто зная, что единственное лекарство – это ее слезы.

– Я порвала с ним, – сказала она ему в плечо. – Все кончено. Я больше не люблю Пола. И, думаю, уже давно.

Она замолчала, получая удовольствие от близости его тела и зная, что это именно то место, где ей хочется быть. Она соединила руки у Алека за спиной.

– Должно быть, вчерашний день для тебя был ужасен.

– Да.

– Хочешь поговорить об этом?

– Когда-нибудь. Но не сейчас.

– Мери Пур точно знала, что делает, как ты думаешь?

– Да, – Алек мягко отстранился от нее, – именно так.

Он взял со стола йогурт и творог и понес все это к холодильнику. Когда он наклонился к нижней полке, она заметила, что на его руке нет обручального кольца. На загорелом пальце от него осталась полоска белой кожи.

Он выпрямился, его взгляд упал на окно над мойкой.

– А где витраж Энни, павлинье перо? – спросил он.

– А, я разбила его в тот вечер, когда Пол сказал мне, что они с Энни… – она оборвала себя и посмотрела в окно, пытаясь сообразить, как закончить фразу, не говоря слишком много.

Но Алек закончил за нее:

– В тот вечер, когда он сказал тебе, что они с Энни занимались любовью.

Она пораженная посмотрела на него:

– Откуда ты знаешь?

– С тех пор, как вы переехали сюда, это было только один раз?

– Насколько я знаю.

– Как раз перед Рождеством, верно? – Да, но откуда…

– Я понял это вчера ночью. Весь вечер я провел, сопоставляя факты. Свидетельств ее лжи было множество, но я не замечал ничего, потому что мне и в голову не приходило что-то подозревать, – он прислонился спиной к холодильнику. – Однажды вечером перед самым Рождеством она пришла домой из студии очень поздно и была очень расстроена. У нее под кожей на руке застряла стеклянная заноза, и она не могла сама ее вытащить. Я помог ей, а она все время плакала. А затем, перед тем, как укладываться спать, она захотела принять ванну, сказала, что это поможет ей расслабиться. Но теперь я думаю, что перед тем, как лечь со мной в постель, она хотела смыть с себя прикосновения Пола.

Он опустил глаза, и Оливия закусила губу.

– Когда вчера вечером я думал об этом, когда сопоставлял факты, я понял, что в тот вечер между ней и Полом что-то должно было произойти. Но я надеялся, что, может быть, они все-таки не… – он посмотрел на Оливию. – Но они все-таки сделали это. Я имею в виду, – он грустно улыбнулся, – ведь это не то, что он пытался заставить ее, а она непреклонно отказывалась?

Оливия ответила ему грустной улыбкой: – Пол сказал, что это было… взаимно.

– Я не думал, что ты знаешь, Оливия. Я решил, что если бы ты знала, то непременно бросила бы мне это в лицо, когда я обвинял тебя в том, что ты менее честный человек, чем Энни.

– Я думала об этом, но не хотела причинять тебе боль.

Он шагнул к ней, обхватил ее голову ладонями и нежно поцеловал в лоб.

– Спасибо, – сказал он. – Не думаю, что я бы выдержал тогда подобную новость, – он опустил руки на ее талию и вздохнул. – Теперь я должен решить, когда и как рассказать моей маленькой девочке о том, что ее настоящий отец – Том.